ушах. Пытаясь успокоиться, он стал думать об Амалии, потом о девочках Башара, успокаивая сердце, мягче ступая по лестнице, превращаясь в бесшумную тень. Рука сильнее сжимала рукоятку пистолета, палец нервно сжимал защитное кольцо, готовый мгновенно оказаться у спускового крючка и без промедления нажать на него.
В лицо ударил тяжелый запах духоты и нечистот, Тоби пришлось даже закрыть лицо рукавом рубашки, настолько этот дух был невыносим. Внизу воздух был вполне чист, он не обращал внимания на слабые нотки смрада человеческого тела, доносившиеся сверху. Темно, душно так, что трудно дышать, едкий вкус жженого ладана и острый сладкий запах гнили. Пробираясь мелкими шагами по коридору, он все яснее разбирал этот букет ароматов. Почувствовав движение, Тоби прижался к стене. Из дальней комнаты вышло привидение в белом одеянии и скрылось в другой комнате, откуда раздались стоны и мольбы о прощении. Захлестала плеть, вой оглушил его, Тоби остолбенел, не в силах пошевелиться. Больше всего его пугали жертвы, просившие еще и еще, благодарившие за каждый удар, захлебываясь от боли, но не переставая благодарить. Палач устал, Тоби расслышал, как тяжело дышит женщина, как упали на пол два тела. Сквозь стон он вновь слышал слова благодарности, к которым присоединились и другие голоса, просившие о том же. Весь этот гвалт дрожащих от радости и боли голосов сводил Тоби с ума, они не прекращались, и вдруг, радостно вскрикнули. Он рванул к комнате, забыв про другие двери, молчавшие все это время.
Дернув дверь, он вырвал ее с корнем, все держалось на честном слове. Перед ним открылось просторное помещение, межкомнатные стены были сломаны, превращая эту часть этажа в одну большую комнату. Окна смотрели на лужайку за домом, поэтому с дороги не было видно мерцающего блеска десятков свечей расставленных по полу в хаотичном порядке. Посреди комнаты, в окружении трех голых женщин с исполосованными до мяса спинами, трудно было уже увидеть в этом пульсирующем кровавом месиве что-то человеческое, стояла на коленях женщина в белом одеянии. Голые женщины лежали перед ней ниц, образуя неровный треугольник, молясь на нее. Никто не обращал на Тоби никакого внимания, его будто бы и не существовало сейчас в их реальности, а он видел все прекрасно. Глаза, привыкшие к темноте, легко различали весь ужас и мерзость этого зрелища.
Женщина в белом сняла с себя белое одеяние, оставшись голой, вся спина была исчерчена плохо заживающими шрамами. Повернувшись к Тоби, она, ничего не говоря, хлестнула себя плетью по спине, с силой выдергивая острые пластины, потом еще раз, и еще раз, не произнося при этом ни слова, лишь по тяжелому дыханию и покачивающемуся телу было видно, как ей на самом деле больно.
– Я должна выгнать всю мерзость из них, из себя, я должна очистить мир от этой дряни, –сказала она, голос был хриплый, но молодой, еще совсем тоненький.
На мгновение ее лицо, постаревшее от муки и безумства, преобразилось, он увидел молодую девушку, смотревшую на него с благодарностью и упокоением. Это была Мария Хайлиг, не та ужасная женщина с камеры наблюдения, а двадцатилетняя несчастная девушка, на секунду вырвавшаяся из своего безумия.
– Берегись! –¬ в ужасе крикнула она, – Тоби не успел среагировать и кто-то ударил его сзади по голове.
Тело обмякло, и он рухнул на пол. За первым ударом последовал второй, более слабый, третий. Его били чем-то тяжелым, с каждым ударом нападавший слабел, пока не рухнул рядом с ним. Тоби с трудом разлепил глаза, в голове шумело, во рту была кровь. Сквозь шум и муть он услышал гневный крики Марии.
