Шереметев, головы пушкарей князья Семен Коркодинов и Захарий Сугорский.
─Поторопитесь, братья, скоро потребую огня соколиков! ─ зычно подал голос Воротынский.
─ Стараемся, князь, аж рубахи взмокли,─ отвечал князь Семен Коркодинов,─ правое крыло готово палить. Скоро пособится и левое.
─ Казаки полка уже наладились вести бой,─ доложил Игнатий Кобяков.
─ Стрельцы тоже стоят наизготовке,─ не замедлил откликнуться Михаил Ржевский.
К гуляй-городу подтягивался обоз с провиантом. Конница большого полка становилась в резерв на краю лощины. Полк левой руки занял свою позицию слева от крепости. Князь Андрей Репнин ревностно следил за размещением. Пешую рать направил в руки главного воеводы, тот указал, где копать ров перед укреплением.
С минуты на минуту Воротынский ждал появления сторожевого полка во главе с князем Иваном Шуйским, прикрывающим тыл войска. Его место справа от укрепления, куда по мысли пойдет основной натиск татарской конницы. Там уже стоят казаки Михаила Черкашенина, копают ров, выставляют перед собой рогатки, взятые в обозе. Велел Воротынский нарубить в лощине подлеска и прикрыть ими щиты укрепления, чтобы наперед не напугать крепостью противника. Всякие работы ключом кипели на холмике, на котором становилось тесно и шумно от людского говора, конского храпа, топота многих тысяч человеческих и конских ног, скрипа телег, звучных команд устроителей гуляй-города. Солнце перевалило далеко за полдень, припекало разгоряченные тела воинов и лошадей, выжимая пот с острым запахом. Начала одолевать жажда. Вода для питья, что имел каждый ратник в долбленых баклагах, кончилась. В бочках находилась неприкосновенная для охлаждения пушек. К близкому Рожаю потянулись кормщики для пополнения запаса воды. По их спешному ходу видно, как распалились люди в напряженных часах подготовки к битве, и глоток свежей воды будет мил, как поцелуй невесты или жены.
Тем временем передовой полк под командой первого воеводы князя Андрея Хованского и второго воеводы князя Дмитрия Хворостинина быстрым маршем пошел на сближение с татарами. Примчавшийся вестник от главного воеводы передал его волю: ударить всеми силами по татарам…
Они были рядом. Ударный отряд остановился, дал отдых лошадям, перестроился по уговору, пуская вперед конных казаков с пищалями и стрельцов. «И передовова полку воеводы князь Ондрей Хованской да князь Дмитрей Хворостинин пришли на крымской сторожевой полк. А в сторожевом полку были два царевича. И учали дело делать у Воскресенья на Молодех и домчали крымских людей до царева полку»,─ гласит запись в Разрядной книге…
Стремителен был бросок сводного полка. Татары встретили конную массу русских дождем стрел. Казалось, приступ тут же захлебнулся: передние конники остановились и спешились. Короткое замешательство, но дружный залп рушниц, бьющих гораздо дальше полета стрелы, ошеломил татар. За первым залпом последовал второй, третий, внося немалый урон и душевное смятение сторожевиков под командой двух царевичей. Пороховой дым на несколько секунд накрыл пространство между противниками, легкий ветерок нес его к татарам, а когда едкая пелена рассеялась, нукеры увидели, что русская конница врезается в их порядки. Началась сеча. Многих татар побили и поколебали, погнали, уничтожая в сече. Спасаясь со свитой, царевичи прибежали к царю. Он стоял на берегу Пахры со своим полком.
─Московские люди догнали нас и побили, ─ кричали царевичи, ─ на Москву идти рано, надо разбить их здесь, чтобы не оказаться между двух ратей. Дай нам две тьмы, мы сомнем неверных.
Разгневанный Девлет-Гирей метал на царевичей огненные молнии и свирепо рычал.
