бастрыга Ермолай,─ тута одна стезя, к Аллаху.
Из глубины орды на берег вылетел на сером в яблоках скакуне богато одетый всадник. Не иначе князь или царевич. Он размахивал саблей, что-то кричал и первый устремился к переправе. Его тут же обошла лава конников и, угадывая брод по колесной колеи и ребристому течению, устремилась на приступ реки. Чуя воду, кони сбавили ход, но сзади напирали, обходили слева и справа, погружаясь в более глубокие места. Течение реки вздыбилось от сотен конских ног и туш, заходили волны. Еще минута-две и всадники пересекли середину реки, готовые выпустить из луков тучу стрел в противника, если тот появится на пути.
Вдруг на левобережье ожил густой кустарник, прилегающая дубрава закишели стрельцами в разноцветных кафтанах и ермолках, казаками в темных рубахах с кожаными нагрудниками и в кольчугах, немцами в латах. И все это воинство в тысячу, а то и больше человек, ударило по увязшей в переправе коннице. Густо били с флангов и в лоб. В ответ засвистели стрелы, слепо находя цель на излете. Стрельбой командовали с одного крыла Игнатий Кобяков и Юрий Тутолмин, с другого фланга Юрий Булгаков да Иван Фустов. Атаман Черкашенин с казаками, выскочив из дубравы, оседлав дорогу и центр переправы, бил в лоб. Пороховой дым застлал все вокруг, но вторая партия стрелков, едва видя цель, дружно разрядила пищали, затем третья. Вой, визг раненых, храп и ржание лошадей, вскипевшая вода от неистового всплеска конной лавы глушили даже залпы. Все смешалось. Всадники, сраженные меткими пулями, падали с высоких седел под ноги обезумевшим животным, окрасили воду Оки своей кровью. Многие лошади, потеряв всадников, рванули вперед, влево и вправо, попадая в близкие окские ямы. Одни выбирались на берег, другие, выбившись из сил, тонули, давили раненых, которые старались ухватиться за сбрую и выплыть на берег. Часть лошадей выскочила на дорогу, и бешено унеслась в дубраву. Всадники на том берегу придержали коней, но и им досталось от четвертой партии стрельцов и казаков, ударивших залпом. Приступ захлебнулся. Татары отхлынули, встали поодаль недосягаемые пулями.
Русское войско, сотрясая пищалями, ревело буйволами на все голоса. Прорывалось еще малоизвестное «Ура!» принесенное донскими казаками. На берег прискакали воеводы Воротынский, Шуйский и увидели много побитых и отступивших татар.
Князья Михаил и Иван крестились.
─ И еще Бог воздаст!─ сказал Воротынский, он ударил в свой барабан, что приторочен слева у седла, привлекая внимание войска. И когда стихли возгласы, воевода выехал на бугорок, чтоб все видели, громко сказал:
─Молодцы браты стрельцы и казаки! Вот так и дальше будем бить басурмана. Поднести каждому по чарке анисовой. Здесь будем ждать основную орду. До ночи они не сунутся, а сунутся, велю выкатить пушки, а пока пусть стоят скрытно для смущения басурмана.
─ Вот это воевода!─ восхитились иные.
─ С таким орда не страшна!─ кричали другие.
─ Ура, князю-воеводе!─ вознесли хвалебный ор донцы Черкашенина.
Воевода усмехался в усы, но огнем горящие глаза, говорили, что он доволен. Повернул коня и уехал.
Кормщики появились быстро. Десятка два.
─Разберись сотнями, получил, вертайся на свое место!─ раздался приказ.─ За берегом наблюдать.