– Как ты посмела тронуть его?! Это ангел пришел, он явился с неба, чтобы дать нам всем Возмездие за грехи наши! ¬ Мария Хайлиг стояла над Тоби и гневно смотрела на четвертую женщину, все это время стоявшей у стены, пока Тоби осматривался в комнате. Это она ударила его распятием, чудом не проломив голову. Ты должна ответить за свое преступление. Ты совершила непоправимый грех и пусть господь рассудит нас!
С этими словами Мария Хайлиг выпустила в женщину три выстрела из огромного револьвера, так показалось Тоби. В лицо ему брызнуло горячим и мерзким, он боялся взглянуть рядом с собой, он захлебывался от рвоты, слушая, как спокойно ходит рядом эта девушка, нет, эта безумная, топчась голыми ногами в луже крови.
Мария Хайлиг оттащила от Тоби мертвое тело, вид у нее бы ужасен, перепачканная в собственной и чужой крови, а глаза навыкате, доставшиеся от отца, горели яростным безумием. Она склонилась над Тоби и вздохнула.
– Ты пришел не вовремя, твое время еще не пришло. Тем хуже для нас всех, и для тебя тоже. Видишь эту кровь? Она черная, она грязная. Это кровь нечестивицы, грешницы, и она ушла в ад, куда и мы пойдем все вместе. Но не ты! Ты вознесешься прямо на небо! Не бойся, тебе уготован рай, но не сейчас, не скоро. Ты будешь жить долго.
В комнату вбежал толстый мужчина с ножом, он хотел было броситься на Тоби, но Мария выстрелила в него. Что-то произошло с револьвером, пуля взорвалась внутри ствола, и она выронила оружие из рук, стрелять одной рукой ей было тяжело.
– Не смей трогать его! – крикнула на мужчину Мария.
Он повиновался и встал на месте, держа в руках нож, с вытаращенными от страха глазами. Мария гипнотизировала его взглядом, когда смотрела прямо в глаза.
– На колени. Ты хотел убить ангела, и ты ответишь за это, – приказала она, и мужчина покорно встал на колени, руки безвольно выронили нож.
Мария Хайлиг подняла с пола пистолет Тоби, он был легче и удобнее револьвера. Не раздумывая, она выстрелила в мужчину, тот повалился на спину, еще живой, получив пулю в плечо. Она стреляла в него до тех пор, пока не кончились патроны. Три женщины посреди комнаты усердно молились, монотонно, в один голос, выводя непонятные слова. Мария приставила дуло пистолета к своему виску и нажала на спусковой крючок. Выстрела не последовало, обойма была пуста, но она этого не понимала, раз за разом нажимая на крючок.
Вальц уложил ее одним ударом, отправив в нокаут, туда же, для гарантии, он отправил и трех женщин, кинувшихся было на него с дикими криками, растопырив перед собой тощие руки. Внизу уже топали ноги полицейских, выбивавших двери, проверяя дом, в котором больше никого не было. Вальц приподнял голову Тоби, подложив какие-то книги, лежавшие вдоль стены, и стал раскрывать настежь все окна. На улице гудела сирена, вскоре к ней присоединилась другая, третья, возвещая тихую улицу о небывалом событии, случившимся этой ночью.
15
В просторной комнате было очень светло, по периметру стояли яркие прожекторы, ослеплявшие объектив камеры, отчего казалось, что воздух светится и дрожит. Столы и стулья аудитории были расставлены у стен, окна плотно зашторены, по центру высился огромный черный крест, сколоченный из старых досок ржавыми гвоздями. У креста стояли два человека в белых балахонах, головы были открыты, и легко можно было узнать Дитриха Монка и Андреаса Фишера. Они смотрели на стоявших перед ними женщин стеклянными глазами. Звука не было, и невозможно было понять, что они до этого им рассказывали, почему женщины стояли в нелепом оцепенении, а камера, висевшая под потолком, фиксировала замороженных истуканов.
