самоуверенного басурмана. На левом береге дорога перекрыта крепкими воротами, а далее вбит высокий частокол, за ним плетень, тянется до засеки, между тыном и плетнем земля. Тут же ров, и пушки, скрытые от чужого глаза. Дальше задубравились берега, орешником окутались с черемухой, да калиной повязались намертво, навечно. Тальник древостойкий, не прорубишься, боярышник колючий одежку изорвет, шиповник с рябиной рыжею застилают свободный путь. Берег высок, обрывистый. Нет, не сунется тут враг. На перевоз пойдет или в другом месте будет искать перелаз. Много их на Оке. Всаднику налегке по теплой воде всюду можно перебраться.
Князь по росписи на память знал, сколько и какого кормления на воина государем положено и припасено приказом. Да все ли собрано, как хранится. «А велено вятчаном быть на берегу, и бояром приготовить велеть на Коломне, в Серпухове, в Калуге запасы государева на девятьсот человек сухарей 1350 чети, на человек по три осмины на три месяца, да круп овсяных 135 чети, да толокна тоже на три месяца…». Это только малая часть из приказа. Воевода частенько заглядывает в шатры с провиантом, требуя отчета: сколько съедено, сколько осталось, как хранится корм. Все ладом его кормщики содержат, знают о скорой расправе в приказной избе, за лень или нерадивость суд живо батогов отпустит, а кому охота со спиной исполосованной жить. Случалось и на плаху вора отправляли. Нынче в ожидании татарина харчи тратились строго по норме, неизвестно, сколько ждать его? Собрана провизия хоть и вся по приказу, да больно туго собиралась она из-за прошлогоднего недороду. Нынче всюду вести о хлебах хорошие. Овощи, лен урождаются знатно. Скоро страда тронется, тогда и приварок новый войско получит. Пока по Оке кормщики промышляют, добирают рыбой свежей. Солят, да вялят. Чаще тут же ушицу варят, а припасы сберегают.
Князь Воротынский подъехал к воинам, что развели небольшой костер в дубраве, спешился, Никита принял коня, рында князя тут же. Подошел к служилым, спросил:
─ Каков дух у воинов? Есть ли жалобы? Получили ли жалование государево?
─ Получили, не обошел нас милостью государь, ─ ответило несколько голосов.
─ Вот и славно.
─А что, батюшка-воевода, напужался нас татарин,─ сказал сидя у костра могучий суздальский витязь Тимур Алалыкин.─ Я уж давно аркан приготовил, хочу самого хана споймать или его главного воеводу.
─ Аркан метать – целое искусство,─ отвечал воевода.
─ Мой батюшка коней разводит, вот и наловчился коней по-татарски брать.
─ Я видел, как они ловки в таком деле, когда в полоне был,─ молвил наш старый знакомый Семен Головин.─ Дивея бесенок поставит нас гуськом и мечет аркан то с земли, то с коня. Наловчился, мурзенок, давай на рысях бросать. Сшиб одного полонянина, поволок по двору, а он каменьями устлан, убил насмерть. Я тоже не раз попадал в его аркан. Визжит от радости мурзенок. Отец выйдет, хвалит сына. Просит до смерти не убивать.
─ Ты видел самого Дивея!─ воскликнул Алалыкин, ─ придет хан, держись возле меня, охоту поведем на мурзу вместе.
─ Вижу, не застращал ворог нас прошлогодним набегом, коль самого главного воеводу в полон собрались брать. Крепкий дух воина – что сабля вострая.
─Верно, мы тут песню про собаку-хана спеваем,─ сказал Семен.─ Новая, может, слыхал, князь-батюшка?
─ Не слыхал, коли новая.
─ Заводи, Сеня, у тебя голос звонкий,─ сказал Алалыкин,─ мы подтянем.
Тут появились в руках у воинов переладцы из ивы и залились протяжными звуками, тут ударили ложки, и Семен запел сочным голосом:
А не сильная туча затучилася,
А не сильные громы грянули:
Куда едет, собака крымский царь?
