Анамнезис1

приезжать, обещая устроить ассистентом к себе на кафедру. Но я не мог его представить иначе, чем тогда в метро или когда мы бродили по вечерней Москве. В минуты грусти и одиночества я мечтал о своем чудесном друге, который горячо обнял меня на прощанье.
    Как могли мы – две родственные песчинки – встретиться в океане жизни? Я порой сталкивался со странными личностями и на удивление легко находил с ними контакт, но знакомства с девушками имели в моем представлении слишком уж корыстный оттенок, меня останавливал стыд.
    Оставшись без Лизы, я потерял уютный островок безопасности, куда прятался от окружающих. Только она примиряла меня с реальностью, устраняя мои страхи и неуверенность. Сейчас я согревался лишь мечтами о любви, и хотя это слово не имеет в русском языке множественного числа, любить концентрированно можно сразу нескольких людей. А ведь есть еще и блуждающие ее кванты, рассеянные в пространстве и посещающие нас краткими вспышками. Так что в моей душе рядом с Лизой жило еще две любви – к Эдвину и Сергею.
    Я проклинал судьбу за страдания друга и вместе с тем благодарил за предоставленный шанс приблизиться к нему почти вплотную, чтобы любить его изо всех сил. Он изменился, и глубокий взгляд, выдающий мучительную борьбу, разрывал мне сердце. Сережа всегда являл образец уверенности и наравне с ясным интеллектом обладал веселым и порывистым характером. А мои устремления, когда мы зажили маленькой семьей, свелись к тому, чтобы стать максимально полезным своему кумиру, и позволь он мне – с ложечки его кормить. Я радовался, когда он занимался мной, взамен того, чтобы мучить себя мыслями. Поэтому, примеряя перед зеркалом то пиджак, то жилет, я лишь боялся ненароком спугнуть веселье друга, хотя вместе с тем обреченно думал, как стану действовать по его плану, чужеродному моей натуре.
-Что я ей скажу?- в отчаянье спрашивал я друга о Полине. Она нравилась мне, но уж лучше мечтать о такой девушке на расстоянии, чем прийти к ней в дом и постучаться...
-Спросишь соли или спичек, а заодно пригласишь к нам на чай. Все, Рома, не трусь!
    Возражать Сергею было против моей природы, и я покорно принимал от него любые "несправедливости", в которых нередко потом находил для себя много пользы. Да и кто кроме Сережи принимал во мне участие? Эдвин далеко, мамы больше нет, а Лиза... Лиза сбежала.
    Собравшись с духом, я пошел. Тропинка огибала наш дом, а далее пролегала мимо озера, которое едва приметно для глаз вздымалось и опадало, простираясь до самого леса, окаймлявшего воду с обеих сторон. Но я знал, что наравне с озером, следящим за каждым моим шагом внешне умиротворенной своей поверхностью, Сергей также наверняка видит меня в бинокль из окна спальни.
    Ноги противились мне, а тут еще прямо из кустов выскочила Ксения и замахала руками:
-Уйди, уйди – гнездо!
Я отшатнулся, а она схватила меня за шкирку и потянула в сторону.
    Веснушки делали ее лицо ребяческим, но черные обильные кудряшки таили скрытую энергию. В довершение от нее пахло жжеными спичками, как от мальчишек, тайно балующихся в подворотне. И я послушно шел с улыбкой, понимая, что угодил в игру, где нельзя задеть птичье гнездо в пожухлой траве, а нужно вот так идти и слушаться предводительницу.
-Садись,- между тем приказала она, махнув на поваленное прибрежное бревно. Ожидая, что же она предпримет, я нечаянно выловил глазами оголившуюся полоску тела у нее на талии – между джинсами и джемпером. Спина Ксюхи в этом месте мягко изгибалась и двигалась как в танце, а плоский живот заманчиво втягивался воронкой в центре, которая приковывала мой взгляд. Непостижимо, но маленькая впадинка с нелепым смешным названием "пупок" казалась входом в иное измерение, ведь прикосновение к ней могло открыть мне секретный пароль и приобщить к существам, владеющим незнакомым миром.