Действие застыло, как и все присутствующие в аудитории. Смотреть на этих неподвижных людей было жутко, и Вальц, переглянувшись с Сюзанной, промотал вперед до того момента, как в аудиторию вошла невысокая женщина в белом балахоне и надвинутом на голову капюшоне. Вальц остановил запись и встал из-за стола, через минуту он вернулся со стаканами воды для себя и Сюзанны. Это было не первое видео, которое они уже успели просмотреть, их был очень много, жутких беззвучных картин чужой жизни, безумия. Они выпили воду, и он включил запись.
Женщина подняла капюшон, обнажив голову. Это была Мария Хайлиг, еще совсем юная, на вид не больше шестнадцати лет. Женщины в зале вздрогнули от ее взгляда и упали на колени. Она обернулась к Монку и Фишеру, мужчины повиновались, опустившись на колени, а Мария не произносила ни слова, рот ее был закрыт, лишь бешенные глаза светились ярким пламенем, отражая свет прожекторов. Мария сняла с себя балахон, под которым ничего не было. На бледном дрожащем теле кровоточили свежие ссадины. Женщины в зале поспешно избавлялись от своей одежды, бросая ее в сторону. Мария следила за ними тем же бешенным взглядом, гипнотизировавшим всех присутствующих. Поза ее была лишена подчеркнутой скромности, часто приписываемой художниками святым девственницам. Мария стояла широко расставив ноги, левой рукой схватив себя за промежность, часто сжимая и разжимая руку, закрывая глаза на несколько секунд, чтобы вновь открыть их и люто взглянуть на всех
– По-моему, она кончает, – сказала Сюзанна, следя за Марией, упавшей на колени и продолжавшей мастурбировать. – И мне кажется, что остальные следуют ее примеру.
Женщины стояли перед ней на коленях, со спины было неточно видно, но похоже, что они повторяли за ней все движения.
– «Вы должны…», – Вальц остановил видео и промотал назад, желая точнее понять, что кричала им Мария. Он замедлил воспроизведение и кивнул, что все понял, – она говорит им, что они должны изгнать из себя греховную страсть, выжечь из себя грех.
– Ужас какой! – воскликнула Сюзанна.
Дитрих Монк грузно поднялся с колен и вывел к Марии одну из девушек, такую же юную, как и Мария. Девушку всю трясло, голова ее неестественно качалась. Он вложил ей в руки плеть и указал на Марию. Девушка поколебалась, но, увидев, что Мария уже встала на четвереньки, не в силах совладать с собой, крича не то от боли, не то от наслаждения, ударила ее по спине плетью, потом еще раз и еще. Мария упала головой на пол, продолжая конвульсивно двигаться, девушка бросила плеть и встала перед ней, смотря только на распятие, протягивая руки. Мария села на колени и прижалась лицом к животу девушки. Девушка задрожала и обхватила ее голову руками. Женщины в зале разделились на пары, упиваясь плотью друг друга, повторяя за Марией и девушкой. Фишер и Монк стали раздавать каждой паре по плети, все стали по очереди хлестать друг друга, часто задевая и соседнюю пару. Обессилев, девушка упала на колени, жадно целуя Марию, получая от нее слабые удары плетью, не замечая их. Спина девушки уже была вся в крови, она перестала дрожать, поваливала Марию на пол, целуя своего палача.
– Вот тебе и реабилитация, – заметил Вальц и выключил жестокую оргию, в которой не участвовали только Монк и Фишер, покорно стоявшие на коленях у распятия, смотря в пол.
– Погоди, на прошлых видео оргий не было. Тебе не кажется это странным? Помнишь, там было видно, что вырезали целый кусок? – спросила Сюзанна и включила видео. Она поставила тройную скорость и дождалась, пока оргия закончится, а Мария станет обходить всех и по-звериному жестоко хлестать каждую из женщин, пока та не свалится в обмороке. – Видишь? Эта сцена казни есть в каждом из видео. Начинается с того, что выходит Мария, раздевается, а следующий кадр она уже наказывает грешниц.
– Интересно, вот только непонятно, для кого они делали этот монтаж? Неужели они хотели опубликовать эти видео? – удивился Вальц. Но ты права, действительно, кто-то хотел,
