втереться в доверие, как его учили еще в школе милиции. Вадим нервно дергал головой, один раз быстро взглянул на Дениса, потом скользнул взглядом по сержанту и уставился в пол, шумно задышав. К такому не подойдешь, у него уже все на лице написано, можно и не спрашивать.
– Вы утверждаете, что Осина и Королева по предварительному сговору организовали покушение на убийство Трощука. Так написано в ваших показаниях, все верно? – спросил Денис, Вадим не пошевелился, превратившись в уродливую скульптуру.
– Я все рассказал и от показаний не отказываюсь, – прохрипел он в ответ.
– А мне видится, что имел место оговор. Вы сообщаете о событиях, которые случились уже после того, как вам определили меру пресечения и посадили в СИЗО. Каким образом вы смогли узнать о планах Осиной и Королевой, а главное, как две женщины смогли достать взрывчатку, собрать бомбу и незаметно установить ее в жилом доме, не имея ни навыков, ни связей? – Денис подождал, но парень молчал, не двигаясь. – Вот вы сообщаете, что гражданками Осиной и Королевой неоднократно были высказаны вслух призывы привлечь по закону следователей Трощука и Канаева за беспредел. Вы считаете, что подобные фразы могут свидетельствовать о готовящемся покушении? У меня есть и другие показания участников вашей группы, например, Романа Григорьева или Олега Константинова, которые, также, как и вы, находясь под арестом в СИЗО, дают совершенно другие показания на гражданку Осину и гражданку Королеву. Они характеризуют их, как исключительно порядочных и честных людей, а также подтверждают указанную вами фразу о привлечении к ответственности следователей, но господа Григорьев и Константинов отрицают, что эти девушки могли бы пойти на преступление. Скажите, Вадим, зачем вы оговорили Марию и Полину? Они же к вам очень хорошо относятся, а Мария даже влюблена в вас?
– Да что вы можете понимать?! – взревел Вадим, сержант посмотрел на него, но не стал отвлекаться от фильма. – А может, я просто жить хочу?! Понимаете, жить! Что этим дурочкам будет? Дело все равно рассыплется, а я жить хочу, очень хочу. Вы не знаете, как это, когда вас постоянно избивают, просто так, потому, что ты еще дышишь! Откуда вам это знать, вы только и умеете, что бить, бить, бить!
Денис подождал, пока он успокоится и затихнет. Вадим минут пять отпускал в его адрес разные ругательства, так и ни разу не подняв глаза.
– Не стоит давить на жалость, Вадим Олегович, – сухо сказал Денис. – Если вы хотите заявить о пытках и насилии, то я готов принять ваши показания и помочь. Не хотите, что ж, ваше дело, но, я хочу вам объяснить главное, то, что вам, наверное, непонятно – вас никто не выпустит за то, что вы сдадите всех своих друзей, оговорите их, напишите сотни доносов. Вам это не поможет. Вы предали своих друзей, вы предали девушку, которая вас любит, и вам с этим жить, а жить вы будете, не сомневайтесь. Никто убивать вас не собирается. Я хотел, чтобы вы знали это. У меня остался еще один вопрос, знаете ли вы этого человека?
Денис открыл папку и вынул фотографию майора СБ в парадном кителе, сияющего, с почетной грамотой в руках. Вадим резко взглянул на фотографию и часто замотал головой.
– Не узнаете, правда? А ведь это Канаев Игорь Валерьевич, майор СБ, он вел ваше дело совместно с Трощуком. И вы его не знаете? Это странно, ведь он принимал у вас ваши показания. Ну как, не вспомнили?
– Я никогда не видел этого человека, – сказал Вадим, чеканя слова, как школьник на линейке.
– Хорошо, а вы узнаете себя и ваших друзей? – спросил Денис, открывая на планшете фотографии. Среди множества молодых лиц можно было легко узнать и Машу с Полиной, и Вадима. Денис листал фотографии медленно, чувствуя, как Вадим постепенно вглядывается в них.
– Это члены нашей группы, они не мои друзья. У меня нет друзей, – глухо ответил Вадим.
