сохранилось, он мне показал его, – полковник достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, с фотокопией записки на листке из блокнота. Лист был уже затертый, особенно на сгибах, – я его с собой ношу, каждый день. Когда руки опускаются, достаю, читаю, и заставляю себя.
Полковник вздохнул и передал лист Денису. Он сделал снимок и только потом вчитался. На листке блокнота ровным красивым почерком, будто бы писали список покупок, было написано:
«Сережа, милый, родной!
Прости, прости меня, но я не могу, я больше не смогу.
Нет! Не прощай! Я не смогла, я позволила им… (зачеркнуто много раз).
Не делай ничего, я тебя умоляю! Пусть у тебя родится дочь, назови ее как маму, пусть она вырастет лучше, чем я. (неразборчиво, много зачеркнуто)
Твоя Юля, навсегда только твоя. Я так люблю тебя, братик, ты самый главный человек для меня, самый любимый. Прости, если сможешь.
Прощай, нигде не свидимся, нет там ничего – я знаю!».
Денис осторожно сложил лист и отдал его полковнику. Он бережно убрал его в карман и долго смотрел на матовое солнце, не щурясь.
– Я нашел Сережу и все ему рассказал. Мне сообщили его соседи, они живут недалеко, здесь все недалеко, на Электросети дом 13. Так вот, когда он вернулся, мне позвонили соседи. А как не рассказать? Надо знать, надо знать правду, всегда надо знать. Он же метался, еще в госпитале, не знал, что и думать. Юля ему писала каждую неделю, а тут перестала. А он лежит полутруп и ничего сделать не может, а как в себя пришел, так ему вручили извещение, мол умерла, несчастный случай. Сложная у них жизнь была, очень сложная. Родители рано умерли, еще в СССР. Все, понятное дело, работали на заводе, а где же еще? Вот и Сережа закончил восемь классов и на завод, надо же семью кормить, а там сестра маленькая совсем, да бабушка старая. Считай он один их и обеспечивал, так сестру любил, соседи рассказывали, до слез, так жили. Бедно жили, нечего сказать. Лучше стало, когда его на взрывотехника перевели, выучили, а тут война. Забрали и вперед. Юля молодец, вела хозяйство, училась, полы мыла в школе, подрабатывала, как могла. Трудное время, всем было трудно. А потом выучилась и к нам работать, ну, а дальше уже рассказал, чувствую, что где-то напутал, ты уж извини... Вот так вот, и вся жизнь к черту.
– А вы не знаете, Юдин уже вышел?
– Да, три года назад. Каждый год приезжает в это время, у сестры День Рождения, не пропускает. Его друг, еще по заводу, устроил в Москву. Правильно, что уехал, здесь слишком много плохого случилось.
– А что с Закировым?
– Вот, кого я забыл! – полковник хлопнул тяжелой ладонью по лавке. – А этот сам сдох, через год, после изнасилования. Разбился по пьяни на своем джипе. А Трощука этого в Москву забрали, быстро рос, но, есть у него защитники в СБ, есть. А вы приехали Сережу арестовывать?
– Пока нет, но допросить надо.
– Плохо, если из-за этой гниды еще люди пострадают! – с ненавистью сказал полковник. – Может и Сережа, все может быть. Он же не отступился от этой мысли, я это по его глазам вижу.
– А вы с ним встречались после отсидки?
– Так каждый год встречаемся. Он в гости приходит, постарел сильно, а ведь еще молодой, а уже старик. Сердце больное, много у него ран, контузия, но держится, боевой, как всегда.
– Вот, этих девушек обвиняют в убийстве Трощука, – Денис показал фотографии Марии и Полины.
– Да уж, нашли злодеев, – вздохнул полковник, – что натворили девчонки? Совсем же молоденькие?
– Знаете дело об экстремистской организации «Наша воля»?
– Читал, не знаю подробностей, но дело пустое, так мне видится.
– Так и есть, а вел его Трощук и еще один сбшник.
– Похоже на Трощука. Он здесь постоянно шпионов ловил, экстремистов искал. На этом и поднялся, – кивнул полковник, вглядываясь в лица девушек. – Сидят, бедные. Я прав?
