задушить его в своих объятьях. Девочки не смотрели на него, а следили за детьми, как они менялись в солнечном свете, все, кто стоял рядом. Уже дома они до поздней ночи переписывались, переживая весь день заново, смеясь над собой, над другими, вспоминая этого грустного мужчину и его оживших на солнце детей.
18
Магнитогорск
Щебетали птицы в листве, опасливо высовывая верткие головки из укрытия, что-то двигалось, жило, улетало, прилетало опять. Скорее всего там были гнезда. Денис следил за тремя деревьями, стоявшими рядом, про себя считая птиц, а птицы следили за ним. Иногда ему казалось, что эти синицы, он назвал их так, не зная точно, что это за вертлявые пернатые, работали в управлении и специально следили за ним, улетая на частые доклады. Эта мысль рассмешила его, и он впервые за эти дни улыбнулся. А ведь это забавно, пернатые шпионы, но вскоре он увидел причину их страха, их было даже две: с одной стороны за ними следила разморенная на солнце кошка, косившая одним глазом, делая вид, что спит, а с другого дерева за птицами следила наглая ворона, презрительно смотревшая на всех.
Странное время, он никак не мог вырваться из тумана сомнений и раздумий, переключаясь от убийства Трощука к делу несчастных девушек, в нем просыпался опер, и он пытался объединить эти дела, а другая его часть сопротивлялась, находя все новые и новые несоответствия в пользу обвиняемых. Денис не знал, с чего вдруг на него напала такая подозрительность, но как только он сел в поезд вместе с Алиной, так стал сомневаться, выискивая неведомые для самого себя факты, объяснения, следуя известной логике, которой его учили еще в училище, вдалбливали в голову. И он злился на себя, ругал себя прошлого, все же позволяя ему подавать голос, становившийся все крепче. Алина видела перемены в нем, чувствовала, как он ожесточается, борется с собой, и не лезла, объяснив родным, что он переживает из-за работы, а не злость, что его притащили неизвестно куда. А все Петр Ильич, разумно посоветовавший Денису проверить все версии, чем черт не шутит, и в этой благоразумности Денис видел сейчас свое отвращение к работе. Ему захотелось сменить работу, наверное, уже в сотый раз? Он сам не помнил, сколько раз хотел все бросить и уйти работать на завод, водителем – да кем угодно, лишь бы подальше от всего этого.
Денис решил переключиться, он подумал о бабушке Алины, как она была похожа на нее, такая же высокая и еще довольно стройная в свои годы, но с гораздо более строгим лицом, Алина была мягче, нежнее, как весенний цветок, так называла ее бабушка. Сколько радости и счастья он видел в глазах этой пожилой женщины, глядевшей на счастливую внучку, готовящуюся стать матерью, и ни словом, ни жестом, ни взмахом густых бровей не укорившей Алину, что она еще не замужем. В отличие от ее мамы, которая каждое утро капала на мозг с методичностью китайского палача, целый день. Денис не знал, он утром уходил бродить по кабинетам ведомств, требуя давно забытое и убранное в архив дело покушения на убийство Трощука, которое никак не могли найти, или не хотели. Вечером они идут в гости к подруге Алины – Олесе, Денис обещал не опаздывать, Алина слишком волновалась, ей очень хотелось, как в детстве, блеснуть перед ней, похвастаться. Алина смеялась над собой, открыто заявляя, что ничего не может с собой поделать. Думая об этом, он и не заметил, как основная его мысль окрепла, успокоилась, а старый опер, наконец-то, сдался, согласившись с доводами опытного следователя. Да, ключевой фигурой в обоих делах был Трощук, но его смерть никак не была связана с делом «Нашей воли», слишком умозрительная, притянутая за уши версия, очень удобная тем, кто хотел скрыть, замылить истинную причину в кричащих лозунгах и общей истерии о вмешательстве врагов, тайных агентов, желавших развалить страну, использовать неокрепшие умы молодого