Умолкли ложки, переладцы тихо и грустно повели далее мелодию, и отвечали несколько голосов:
А ко богатому царству Московскому:
А нынечи мы поедем к каменной Москве,
А назад мы пойдем, Рязань возьмем.
Далее певец доносил, где кого посадит крымский царь, кому какой удел отведет на кормление.
О чем думал князь Михаил, слушая песню, сложенную по слухам о будущем грозном набеге и намерениях крымского царя. Может о том, что глас народный точно указывает цели басурмана, знает их, оттого не боится встать грудью за родную землю? В отваге своих воинов князь не сомневался. Может, думал о своей ответственности перед войском, отчизне и государем, который оставил войско и готовится к свадьбе своего шурина в Великом Новгороде. И вот предоставлена возможность доказать свою преданность отчизне и государю в кровавой сече с коварным и сильным врагом, тяжким ярмом повисшего на шее у каждого русского человека. Может, думал о том, что мала его армия, чтобы отразить напор многотысячной конницы. Она пробьет любые его малочисленные заставы на перелазах, раскиданные на добрую сотню верст от Калуги до Коломны по течению Оки. Он обязан сохранить силы для главного сражения, навязать его врагу в невыгодных для него условиях и разбить. Где и когда выпадут эти условия, как Божий дар, никто не ведает, кроме Отца нашего. Где уж, а в ратном деле князь видит указывающий перст Всевышнего, и не случалась еще ни одна промашка, и теперь ведет. Ныне главная задача – определить, по какой дороге пойдет царь?
Драться с завязанными глазами, пусть даже в своем доме – есть бессмыслица. Воротынский срывал эту повязку хорошо организованной разведкой и связью с полками через быстрых и смышленых вершников. Впереди ходили сильные конные разъезды, из укромных мест высматривали вражеское войско, прикидывали его великость. Доносили. Князь в приказной избе сверял эти вести с теми, что получил прежде от своих сторож. За прошедший год они стали многочисленней, а глаз зорче. И он знал, где находится неприятель, как и где, движутся ударный передовой и сторожевой полки.
Враг идет ходко. Правда, сторожи и станичные разъезды атамана Черкашенина донесли, что отяжелела орда янычарами с пушками и пищалями. Турки, помня свое неудачное вторжение ровно три года назад с целью воевать Астрахань, снарядили теперь легкие судна, погрузили огнестрельный наряд и все имущество, прошли Большую излучину Дона, поднимаются выше, мостятся высаживаться после впадения Воронежа. Янычары налегке, не отягощая судна, топчут многотысячной колонной пустынные берега. Кто и попадет на пути, куропатками разлетаются по степи, хоронятся в буераках.
Не резон царю с пушками да пешими янычарами уходить в сторону на какую-нибудь из четырех дорог московских, идущих на север. Выбрал самую краткую, известную, что зовется Крымской через Серпухов и Тулу. Басурман уверен в своей силе и в слабости русского войска после московского пожога. Еще доносят, не идет царь лощинами, не скрывается волком по оврагам, а прямиком по шляху. И это в ту же колоду: прошлогодняя удача несет его на крыльях…к погибели. Будь уверен, да не перехлестывай!
Вот и новый гонец от донского атамана Черкашенина. На подходе его казаки, вот-вот придут в Серпухов. Бодрит сия прибыль, войско казаков стойкое, люди лихие. Они уже почувствовали государеву заботу о казаках, как о надежной опоре в пределах Дикой степи, откуда видно, как впадает враг в эти малообжитые земли. Наделы земельные, казна, пищали, зелье к ним и свинец выдавались щедро. Сам Черкашенин крепкий казак, как телом, так и нравом быстро сыскал славу среди новых поселенцев, слыл не только удалым, но и смекалистым, прозорливым воином, строгим, но и заботливым батькой. Велел князь эту добрую весть по полку разнести.