-Хочу все знать,- произнесла решительно Ксюха, и я не сразу понял, что речь идет о моем друге.
-Как все с ним случилось?
-Автомобильная авария,- ответил я.
    Девушки всегда интересовались только Сережей, я для них не существовал, так что талия Ксюхи мгновенно стала недосягаемой. Пришлось рассказывать: какой Сережа сильный и замечательный, как он борется, не сдается и верит в победу, а еще – о предстоящей операции и сумме, необходимой для нее.
    Ксюха слушала и хмурила брови, а потом спросила, кривя губы:
-А была у него девушка?
Я молча кивнул.
-И где она, почему ее нет рядом в такой момент?! Рома, я хочу помогать: убирать в доме, варить еду, стирать.
-Нет-нет,- замотал я головой, непроизвольно все же коснувшись ее талии и ощутив тепло юной девичьей кожи,- Сережа не позволит, так что выкинь из головы. В гости приходи, но учти – ему ненавистна жалость. А очень трудно не переступить тонкую грань, он слишком хорошо чует фальшь.
-Я понимаю,- взгляд ее пронзительно впился в меня,- но и ты пойми – нравится он мне.
-Да откуда ж ты его узнала? Вы ведь даже не разговаривали ни разу...- удивился я, на что она махнула рукой:
-Это неважно. Тянет меня непреодолимо в ваш дом. Я не сразу сообразила, что конкретно на меня так действует, все на окна ваши поглядывала. Но стоит его креслу выехать на крыльцо, меня как током прошивает.
Я осторожно ей заметил:
-Имей в виду, ты не в его вкусе, он сам это сказал.
-Все равно! Сегодня приду на чай.
    У Полины, несмотря на день, в окнах горел свет. Я долго не решался постучать и все же, заикаясь, пригласил ее на ужин.
-Проходите, Роман,- лукаво улыбнулась она. В отличие от хрипловатого говора Ксюхи голос Полины прозвучал нежной мелодией, а молочные ее щеки с детским румянцем взволновали меня. Совершенно невозможно было оставаться спокойным, когда влекло скользнуть по изумительно белой шее в вырез блузки, мягко очерчивающей две соблазнительных округлости. На секунду я представил, как набрасываюсь на нее и впиваюсь зубами в нежное тело, но тут же устыдился своих мыслей и помчался прочь, хотя меня манила к себе эта сладостная плоть.
    Сергей, конечно же, видел нашу встречу с Ксюхой:
-О чем это ты говорил с малолеткой?
Я доложил, что позвал обеих девушек на чай. Он интересовался только Полиной, ибо задумал целую игру со мной в главной роли, а возражать ему достаточно сложно,– друг мой всегда давил на окружающих, поскольку имел весьма выраженные лидерские установки. Помню, его изменила встреча с Леной. Тогда и я грелся в лучах особой благосклонности и ласки своего кумира, он пару раз даже приобнял меня за плечи, что было совершенно против его правил. Но сейчас все вернулось и усилилось: я требовался ему для приложения диктаторских черт его деятельной натуры. Мало того, он желал активно вмешаться в мою судьбу и подтолкнуть к решительным действиям.
      Полину Сергей выбрал чисто умозрительно, ничего о ней не зная. Тем не менее он ни минуты не сомневался в успехе, не то что я. Хотя, конечно, если за дело брался мой друг, в уступчивости девушки можно было увериться без колебаний. И все же я не находил в себе смелости и не представлял, как поцелую ее, несмотря на эротические фантазии, подсказывавшие мне, как должно быть нежна молочно-белая кожа ее груди. Другое дело Ксюха – я видел "детские" мысли этого создания насквозь. А, кроме того, полоска ее гибкой спины и загорелого бархатного живота по-прежнему манила мое воображение, невзирая на уколы уязвленного самолюбия, ведь Ксюха выбрала объектом воздыханий не меня, а Сергея. К счастью он не думал о ней и мечтал встать с инвалидного кресла, чтобы прийти к другой.
