на мои вопросы, разыгрывая спектакль для своего собеседника. Минут через пять после этого она вышла ко мне и спросила в тревоге:
-Что случилось? Почему ты в Париже?
-Захотел тебя увидеть.
Зрачки ее сузились, словно от яркого света, сделав радужку глаз почти небесно-прозрачной, и мне вдруг стало понятно: она совершенно сочетается и с бытом, и с этим кафе, и со своей московской квартиркой, которую я не любил из-за тесноты, но самое главное – со мной. Мне вспомнились туманное озеро с желтыми листьями в застывшей воде и тонкий аромат зимнего поцелуя.
-Где ты остановился?- спросила Дана.
-Нигде. Прилетел два часа назад, всю ночь провел в Шереметьево. Пригласил Люси поужинать и пошел за хлебом. Но решил тебя увидеть.
-Люси? Это ваша редакционная секретарша? Красивая девушка,– у тебя хороший вкус,- сказала Дана.
-Прекрати!- прикрикнул я и заметил, как дрогнули ее губы. Мы поехали к ней в номер отеля. Из такси она позвонила Шимановской.
-Скажи, что придешь завтра,- попросил я,- утром я улечу, мне необходимо появиться в редакции к понедельнику.
Когда мы уже почти засыпали, Дана по своей привычке презрительно произнесла:
-Ну что, насытился? Можешь теперь успокоиться на неделю.
-Не будь циничной, не своди все к физиологии,- сказал я. Впрочем, слова ее прозвучали не вполне искренно: она не могла не почувствовать, что мои объятия – лишь продолжение движений души.
Утром перед отъездом я умолял ее:
-Бросай свою Шимановскую, прошу тебя в который раз, иди работать ко мне в Журнал!
Но Дана, изысканно одетая, с высоко заколотыми волосами, стройная и элегантная, смотрела на меня настороженно, как обычно готовая к обороне. Она отрицательно покачала головой и напомнила, что мой самолет через два часа. А я никак не мог отпустить ее и целовал, точно голодный, и будто не было ночи, проведенной в занятиях любовью.
Лишь через силу мне удалось оторваться от Даны, и всю дорогу домой меня терзала нестерпимая острая боль, впивающаяся во внутренности с изощренной пыткой. Закрывая глаза, я ощущал запах Даны и ее волос, которые она, отбившись от меня, спешно поправляла и закалывала. Салон самолета был напитан чужими духами, дезодорантами и освежителями, но мои ноздри везде находили ее едва уловимые нюансы, а память из малейшего дуновения воздуха тотчас воссоздавала сливочный привкус ее тела. И душа моя мучительно сжималась в плотный комок, стараясь не расплескать эти осязания-воспоминания, как капли драгоценного эликсира. Я переносился к Дане в страстном желании не расставаться с ней и казнился мыслями о том, что раньше был глуп, слеп, эгоистичен. А чтобы хоть как-то оправдаться, составлял длинные монологи, стройные и витиеватые, полные самых изысканных комплиментов, обязанных понравиться моей строгой ценительнице и убедить ее, доказать, что я изменился, осознал, повзрослел и не могу без нее.
В редакции я как назло сразу наткнулся на Люси, но решил больше не извиняться перед ней. А на е-мэйле уже "висело" письмо от Даны. Она забыла выдать мне обычную порцию ругательств, так что прислала их по электронной почте, чем вызвала у меня довольную улыбку:
"Урод, безумец, эпилептик,
Позёр, дурак, дремучий скептик,
Мальчишка, дрянь, свинья, больной,
Болван с ущербной головой,
Примат, картавый теоретик,
Пошляк, замурзанный поэтик,
Бездарность, импотент, придурок,
Плясун чудовищных мазурок!"
Некто Смоктуновский.
Прекрасный образчик интернет-поэзии, но с импотентом ты явно перегнула, усмехнулся я, вспоминая наш любовный марафон этой ночью. Дана и Валентине подкинула подборку для новой рубрики "Ваши мысли о любви". Мы порой использовали дискуссии с интернет-форумов, среди которых попадались занятные. На одной я даже затормозился.