– Вы не узнаете этого человека? Да, он стоит боком, но его легко узнать? Кто это? – спросил Денис, показывая на фигуру, стоявшую позади так, словно человек сознательно не хотел попасть в кадр.
– Нет, не узнаю.
– Странно, а остальные члены группы сразу же узнали его. Это Парфенов Павел Леонидович, вы с ним знакомы, не отрицайте. У меня достаточно показаний о том, что вы общались, спорили, есть ваша переписка с ним.
– Я никого не узнаю. Я не знаю этого человека, – уже с вызовом повторил Вадим и насмешливо посмотрел на Дениса. – Я впервые вижу этого человека.
– Не впервые, вы только что видели его на другой фотографии, – Денис вновь положил перед ним почетное фото майора. – Парфенов и Канаев – это один и тот же человек.
– Я ничего не скажу. Уведите меня! – вдруг крикнул Вадим.
– Можете уходить, от вас мне больше ничего не нужно. Но, я призываю вас подумать и решить для себя, имеете ли вы право ломать жизнь другим людям? Ваш донос на Марию и Полину клевета, они сидят рядом с вами, здесь, понимаете, что вы сделали?
В комнату вошел конвойный и поднял Вадима. У самой двери Вадим остановился и, обернувшись, прошептал: «Он обещал, что их посадят под домашний арест». Денис кивнул, что понял, и Вадим вышел первым, странная решимость появилась в его шаге, он будто бы сам хотел скорее вернуться в душную камеру.
Следом привели соратника Вадима Петра. Это был высокий худой парень с длинным носом, и от этого он походил на озабоченную собаку, которая мечется по двору в поисках выхода. Толку от Петра было еще меньше, он либо не отвечал на вопросы, либо повторял заученный текст. Денис все это старательно вносил в протокол. Показания или донос, что вернее, был идентичен доносу Вадима, почти слово в слово.
Когда его увели, сержант оторвался от фильма и повел Дениса на другой этаж. Здесь было гораздо светлее и дружелюбнее. В комнате допроса стоял такой же стол, но стульев было больше, а в углу у двери стояла вешалка. Сержант вышел и вскоре вернулся, сообщив, что Королеву увезли в больницу, у нее открылась язва, с утра кровью ходит. Сначала думали, что отравление, ждали врача, а он сразу же вызвал неотложку. Слушая этот скупой доклад, у Дениса сжалось сердце, он побледнел, сокрушенно покачав головой. А ведь ее мать передавала копии медицинских заключений, что у девочки язва и ей нельзя в тюрьму, следователь, формально принявший дело после смерти Трощука, даже не стал прикладывать эти документы к делу, отклонив как несущественные. Все это было задокументировано. Денис выстроил в голове план доклада, с которым вечером пойдет к генералу. Он запросил справку о госпитализации Полины, сержант отправил в другой отдел.
Привели Машу, бледную, осунувшуюся, но с непонятным спокойствием в глазах. Она улыбнулась Денису, получив ответную улыбку, и села на стул. Денис сел напротив и достал лист для нового протокола.
– Вы говорили с Полиной? Как она? – обеспокоенно спросила Маша.
– Нет, не говорил. Ее госпитализировали, открылась язва, – ответил Денис, Маша прижала ладони к лицу и всхлипнула, но быстро взяла себя в руки.
– Она справится, Полина сильная, – уверенно сказала Маша и вздохнула. – Бедная тетя Люба, она с ума сойдет, когда узнает. Ничего не говорите, Денис, я все понимаю, вы не можете помочь. Спасибо за то, что не бросили. Вы виделись с Петей? А с Вадимом? –
голос ее дрогнул. Маша смотрела открытым взглядом, синие глаза потухли, слившись с темными кругами вокруг глаз, она сразу все прочла на лице Дениса, ему не хотелось врать ей, питать беспочвенными надеждами.
– Видел. Они написали на вас донос, на вас, Мария, и на Полину, – коротко ответил он. – На основании этого доноса вас и арестовали.