─ Мы опрокинули два жалких отряда на перелазах, русские уже дважды нанесли нам заметный урон. Берите тьму ногайскую и две тысячи моего полка да принесите мне голову того князя, кто уничтожил мой сторожевой полк из отборных нукеров.
Затрещали барабаны, завыли трубы. Посрамленные царевичи вскочили на коней и тьма всадников ринулась добывать славу и голову обидчика. Обидчики же получили к этому часу точное место, где развернулся гуляй-город, и, отбиваясь от наседающего противника с помощью казачьих и стрелецких пищалей, стали отходить в заданном направлении. Когда вышли к деревне Молоди, увидели своих, то откровенно побежали, обойдя гуляй-город справа, закрывая собой обзор, подставили ногайскую конницу под меткий огонь пушек, под пули нескольких тысяч стрельцов и казаков. Многие еще не успели занять место в крепости, палили из пищалей, спустившись с косогора на несколько метров, чтобы не мешать целиться стрелкам за крепостной стеной. Всадники валились снопами. Ошеломленные внезапным огнем, остатки отряда показали тыл. С флангов передвижной крепости выскочили лавы конников, собранные со всех полков и довершили разгром атакующих, устилая поле трупами. Царевичам удалось уйти.
Новая удача окрылила русское воинство. Гуляй-город заполнился пешими и конными до отказа и рокотал радостными голосами, подобно громам долгожданным в начале знойного лета. Сделалось чадно от дыхания скученного войска, нагретых от выстрелов пушек и пищалей, пахло людским и конским потом, но никто не замечал неудобицу, лица воев освещались улыбками, удача подкреплялась крепким словом и смехом.
─ А не поднесет ли нам воевода по чарке за новое дело,─ гудели стрельцы Квашнина, которые вели огонь за пределами стен.
─ Ишь, разохотились!─ смеясь, отвечали им казаки Булгакова.
─Нашего полку прибыло, где князю взять столько анисовой, чай в Серпухове запас остался.
─Анисовка, браты, хороша для раненых, и горло промоет, боль снимет и рану от татарской сабли обескровит,─ подводили черту подьячие из приказной избы.
Тут и Сеня Головин выкатился на круг и прокричал:
Разбежался татарин прыткой,
Но вышел Тимур с Никиткой.
Вдарили пищальми метко да хлестко,
Из наряда дробом жестко,
Повалился снопом басурманин.
Не ходи. Здесь стоит крепкой русиянин.
Тимур Алалыкин, крутя лохматой головой, подошел в развалку к Семену, приобнял его, расцеловал.
─Башка, во башка!─ восхитился он.
─ Пошто меня пропустил? Не узрел, как я сек татарву, да из кольчуги стрелу вынул?
─ Узрел, Ермоха, только не в склад твое бугристое имечко попадает. В другой раз, глядишь и вкручу. Мне про князя песнь надо составить, чтоб люди пели.
─В чем же заковыка?
─Это, брат, дело трудное.
Еще не схлынуло в гуляй-городе и за его стенами возбуждение, толкотня, поиски своих сотоварищей, собирание сотен, а кормщики призывно заиграли в рожки. День допивал последние солнечные лучи, и каждый полк потянулся к своей походной поварной получить гречевую похлебку, ломоть хлеба да добрый кусок присоленного сига, щуки, язя. Сотники, получив приказы от воевод, разбирались кто жив, кто ранен, кто убит.* Последних, слава Богу, было немного. Раненых стрелами больше. Тяжелым давали анисовую водку, промывали раны настоями из целебных трав, рваные – прижигали. Доклады сотников стекались у воевод, а те шли в приказную избу, писари заносили в книгу, считали, и когда все улеглось, донесли большому воеводе. Урон войска убитыми и ранеными с прихода орды на берег почти не ощущался. Татар же только перед гуляй-городом и далее в угоне похоронщики насчитали более десяти тысяч. Собрали оружие, сняли с трупов кольчуги и иные доспехи, сапоги, халаты и другую добротную одежку.