    Стол к ужину мне помогала накрывать чернокудрая егоза, старавшаяся все сделать по-своему, а я топтался рядом и поглядывал, не оголится ли снова ее талия. Полина тоже пришла, захватив коробку конфет, но ее появление не нарушило моего покоя, такими нереальными казались попытки сблизиться с нею. Да и главным в любом действе всегда был Сергей,– обе гостьи весь вечер зачарованно слушали его рассказы и песни под гитару. Я ревновал, но непонятно кого – к кому, и если разбираться глубоко: Сергея к ним обеим, когда вторил его гитаре виолончелью, ибо в нашем дуэте как нигде ощущал единение со своим кумиром.
    Поцеловать Полину, когда провожал, я, разумеется, не сумел. Это оказалось невозможным – из-за моего сердцебиения. Вдобавок, меня с утра точили мысли: открытка сестры не шла из головы. К чему это она послана, да еще со столь нежной надписью? Уж не появился ли кто у Лизы?
    На мобильник мне поступало множество звонков и сообщений. Неоднократно звонил Никита, но Сергей запретил отвечать даже своему лучшему другу. Конечно, мне тоже хотелось считать себя не просто преданным оруженосцем, однако появись сейчас Никита, внимание Сергея всецело обратилось бы к нему. И все-таки именно он нравился мне больше других знакомых и приятелей Сергея. Я наслаждался их долгими беседами и прекрасной игрой Никиты на рояле. Когда-то он часто приглашал к себе вместе с Сергеем и меня.
    Никита жил в одном из старинных московских домов, с огромными квартирами, что сейчас в большой цене. А какие чудные там пилястры, выступы на стенах, окна с широкими подоконниками и роскошная лепнина на высоких потолках! Их не испортит даже евроремонт. Впрочем, жилище Никиты гармонично сочетало эти элементы декора из прошлой эпохи и современную изысканную обстановку, в которую великолепный музыкальный инструмент вписывался как нельзя лучше.
    Мои исполнительские способности, оцененные Никитой, были почти не востребованы, а вот он, устраивая у себя вечера, музицировал с огромным удовольствием и даже сочинял музыку, полный энтузиазма и жизненной энергии. Именно о нем я вспоминал, когда отчаяние стискивало грудь, и таяли надежды собрать нужную для Сережиной операции сумму. Никита привлекал удачу, ему все удавалось, он со многими водил знакомство. Но я не смел ослушаться Сергея и не звонил его другу, однако поклялся, что сделаю это. Пока же Никита жил в неведенье, и я представлял, как он ходит, работает, сидит, пьет, ест, представлял его ироничный и вместе с тем доброжелательный взгляд. Это был человек, способный взять на себя всю тяжесть ответственности и забот о самом дорогом для меня существе. Прилететь бы к нему малой пташкой и начирикать на ухо свои страхи...

***18

    Лишь птичий перезвон среди осенней листвы несколько усмирял мое раздражение от того, что Дана по причине занятости не смогла составить мне компанию. Пришлось обедать одному, и по обыкновению виновницей моего неудовольствия явилась несносная Нора, пытавшаяся удерживать Дану любыми доступными способами: придумывая для той дела и вынуждая сопровождать себя повсюду на бесчисленных раутах и званых обедах у людей искусства. Несомненно, Дане и самой нравилось это,– услуги переводчицы здесь не требовались, зато во всем блеске открывались чужим взорам многие иные ее таланты. Я злился, но, представляя в объятиях ее стыдливое тело, улыбался, зная, что получу полную сатисфакцию. Вся моя досада была напускной,– разумеется, я притворялся перед самим собой, прикрывая стремление постоянно возобновлять ощущение некоего трепыхания между верой и сомнением в наших с Даной отношениях. Мир и согласие в них никак не согласовывались с моими, разогревавшими