– в СИЗО.
– И еще посидят. Что-то мы не с теми боремся, а, Денис? Как думаешь?
Кирпичные двухэтажные дома, построенные много десятилетий назад, частные дворы с обновленными домами, кое-где высились новые коттеджи за высоким забором. Денис не запоминал город специально. Алина, водя его по своему району, показывая школу, детский сад, куда она ходила, библиотеку, где пряталась от матери, вот уж где ее точно никто бы искать не стал, объясняла, где какая улица и как проще к ним дойти. Он старательно слушал, но не запоминал, внутренним чутьем верно угадывая дорогу к дому, в какой бы точке его не высадили. Алина смеялась, называя его волком, идущим на запах, а ее бабушка, обычно не влезавшая в их разговоры, однажды сказала, что скорее он ищет то место, где нет запаха, неистребимого духа комбината.
И правда, он стоял напротив их дома и глубоко дышал, подставляя лицо теплому ветру, дующему со стороны экопарка. Алина рассказывала, что она всегда жила в Европе, город делился на две части руслом реки: Европу и Азию, и, живя на правом берегу, она с детства поняла, где хочет жить. Левый берег, на котором остался комбинат, старый соцгородок, построенный немцами, тогда еще друзьями, не коричневой чумой, разбитые дороги, старые дома, часто напоминавшие издали барака и неистребимый дух бесшабашной воли, шоссе, уходящее вглубь Урала, туда, где сложнее всего найти человека из федерального центра. А что он может показать Алине в родном городе? Детдом, где он провел детство и юность? Нет, там особо нечего смотреть, и ему не хочется туда возвращаться. Спортшколы уже не было, на ее месте высился жилой дом, свое отделение, где он начинал еще милиционером? Тоже нет – ни родных, ни друзей, никого там не осталось, кроме самого города, приветливого, одетого по-европейски, с живыми молодыми лицами, не желавшими жить по-старому, знавшими и ценившими свободу, терпкий дух свободы, не ту бесшабашную волю, что он чувствовал на другом берегу Урала, когда все нипочем, нечего терять. Родной город был скорее приятелем, приветливым, веселым, но не всегда, серьезным, нетерпящим панибратства и слезливых объятий. И это больше всего нравилось Денису в Екатеринбурге, поэтому он легко влился в московскую жизнь, где тебя никто не ждал, не тянул за уши, но и не отталкивал сразу, барахтайся, как можешь, плыви, двигайся, не останавливайся, даже если тонешь.
Погруженный в самокопание, намеренно отталкивая от себя мысли об Юдине и его сестре, Денис не заметил, как к нему подошла Алина с большим пакетом в руке. Он щурился на солнце, вспоминал жизнь в Екатеринбурге, с каждой минутой отчетливее понимая, что не хочет искать этого человека, не хочет быть тем, кто арестует его. А он и не имел права! Эта мысль так рассмешила Дениса, он же отстранен от дел, почти гражданский, и он рассмеялся, увидев наконец Алину, с тревогой смотревшую на него.
– Привет, – он забрал тяжелый пакет, из которого вкусно пахло пирогом с яблоками, а внизу была стопка книг, которые заказала ее подруга в подарок детям, строго-настрого запретив покупать игрушки, от которых итак дом разбух.
Алина напряженно покачала головой и обняла его, прижавшись щекой к его лицу. Он осторожно обнял ее, стараясь не прижимать пакет, чувствуя тепло, исходящее от нее, как начинает пинаться их дочь, а, может, это ему все кажется? Иногда, прижимая Алину к себе, ему казалось, что он слышит два сердца: одно большое, доброе и искреннее, сильное и ранимое, а второе еще крохотное, бьющееся часто-часто, как у птички.
– Тебе плохо? – шепотом спросила Алина. – Если тебе плохо, давай потом сходим, или я одна могу. Нестрашно, Олеся поймет.
– Все нормально, – прокашлялся он, чуть отстраняя ее от себя, чтобы видеть любимые глаза. – Нормально, я уже переключился.