Всюду из гуляй-города, с его флангов, где стояли конные полки, видны были многочисленные трупы людей и конские. Местами они лежали грудами, в иных – курганами. Так кучно и с огромной поражающей силой били пушки и залпы пищалей. Воины некоторое время взирали на дело рук своих молча. Поражал не сам вид трупов, а обилие их, вызывая тот отвлеченный страх, который сидел в каждом человеке перед атакой и улетучился с первым залпом. Теперь тот испуг как бы вновь вернулся, предупреждая о грозной опасности впереди, но устрашиться уж никто не мог и каждый про себя, а то и вслух говорил: воздал нам Бог и еще воздаст многие победы. Затем шел по своим делам, к поварной своего полка для подкрепления телесных сил
Тимур Алалыкин хватился своего дружка Ермолая, тот, оказалось, подался в лекарню с раной в плече. От глубокого ранения, спасла кольчуга, вроде царапина, а вот кровоточит, мажет одежку. Еще он, как и каждый раненый, опасался огневки, от которой, если возьмется, не спасешься.
─Ермоха, где запропал?─ обрадовался Тимур, разыскав товарища.
─ Стрела вот царапнула, неглубоко, а кровавит.
─ Дай-ко, гляну,─ Тимур с видом знатока вгляделся в обнаженное плечо купеческого сына, молвил:─ Стрела в жилу угодила, айда в сторонку, я лекарничать могу. У меня бабка травница, знахарка по настоям да мазям. Счас я тебе анисовой водкой промою рану, тады соком подорожника смешанного с соком кровохлебки залью, и листом подорожника укрою, да тряпицей повяжу. Бабкино наставленье держу в голове. Пригождалось. Зарастет как на собаке.
─ Ну?─ не поверил Ермолай.
─ Дугу гну! Слухай старшого, не кочевряжься, не то ужин прохлопаем. Слышишь, кормщики голос подают.
После плотного ужина войско уже в сумерках вышло из гуляй-города и окопало его рвом, выставило рогатки. Усиленные конные и пешие дозоры выступили на охрану, войско расположилось на ночлег, сберегать силы для будущей брани.
33.
Пока государево войско под командованием князя Михаила Ивановича Воротынского чутко отдыхало, набираясь сил к решающему сражению, зададимся вопросом. Почему же сильное и мобильное татаро-турецкое войско, оснащенное современным стрелковым оружием и пушками с первых же минут прихода на правый берег Оки и пытаясь ее форсировать в самом удобном месте на пути к Москве, стало терпеть неудачи и далее они его преследовали в большей и большей степени?
Это было совсем не счастливое стечение обстоятельств в действии малочисленных полков раскиданных по росписи Разрядного приказа на большие расстояния от Калуги до Каширы и влево до Лопасни, и не Божеское предзнаменование действий, а в том, что ныне у руководства стояли иные воеводы, иной главнокомандующий и его гениальная организация решительных действий войска, предвосхищение ходов противника, налаженная связь посредством верховых гонцов ( напомним, у Воротынского их было около шестидесяти князей, княжичей, детей боярских и дворянских), четкое выполнение его указаний другими воеводами. И это превосходство в организации войска в боевой обстановке с применением современных видов оружия и оборонительного сооружения – передвижной крепости на колесах, а также умелого маневра полками дало тот результат, какой мы увидели и увидим дальше.
После первого сражения на Серпуховской переправе дух войска усилился на столько, что ему не страшен был сильный и коварный враг. И дух этот дал войску ту силу, с какой каждый воин назавтра гнался вслед за татарами. И необычайная гонка эта уставших людей не сломила их стойкость и решимость победить. Воины с азартом удачливого игрока принялись ставить гуляй-город, размещать у бойниц пушки, подносить заряды и выполнять множество другой работы под палящим июльским солнцем в доспехах, не смея снять их и