поколения и бросить их пушечным мясом на штыки праведного государства. Эта истерия широко распространялась в верхах, спускаясь ниже в виде распоряжений, внутренних приказов, установок. Колобок и Константин Павлович не раз уже проводили подобные разговоры со всеми, не давя, не приказывая, а скорее информируя, чтобы следователи не велись на эту уловку, так легко помогавшую закрыть любое дело и заслужить еще одно звание или почетный вымпел. Денис успокоился и хотел уже уйти, он ждал ответа уже два часа, ответственное лицо никак не могло освободиться, а сидеть внутри было невыносимо, очень жарко и душно, особенно от неистребимого запаха старых дел, который он чувствовал всегда и везде, будь это управление МВД или прокуратура. Запах плотный, вязкий, отдаленно напоминавший залежалую бумагу, скрываемый ароматами фенола от новых материалов отделки, но ты его всегда ощутишь, когда выйдешь наружу, этот свербящий зуд в носу и гадкий вкус в горле, вкус старой земли и покрытой плесенью каменной стены с проржавевшими кольцами для цепей. Денис один раз был на экскурсии в одном монастыре, он уже и забыл, где это было, и хорошо запомнил этот запах, этот вкус, когда им показывали подвалы, камеры для заключенных, неплохой бизнес был, как объяснял экскурсовод. Этот молодой парень не лез в карман за словом, на него шыкали монашки, но не смели возражать, он говорил правду, монастыри использовали как тюрьмы, особенно для политических заключенных, тогда, конечно, такого термина не было.
Из здания управления вышел невысокий пожилой мужчина в синей прокурорской форме. Несмотря на жару, он был застегнут на все пуговицы, а галстук был плотно затянут на шее. На вид ему было больше шестидесяти лет, изрядно полысевший на макушке, но не пытавшийся маскировать лысину, коротко стриженный под машинку, лицо круглое, монгольское, глаза сощурены, хитрые и добрые что совершенно не смотрелось с его формой и старыми полковничьими погонами. Такой человек должен был одним взглядом уничтожать каждого, ведь нет невиновных, есть непроверенные, пока непроверенные. Мужчина задержался у небольшого палисадника, задумчиво глядя на волнующихся птиц, потом взял палку и кинул ее в ворону. Птица недовольно каркнула и улетела, всем своим видом показав презрение к людям.
– Вы знаете, а ведь эти деревья еще я сажал, вот так время летит, страшно подумать, – сказал полковник, подходя к Денису. – Денис Викторович, вы позволите сесть рядом с вами?
– Да, конечно, – Денис вскочил, полковник сел и жестом пригласил его сесть обратно.
– Старый стал, хочется больше сидеть. Вот раньше терпеть не мог этого здания, этих душных кабинетов, коридоров, этого запаха подземелья. Вы же тоже его чувствуете, не правда ли? – полковник узко сощурил глаза, что-то высматривая в лице Дениса, кивнувшего в знак согласия. Удовлетворившись, полковник продолжил, – я не представился. Меня зовут Семен Аскерович Хрипунов, сейчас чаще называют просто Аскеровичем, но мне это не очень нравится, лучше уж просто по имени.
– Ефимов Денис, – он достал удостоверение, но полковник отстранил его протянутую руку.
– Я уже ознакомился, все проверил, ваши бумаги. Все в порядке. Как стало удобно, не надо отправлять письменные запросы ¬ раз, и все видно в системе. Да, а ведь это опасно, если не в те руки попадет, как думаете, Денис Викторович?
– Опасно, – согласился Денис.
– Вот-вот, а папочка с документами лежит себе в сейфе где-нибудь под землей, попробуй найди, а вот когда надо залез и достал, ничего не пропало. Так вот, касательно вашего запроса по покушению на убийство Трощука, гм, что вам сказать, а сказать то нечего! – он ехидно рассмеялся и хлопнул себя по коленям. – У нас этого дела больше нет. Его, скорее всего, и в городе-то нет. В Москве, все в Москве, там и ищите. Поэтому вам никто и не ответил, честно искали, сам проверял, но ничего не осталось.