автор: Flash 19:44
Я думаю, любовь все-таки есть, и она просто приходит. Десятый вопрос, к кому и в каких обстоятельствах. Кто-то с ней справляется, кто-то сразу начинает военные действия со своим объектом, кто-то не может вынести, что другой видит его лучше его самого. Это зависит от зрелости личности, и самое худшее в этом мире, имхо, когда любовь сваливается на тех, кто к ней не готов. Это как ребенку дать чемоданчик с Той Самой Кнопкой... На него такое начинает давить, и он нажмет ее лишь для того, чтобы снять невыносимое напряжение. Потом всю жизнь жалеть будет, но это никого уже не волнует...
автор: Перекотий В. 20:08
Коллеги, по-моему, налицо терминологическая путаница. Потому попытаюсь прояснить свое понимание. В обсуждении имеются ДВЕ ЛЮБВИ. Есть "любовь МЕЖДУ...". Она чаще всего упоминается в контексте чрезвычайных межполовых симпатий и понимается как любовь между женщиной и мужчиной. Вот ее можно ждать. И есть "любовь К...". Она не требует ответного отношения. И распространяется на мир, природу, Родину и даже на конкретных людей. Так вот ее ждать глупо, а можно только вырастить, и часто со своей же помощью. И последнее. Дождаться любви первого типа легче человеку, выросшему до типа второго. Он на эту радость почти обречен. Правда, почти. :) Мне так кажется.
автор: Кошка 18:52
Tombe la neige – по-французски: падает снег... с другими языками у меня хуже. Любовь – это единственное, что имеет хоть какой-то смысл в этой жизни.
автор: nk 19:52
Кошке
Не единственное. Но самое приятное;0).
автор: julia 19:54
НК: ВСЕ прочее – по большому счету производные от любви:). В глобальном смысле:)))
автор: nk 20:07
Не все. Есть еще обязанности перед собой, потому что умираем мы все же в одиночку :(.
автор: julia 20:38
обязанности перед собой – это разновидность любви:))
автор: julia 23:36
Ой, ну да ладно вам... объекты... субъекты...Заполнение дыры в сердце.. обретение цельности... – вот что! без объекта все равно не получаеца... анонизьм иначе какой-то...:)) по моему глубоко субъективному мнению :)
автор: Смоктуновский 01:04
Онанизм как раз и имеет дело с объектом. Только воображаемым :) Вот так и любовь в обычном понимании. Онанизм. Да-с.
автор: julia 01:20
Смоктуновскому (упрямо): и все равно... Оно есть. Это чувство, ощущение, эмоция, экзистенциальное переживание, действие, энергетический поток... реальность, данная нам в ощущениях ... иллюзия ... я ... мы... нужное подчеркни...:)
автор: julia 18:17
Принцу датскому и прочим, наобум и в пространство:
"Карфаген должен быть разрушен!" (Рекламный слоган из тьмы веков).
"Гештальт должен быть завершен!" (рекомендация практикующего... мага).
Это – о стереотипах, подачках, гордости и гордыне, но, заметьте – НИ СЛОВА О ЛЮБВИ. :)))
автор: Смоктуновский 18:25
а Принц датский это, по-моему, переодетая Офелия - еще не в пруду, но уже основательно повредившаяся рассудком :)
автор: Гамлет принц датский 01:26
julia – вы несете чушь! Проблемы разрушенного (чувствами) Карфагена и проблемы незавершенного гештальта меня слабо волнуют. Если у меня есть стремление к целостности – это... может быть что-то важное для меня. Проблема в следующем: мало, что я могу назвать важным. Люди приходят и уходят, слова их также похожи, как слова ДРУГИХ людей. Все люди похожи и взаимозаменимы – нет места ни любви, ни привязанности, ни чему бы то ни было. А вопрос: Быть или НЕ Быть, вопрос субъективной оценки и только. Важно – это дети, деньги, работа, связи. Один мой толстый друг говорит, что важны еще любовь и взаимопонимание. Но мне кажется, он не очень-то уверен.