Не успела разойтись молва, атаман с ватагой уж челом бьет князю.
─ Принимай, князь Михаил, добрую рать казацкую,─ спешился со степного рысака могучий детина, с лихими усами, в кубанке с красным околышем и в шароварах с лампасами. Широкую грудь закрывает колонтарь, искусно сработанная броня из колец и блях. На бляхах главы орлиные. Начищенные песком они тускло играли многими бликами от близкого костра. И казалось, весь человек-орел в полете неудержимом. Стань на пути – разнесет в клочья. Такие же могутные и его витязи, только и отличаются доспехами: у кого кирас, у кого зерцало или бехтерец. Не простые люди, знатные, от которых и пойдут впредь рода казацкие, славная опора государству российскому.
По старинному русскому обычаю трижды почеломкались воеводы, крепя и без того не слабый дух.
─ В глубь дубравы заходи атаман, костры жги так, чтобы не познал басурманин сколько нас и где мы. И помни, каждый в сече обязан полдюжины стоить. Пищаль-сестрица да пуля меткая нам допомога!
─ Верно князь. С Божьей помощью каждый казак справил такую сестрицу, и она во всем – выручка. И дальше мыслю, – а как под каждым казаком добрый конь будет, то сила его утроится.
─ И ты, атаман, верно судачишь, пограничная сторожевая служба того требует, а государь тому порука.
Слова воевод вскоре потонули в сотнях людских крепких голосов с челн и парома идущих через Оку. Казаки выгружались на берег и исчезали под кроной дубравы. Шли сотнями, с амуницией, располагались на ночлег после долгого пути. Воротынский отметил, что конных у атамана большая половина, а вот огневого запасу, по словам Черкашенина мало. И воевода тут же дал наказ пополнить сумы казачьи зельем и пулями. В глубине дубравы занялись огни костров, невидимые с переправы.
Прискакала группа разведчиков. Лошади в мыле, знать покрыли изрядное расстояние, неся важную весть. У разведчиков два языка, притороченные поперек седел. Воротынский в шатре принял главу разведчиков. Он доносил со слов языков, взятых под Тулой о численности татарского войска, направлении движения, о янычарах и огнестрельном наряде.
─Прикажешь дознания повторить при тебе, Михаил Иванович,─ спросил князь Курлятев несший дежурство по полку,─ татары упрямиться не будут. Все уж выложили под пыткой.
─ Повторим, узнаем, всю ли сказали правду? Сверим дознание с другими вестями,─ согласился Воротынский.
Языков спрашивали. Они повторили уже известные сведения.
Воеводу интересовали многие другие вопросы. Как ведет себя войско, скрытно ли, или не хоронится, смело и нагло жжет костры, берет ли в полон мастеровых мужиков для наведения переправ, не ходят ли разъезды врага в западную сторону, щупая прошлогодний путь?
Толмач сдержанно басил ответами. По словам языков, выходило, что враг идет по шляху стремительно, кучно, выставляет свою силу для любого любопытного глаза: смотри, страшись и покорись! Ночами встает по лощинам, костров не палит. Полона нет, обоз отягченный янычарами и пушками едва поспевает за конницей. Впереди сильные разъезды. Ни вправо, ни влево не ходят. В авангарде у хана идут ногаи.
Воротынский сделал выводы и приказал собрать на совет всех воевод.
29.
─Воеводы, бояре, князья, я собрал вас на думное сидение, чтобы умыслить как вести войну с царем крымским. Басурманы идут прямой дорогой на Москву. Ночь застигнет их под Тулой. Доносят о великом войске. Против каждого нашего воина пять татарских и турецких. Имеют много пушек, несколько тысяч янычар с аркебузами. Войско тяжелое, с таким грабить не ходят, а покорять. Ведут орду царь Девлет-Гирей и его главный воевода Дивей-мурза, с ними царевичи и ширинские князья. Впереди идет ногайская конница Теребердей-мурзы. Басурман знает наши дороги и перелазы