– Странно, мы смотрели наши архивы, там ничего нет, – нахмурился Денис.
– Так вы, Денис Викторович, не те архивы то смотрели, – засмеялся полковник. – Вам надо на Лубянку идти, там в архивах копаться. Но вас не пустят, уж простите мне мою уверенность.
– Не пустят, вы правы, Семен Аскерович, – кивнул Денис, все его запросы в СБ отклонялись без объяснения причин, даже Колобку было не под силу их протащить дальше приемного стола первичной канцелярии.
– Вся жизнь человека – папка с документами. У кого-то тонкая, всего парочка, когда родился, когда умер и все, нет человека. А у кого-то толстая, куча всего, чего он и сам не знает. Если хотите, я вам расскажу про этого Трощука. Я его отлично помню, – лицо полковника посерело, глаза сузились до тонких злых щелок. – Не для протокола, для понимания, годится?
– Годится, я готов, – сказал Денис.
– Можете записать нашу беседу на диктофон, я своих слов не боюсь, готов ответить, если что, – строго сказал полковник. Денис вытащил планшет и включил диктофон. – Итак, начнем, пожалуй, с конца, а именно с покушения на убийство. Не удивляйтесь, дело не такое простое, а на самом деле подлое и мерзкое.
Полковник достал платок и долго сморкался. Солнце закрыло тонкое облако, и стало легче дышать.
– Жарко сегодня, тяжело, – покачал головой полковник. – Вернемся к делу. Сколько лет уже прошло? Хм, уже 18 лет прошло с того момента. Как время летит. Итак, нападение на Трощука совершил Юдин Сергей Николаевич. Нападение было неудачное, все же Сережа не убийца, плохо продумал, хотел как есть, видимо, но не получилось. Он чуть не забил Трощука, успели оттащить, а так бы проломил башку. Это было здесь, в этом управлении, если бы Сережа подготовился получше, то довершил бы дело. Вы не подумайте, я не выгораживаю убийцу, но я его и не осуждаю. Скоро поймете. Так, дело передали мне, по привычке. Я просил десять лет, но суд дал Сереже все пятнадцать, не учли смягчающие обстоятельства, а ведь он воевал, два раза, на всех этих чертовых войнах. Хороший парень, не то, что Трощук.
– Вы недолюбливали Трощука?
– Я его ненавидел. Я его почти посадил, отмазали, сволочи. Не знаю, откуда у него появились такие связи, но отмазали. Дело в том, что в 2001 году к нам пришла работать сестра Сережи, Юдина Юлия Николаевна. Хорошая девочка, умная, смелая, уверенная. Мне она сразу понравилась, я даже просил перевести ее к нам, пусть у нас бы стажировалась, но ее распределили к Трощуку и Закирову. Вот говорю, вспоминаю, самому убить этого Трощука хочется. Юля к нам в отдел ходила, за советом, поговорить, писала, просила о переводе… отказали, и нам отказали. Что говорить, под Новый год этот Трощук и Закиров ее изнасиловали, прямо в кабинете. Это у них называлось посвящением, было такое дело, ломали девочек. А Юля не выдержала, она же была отличницей по стрельбе, готовилась к соревнованию, ну, и застрелилась в тире. Ушла в угол с пистолетом и, пока никто не хватился, пулю в рот. Ничего не сказала. Это потом выяснилось, что ее эти уроды изнасиловали, но дело развалилось, у меня его забрали, доказательств нет и все. Вердикт простой: небезопасное обращение с оружием.
– А ее брат был в это время в Чечне?
– Да, он вернулся осенью 2002, лежал в госпитале. У него осколок под сердцем, так и не вытащили, вжился в сердце. Так интересно, их подорвали на фугасе тоже под Новый год, не день в день, но что-то в этом есть. Он вернулся домой, все узнал, сестра оставила ему письмо, оно до сих пор у меня