автор: julia 10:33
Гамлету – провокатору: слова, подобные вашим, я слышала многократно. На поверку они оказываются дешевой бравадой и якобы независимостью. Это ВАШИ проблемы. И ВАША субъективная чушь, батенька (или матушка – неважно:) Стремление к целостности у каждого воплощается индивидуально. И если вам все люди кажутся взаимозаменяемыми – ваше право. Не удивляйтесь, когда вас будут заменять... периодически, без сожалений и невзирая на. Я НАСТАИВАЮ на том, что гештальты надо завершать. А людей надо любить. За их ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. Впрочем, моя позиция – не обязательно руководство к действию для датчан, принцев и прочих...
автор: Орлова 15:31
Молодец Юль, насчет "если вас будут заменять... периодически, без сожалений и невзирая на". Видела я один раз такую схему: человек честно сказал, что у него вот этот – для любви, тот – для боулинга, вон та – для шопинга, а эта – для поговорить о книжках из детства и т.д. и т.п. Жуткое осталось впечатление от того знакомства. А то, что вы мне так и не ответили – ну значит, было, кем заменить. Удачи :)
Почитав минут пять, я кивнул Валентине:
-Обработай и давай в номер.
Трудиться мне совершенно не хотелось, мысли мои витали далеко – в Париже. Я даже ощущал себя моментами на той самой мостовой, которая выгибалась у меня под ногами, когда я увидел Дану за стеклом кафе. Но больше всего мне мешали собственные руки, везде находившие осязательные подобия, то кожи Даны, то ее волос, то одежды. А когда я пил кофе и немного обжегся, то явственно ощутил на губах ее капризный укус, и по телу у меня побежали мурашки наслаждения.
Встречать Дану я поехал с Юлькой, которая сейчас, когда мы стремились к единой цели, удивительно терпимо относилась ко мне. Препоручив Цитову неотложные дела, я тут же забыл о них, поскольку в мыслях уже планировал увезти свою упрямицу к себе без заезда к ней на квартиру. Но на движущейся дорожке мы увидели только Шимановскую.
-Никита! Каким ветром?- приятно удивленная, воскликнула она.
-А где Дана?- спросил я в нетерпении, пытаясь отодвинуть широкоплечего субъекта, загородившего от моего взора проплывающую вереницу пассажиров прилетевшего самолета.
-Зачем это она понадобилась тебе?- насторожилась Нора.- Я оставила ее в частной клинике с воспалением легких, пришлось даже билеты сдать. Дана не хотела пугать маму, поэтому просила найти свою подругу.
Тут же всунулась Юлька:
-Подруга – это я.
Теперь уже в нее придирчиво впилась взглядом Нора, которой пришлось явно сделать над собой усилие, чтобы передать записку своей сопернице. А у меня тем временем тоскливо заныло сердце от невозможности обнять Дану сейчас же. Я попросил у Норы адрес клиники, и даже соврал что-то правдоподобное на эту тему. Странно, но, похоже, Нора поверила мне. Сейчас ее больше занимала Юлька. Она ревниво пожирала ее глазами, а та всем своим видом дала мне понять, что принимает удар на себя.
Юлька заговорила с Норой своим елейным голоском с кошачьими нотами, всячески стараясь отвлечь ее внимание от меня, и, поблагодарив в душе Юльку за удачный маневр, я помчался покупать билет. Однако пришлось использовать все свои связи, чтобы через замысловатую цепочку знакомых один из администраторов пообещал отправить меня ближайшим рейсом.
В ожидании этого я метался почти шесть часов и к Дане попал только поздно ночью. Она спала. После долгих объяснений с персоналом мне наконец-то позволили занять соседнюю кушетку, но некоторое время я просто смотрел на Дану, лицо которой в свете ночника казалось фарфоровым. К тому же, ее дыхание имело какой-то крахмальный хруст и ацетоновый привкус. И все-таки именно это явилось тем, чего я хотел: мне необходимо было чувствовать ее болезнь, с покалыванием где-то в груди и легким першением в горле.
Между тем мои старания вести себя тихо не помогли,– стоило мне склониться к изголовью Даны, она тут же открыла глаза, вскрикнула и обняла меня,