Стрельцы и казаки, а с ними кучка немцев быстро разобрались, и бочка анисовой тут же переместилась в их желудки. Жевали с утра полученные сухари. Повеселевшие, бодрые вои расходились по своим местам, зорко взирая на прибывающую на правом берегу, табунящуюся конницу, изготавливались к новому бою. Но на переправу никто не шел. Однако скоро было замечено оживление: на берег стали выкатывать пушки, за ними суетились пушкари и янычары с аркебузами. Рокот правого берега неожиданно перекрыли громы. Набежавшая темно-сизая туча метала ослепительные молнии, ветер рвал и гнул ивы, черемуху с черными плодами, местами обобранную воями, гудел в дубраве, треща сломанными ветками. Секанул проливной кривой дождь, как из ведра. Стрельцы и казаки забеспокоились за припасы зелья, укрывая рожки и кожаные сумки. Через завесу дождя плохо проглядывался правый берег, на котором суетились вымокшие до нитки турские пушкари и цветастые янычары.
─Беречь огнестрельный заряд,─ кричали сотники,─ прикрыть, чем можно!
Встревоженный ливнем, когда пищали, что железная палка, не применишь, Воротынский подтянул к переправе всю наличную конницу, лучников и арбалетчиков на случай дерзкого прорыва татар во время грозы, на который они горазды. Но небесные силы остудили порыв вражеской конницы. Она отошла под прикрытие ближнего леса и не помышляла о прорыве. Ливень с мелким градом отложился на восток так же быстро и неожиданно, как и налетел. Возле пушек зашевелились турки, подтягивая на телегах огнестрельный наряд. Небо очистилось от туч, брызнуло склонившееся к дальнему зубчатому лесу яркое и приятное солнце.
О возне у пушек вновь донесли Воротынскому. Вместе с Шереметевым он тут же появился и, оценив обстановку, приказал скрытно отойти стрельцам и казакам в дубраву. Не успели они показать тыл, как с того берега ударили пушки. Ядра со свистом падали в чашобник. Стрельцы да казаки поспешили убраться, готовые встретить врага огнем пищалей и пушек. Вновь на берегу появилась конница, но татары медлили, хотя пушки палили неистово. Уже в сгущающихся сумерках видно было, как конница отхлынула от пушек. Янычары и пушкари продолжали палить из всего огнестрельного оружия по левому берегу. Главный воевода Воротынский попусту травиться не велел и не показал врагу своих пушек. Это произошло вечером и ночью 27 июня 1572 года.
Ночь выдалась темная, небо закрыто высокими кучевыми облаками. Дождя больше не ожидалось, костры палить воеводы не велели, ждали ночного нападения. Стрелецкие и казацкие сотни стояли близ берега за частоколом, готовые отразить натиск. Под Серпуховом все обошлось спокойно, если не считать неустанную пальбу турецких пушек. Князю Воротынскому, наконец, донесли, что передовой полк и полк правой руки пошли на сближение, а на перелазах у села Дракино встал небольшой конный отряд.
31.
Двести воинов сторожевого полка, в голове которых был княжич Иван Долгорукий из Орла, притаились в зарослях Оки по обеим сторонам Сенькиного брода. Здесь, против широкого плеса, уходя краями в засеки, стоял в два ряда крепкий тын, переплетенный ивой и черемушником. Между плетенями в две сажени шириной насыпаны земля, гравий, песок. Настоящая крепостная стена. С северной стороны глубокий ров, заполненный грунтовой окской водой. Тут же устроены подмостя для воинов, чтобы не мочились в воде, а прикрытые стеной били бы из рушниц, арбалетов и луков. При надобности на насыпи свободно размещается более десятка легких пушек. Взять такую крепость не просто. Но цель у сторожевиков была иная: по возможности мешать перелазу татар, в сечу не вступать, а вести наблюдение: куда пойдет враг и, не мешкая, донести главному воеводе.