– Врешь, – Алина поцеловала его и вздохнула. – Ты его нашел?
– Да, почти, остался один шаг, – вздохнул Денис.
– Так сделай его, а думать будешь потом. «Делай что должен, и будь, что будет», – серьезно сказала она. – По-моему, это самое верное правило жизни. Ты же мне сам говорил, что не может быть безобидного решения, кто-нибудь, да пострадает.
– Все пострадали, – задумчиво ответил он. – Уже пострадали все, главное не умножить страдания, наверное, я не знаю. Ты как всегда права. Пойдем, я хочу увидеть твою секс-бомбу.
– Ну, это она раньше такой была. Не забывай, у нее четверо детей, – Алина улыбнулась его прояснившемуся лицу. – Она сама говорит, что поистрепалась.
– А тебе это нравится, – усмехнулся Денис.
– Конечно, мы же до сих пор соперницы. Не забывай об этом! – Алина дерзко сверкнула на него искрящимися от смеха черными глазами.
Семья Олеси жила на соседней улице в частном доме. Невысокий забор, красивый, выкрашенный разными цветами, с выглядывавшими из двора забавными животными, нарисованными детской рукой, и с любопытством смотревшие на гостей. Двухэтажный дом, отремонтированный, с новой пристройкой и гаражом, ровные дорожки, лужайка с качелями, теннисным столом, большая песочница, в которой играли трое ребятишек. На лужайке двое мальчишек играли в мяч с девчонками, а за теннисным столом было настоящее противостояние высокой девочки, на вид самой старшей из всех, и рыжего мальчишки, всего обсыпанного веснушками. Мячик летал между ними, и никто не хотел уступать, пока ветер не забрал оранжевый мяч себе.
– Переиграем! – звонко воскликнула девочка, отказываясь засчитать себе этот мяч, формально мальчик не успел.
Дети бросили игру, с интересом рассматривая гостей, бесцеремонно прошедших через незапертую калитку. К Денису и Алине подбежал большой лохматый пес, нечто среднее между лабрадором и овчаркой, большая веселая морда с мощными челюстями. Из дома вышла хозяйка, худая белокурая женщина с красивым лицом и большими яркими голубыми глазами. Девочка за теннисным столом была ее точной копией, даже взгляд строгих глаз был одинаковым.
– Ты когда успела – ехидно спросила ее Алина, из-за спины хозяйки выбежала маленькая белокурая девочка и схватила Алину за руки, с интересом смотря на живот, потом на Дениса, улыбаясь все шире и шире.
– А у вас скоро будет малыш! – громко сказала девочка, еще не выговаривая все звуки, но уже уверенно, со знанием дела.
– Да, Аленка, будет, – ответила ей Алина. – Это и есть Олеся, правда, она изменилась?
Подруги сверкнули друг на друга глазами, встали в воинственные позы. Первой не выдержала Олеся, громко расхохотавшись. Она сильно изменилась, Алина специально не показывала Денису новые фотографии, желая посмотреть на произведенный эффект. На старых фото Олеся была полнее, формы круглее, а сейчас и грудь уменьшилась и бедра стали уже, остались одни глаза, большие, добрые, но строгие.
– Из меня все дети высосали, – сказала Олеся, заметив изучающий взгляд Дениса. – Рада познакомиться, Денис. Наконец-то, Алина нашла нормального мужчину.
Она протянула ему руку, он мягко пожал. Дети бросили игры и встали рядом, кто-то уже показывал пальцем на пакет в руках Дениса, из которого вкусно пахло пирогами.
– Петя скоро придет, его на работе задержали, – сказала Олеся.
– А он все там же? – спросила Алина.
– Ну да, а где же еще? – удивилась Олеся. Она усмехнулась, увидев непонимающий взгляд Дениса. – Ай, дай я тебя обниму!
Подруги обнялись, сбросив показную серьезность. Старшая девочка с вызовом посмотрела на Дениса.
– Умеешь играть? – бесцеремонно спросила она, кивнув на теннисный стол.
– Маша, не приставай, – строго сказала ей Олеся, не выпуская