– Вот как? – Маша закусила до крови губу и отвернулась, ища в угле комнаты какой-то ответ, но его там не было. – Вы знаете, адвокат мне говорила об этом, а я не хотела верить. Глупо, правда? Держалась, как за соломинку, боялась, думала. Как глупо!
– Нет, неглупо, – сказал Денис.
– Глупо, глупо! Не спорьте, так и есть. Я ведь оправдывала его, и Петю тоже, адвокату не верила, Полина тоже не верила. Дурочки, нам же никто не врал, а мы схватились за нашу детскую любовь и держимся за нее, – Маша помотала головой, сбивая с себя шапку сомнений и протянула руки к Денису, держа их, как и положено, на столе. – Дайте вашу руку, пожалуйста.
Денис отложил ручку и протянул руку. Маша обхватила его ладонь обеими руками и слабо улыбнулась.
– Когда меня сюда привезли, я думала, что сойду с ума. Странно, но здесь я успокоилась, первую ночь проспала нормально, без сновидений, как упала на кровать, так и уснула. Я не жалуюсь, в камере меня не обижают, сразу же объяснили, что и как надо, какие правила, несложно, как в детском лагере. Меня даже жалеют, подкармливают. Представляете, мне бабушка и дедушка письмо написали, как они узнали?
– Я попросил нашу сотрудницу, она психолог, все им рассказать.
– Вот спасибо! А то я не знала, как им объяснить, как рассказать! Представляете, они мной и Полиной гордятся, хотят даже дачу продать, чтобы нанять хорошего адвоката. Вы, пожалуйста, объясните им, что это бесполезно.
– Я передам им вашу просьбу, но это небесполезно, я знаю, – сказал Денис. Ее пальцы согревались в его горячей ладони, на щеках Маши засветился слабый румянец.
– Я еще немного расскажу о себе, хочется рассказать, а кому, не знаю, а вам мы доверяем, я и Полина, – Маша улыбнулась, увидев, что он кивнул в ответ, и продолжила. – Так вот, я успокоилась. Стало все гораздо яснее. А сейчас, когда вы мне рассказали про Вадима и Петю, так совсем ясно стало. Мы этого не делали, это и так всем понятно, так мне сказала адвокат, он считает, что дело рассыплется и нас выпустят. Но придется посидеть год или больше. Пусть так, я выдержу. Только вот зачем возвращаться? Кому мы можем теперь верить? Все нас предали, те, кого мы любили, оказались подонками.
Денис ответил не сразу, он не подбирал слова, а ждал, когда мысль придет сама. Можно было уйти в околопсихологические рассуждения, размешанные с религиозной чушью, но от этого тошнило его самого, методички не работали, Маша ждала правду, его правду.
– Вам будет тяжело находить новых друзей, тяжело научиться заново доверять людям, – ответил он. – Со временем вы поймете, что без этого невозможно жить.
– Так зачем жить? – спокойно спросила Маша, в синих глазах зажглась мертвенная уверенность.
– Ваша жизнь на этом не заканчивается, возможно, она как раз только начинается. Избитый штамп, но он от этого не теряет своей правды. Я расскажу одно дело, я его вел в прошлом году, частично и в этом. Дело трудное, но мы его закрыли полностью, отработали, как у нас говорят. Речь идет о группах смерти, знаете о таких?
– Да, Полина даже состояла в одной из них. Она вовремя соскочила, поняла, что это за дрянь, – закивала Маша.
– Вот, вы знаете этот вопрос. Когда вживую не сталкиваешься с этими детьми, решившими покончить с собой, возникает очень много предубеждений, хочется выработать одно верное решение для всех, чтобы один раз и всех в строй, маршировать под музыку или молиться. Мы с женой познакомились с такой девочкой, совершенно случайно, встретили ночью в парке. Не буду углубляться в подробности, но с этого и началось уголовное дело. В итоге моя жена и наши новые друзья организовали фонд помощи детям, активисты выискивают эти подлые группы, находят детей и начинают общаться, вызывать в офлайн и так далее. Много