Вечерело, появились вражеские разведчики, пошли на правый берег. Сторожи подпустили их к плетням на выстрел и поразили из арбалетов. Подобрали копья и увидели на них рыжие конские хвосты – знак мурзы Теребердея. Не прошло и получаса, как Сенькин брод наполнился криками всадников, храпом лошадей. Шум нарастал лавиной, и в тусклом вечернем свете отряд различил плотную массу всадников идущих на приступ. Вода вспенилась под копытами скакунов, моча брюхо, полоща стремена и ноги наездников. Косым дождем сыпанули стрелы. Недолет, еще несколько минут, и засадные сотни будут осыпаны стальным ливнем. Не спасут и доспехи, на многих воинах они кожаные с металлическими бляхами, пробиваемые стрелой арбалета. Надо уходить, но горяча кровь княжича, так и не терпится достать саблей врага. Денис Ивашкин годами старше, телом могутнее, сгреб в охапку княжича и через ров с водой к лошадям бросился. За ним те, кто сидел на подмостях. Послышались слепые шлепки стрел о тела, кто-то охнул сраженный, взвилась на дыбы раненная лошадь.
─Уходим,─ раздался зычный голос Ивашкина,─ мы еще сгодимся в главной сече.
У плетеней свалка. Передние конники смяты и прижаты к стене. Ее не взять с маху, не перескочить. Заиграла труба, останавливая лавину конницы. Плетни схвачены крепкими волосяными арканами. Лошади натянули. Стоят укрепления, не та сила берет. Еще добавились арканы, в ход пошли топоры, подрубая колья.
Сторожевой отряд отошел на полет стрелы, перестроился и короткая атака, удар из всех арбалетов и луков. Падают захватчики, но в ответ новая лавина тяжелых ногайских стрел. Вскрикнули раненые, упали убитые. Русичи откатились. А тем временем новая волна конной тяги повалила подрубленные плетни, обсыпалась часть земли, кинжалами принялись рыхлить земляную преграду враги, и вот первые конники перемахнули стену, угодили в ров. Еще и еще с визгом прыгают в ров всадники, кто на тот свет отправился, кто выбрался, ожидая своих, и когда накопилось несколько сотен пошли в атаку на русских витязей, хоронящихся у засек, огрызающихся стрелами.
Княжич Долгорукий отправил гонца к Воротынскому с трофейным копьем, велел сказать, что орда Теребердея перелезла через Оку и передовые сотни устремились в сторону Москвы по каширской дороге. Через час новый гонец подтвердил эту весть: орда тысяч в двадцать рассеяла часть сторожевого отряда и ушла по сакме передовых сотен. Днем вестники княжича продолжали доносить о движении Теребердея, распознавая его воинов по рыжему цвету халатов.
Князь за полученные вести крестился, славил Всевышнего, а вершнику велел подать чарку за верную службу.
На Серпуховской переправе лазутчики, ходившие на правый берег Оки, захватили языка, он показал, что с пушками осталось только две тысячи конных татар и турок, а сам хан пошел следом за ногайским мурзой, Дивей-мурза повел вторую половину орды под Тарусу.
─Божье предзнаменование исполняется!─ крестясь, тихо молвил князь.
Стало ясно, Дивей будет перелазить реку у деревни Дракино. Это самое удобное место. Здесь стоит полк правой руки, в нем всего три с половиной тысячи ратников, из них тысяча стрельцов и казаков с пищалями. Казаки из Шацкого, Ряскова, Дедилова и Данкова ─ конные. Они могут разъезжать вниз и вверх по реке, на случай, если татары станут строить плоты и на них скрытно переплавляться, чтобы зайти в тыл русским полкам. Вряд ли Дивей решится на это хлопотное, длительное дело, никак не укладывающуюся в крымскую тактику – скорость и внезапность. Орда попрет нахрапом, не считаясь с потерями, перелезет реку, возможно в нескольких местах. Лето, теплынь! Татарва сему обучалась на Северском Донце. Зайдут со всех сторон. И тогда при всей стойкости одному полку переправу не удержать. Он будет смят и уничтожен превосходящими во много раз силами. Воротынский еще раз утвердился в своем верном решении. Выполнят ли его наказ строптивые воеводы?
Девлет-Гирей перемахнет Оку все на том же Сенькином перевозе. И дай Бог, чтобы не остановился у реки, а пошел на север по сакме своего мурзы. Тогда малая, но боеспособная русская армия не окажется меж двух ратей, не будет окружена. Татары же, напротив будут
