огнестрельного наряда крепости. Задача, поставленная большим воеводой – выбивать живую силу как можно больше, решится.
В центре крепости стояли туры, откуда Воротынский вел наблюдение и отдавал команды. Развивалось знамя большого полка с изображением Спаса. Войско стояло наизготовку: воеводы в доспехах, шеломах на боевых конях окруженные рындами и гонцами находились в гуще своих полков под развевающимися хоругвями; пушки, заряженные дробом, зияли жерлами в бойницах, у московских пушкарей дымились фитили; стрельцы и казаки перед гуляй-городом засели в ров, закрылись щитами и рогатками, ощетинились смертоносными дулами пищалей. Такую же изготовку приняли стрельцы в самой крепости готовые к залпу. Конница детей дворянских и детей боярских и иных людей в доспехах и шеломах с луками и арбалетами на флангах. Ждали накат врага для верного посыла своих снарядов, пуль и дроба.
Напряжение нарастало. Ураган вражеской конницы накатывался. Вот-вот хлынет ливень стрел. В тот миг, когда первая шеренга оказалась перед рогатками и всадники осаживали коней перед неодолимым с ходу препятствием, а следующие за ними, не видя его, напирали, в гуляй-городе набатом ударили в огромный полковой барабан восемь барабанщиков, засвистели рожки, заиграли зурны. Этот барабанный бой послужил сигналом для общего залпа, и он прокатился оглушительным и продолжительным громом, снося с седел сгрудившихся наездников.
Тучи стрел засвистели с той и с другой стороны. В центре все смешалось. Наземь падали не только всадники, но и раненые лошади, подминая собой живых ратников. Пушки и пищали рыкнули второй раз многотысячными смертями, останавливая лавину всадников в центре. С флангов татарам удалось оттеснить, разорвать рогатки. Двумя потоками, продираясь по кромкам леса, всадники стали прорываться вперед, развивая приступ. Вновь дружно рыкнули пушки, выбрасывая с огромной силой отборный гранитный гравий и чугунные шарики, сметая людей и лошадей, и первый приступ захлебнулся в крови убитых и раненых. Просочившиеся немногочисленные отряды татар были уничтожены в яростной, но короткой сече русской конницей.
Воротынский удовлетворенно наблюдал, как крымцы откатывались на исходный рубеж, долго перестраивались на виду у русских воев. В лесу слева и справа появились отряды смельчаков, которые метали арканы на рогатки, стягивали их на конной тяге, расчищая поле. По ним ударили из пищалей, пешие казаки были посланы отогнать татар, но те успели расчистить проходы для конницы, и она снова бросилась в атаку, закрывая перед собой жаркий день дождем стрел. Но пули и дроб пушек вновь били дальше и точнее, уязвленные всадники валились с высоких седел на землю или продолжали мчаться вперед, ухватившись за лошадиную шею. Кони ржали, неудержимо неслись в общем потоке лавы. Задние напирали на передних, стремясь пробиться к стенам крепости, сокрушить стрельцов и казаков, но обжигались сами от убойного огня. Злые залпы следовали за залпами. Татары не выдерживали и поворачивали коней, показывая тыл. Тогда с флангов с места в карьер выходила конница и гнала до предела расстроенные тьмы татар и турок.
Суздальский витязь Тимур Алалыкин дрался рядом со своими товарищами Семеном Головиным и Ермолаем на левом фланге, где атаки татар были более успешны, а воины отличались ростом, проворностью и настойчивостью. Пушки с центра сюда не доставали, били только те, что находились на левой дуге крепости и потому здесь постоянно мелькали доспехами царевичи и мурзы, надеясь пробиться в тыл. Редели ряды защитников от метких стрел атакующих.
─ Укажи, кто из них Дивей,─ говорил Тимур Семену,─ я припас для него аркан и пойду его брать.
─ В такой каше разве можно узреть мурзу,─ отвечал Семен.
Однако атаки не прекращались, за ополдень давление усилилось, но татарам не удавалось уничтожить пеших стрелков засевших во рву под стенами, пробиться в тыл. После залпа из пищалей и пушек-соколиков все также бьющих прицельно дробом набег захлебывался, в сечу вступала русская конница. В одной такой атаке Семен увидел мурзу и указал:
─ Вот Дивей, под ним вороной жеребец, халат простого нукера, да под халатом дорогие доспехи – пуля не берет. Сабля у мурзы хорезмская, рукоять с каменьями.
─ Вижу, волка, счас стрельцы приперчат, пойдет наше дело! Заарканю!
Стрельцы и казаки палили дружно, быстро заряжая горячие пищали. Но враг напирал, левый фланг попросил подкрепление, Воротынский немедленно переместил с центра несколько сотен казаков, и огонь пищалей усилился. Татары вновь не выдержали меткого огня и показали тыл, за ними устремилась конница. Алалыкин с места взял в карьер и быстро настиг уходящего вместе с поредевшими нукерами всадника на вороном аргамаке. Рядом с витязем шли Семен и Ермолай, посылая на ходу стрелы из арбалетов. Лошадь под мурзой спотыкнулась, витязь бросил аркан, петля захлестнула всадника, и он был выбит из седла. Алалыкин подтащил к себе мурзу, взвалил его перед собой и помчал в гуляй-город. В татарском войске прокатилась волна возгласов смятения, началось беспорядочное отступление к Пахре. Русская конница, прикрывающая фланги гуляй-города под восторженные крики и улюлюканье, казачье «ура» всюду теснила врага.
Воротынский зорко наблюдал за отходом басурманов. Передовые волны конницы ушли далеко, отрываясь от основных сил, и он дал сигнал барабанщикам играть отбой атаке, ибо знал, как ловко умеют отходить татары, заводя наседавших под удар засадного полка. Так поплатился героический Козельск, выдержавший семинедельную осаду монголов. Но случилось непоправимое. Пороками была разрушена стена, куда ринулись вражеские воины. Защитники отбили приступ, но вместо того, чтобы немедленно заделать пролом, бросились преследовать отступающего врага. «… исшедшие изъ града, исекоша праща их»…─ скупо сообщает летописец казалось бы победную атаку. Витязи и их воевода не знали своих врагов, их хитрости, тактику боя в поле, не догадывались о таланте и опыте главного воителя. Он же предвидел такой исход и поставил в засаду свежих воинов, и когда козельская дружина далеко оторвалась от крепости, была отрезана и окружена. Произошел неравный бой, где все русичи полегли, унося на тот свет каждый двух, а то и трех врагов.
Воротынский прекрасно знал своего врага, все его хитрости и заморочки. И хотя нынче было видно, что татары изрядно биты, уходят в беспорядке, главный воевода все же поостерегся, понимая, что у врага много свежих сил стоит в резерве и понести урон своих сынов в выигранном сражении дня никак нельзя. Только выбивать врага на расстоянии с самыми наименьшими для себя потерями. Всадники полков, разгоряченные боем, услышав звуки отбоя атаки, неохотно поворачивали вспять, возвращаясь на исходные позиции по усыпанному трупами полю.
В гуляй-городе все внимание теперь было приковано к Тимуру Алалыкину, который пробирался через стесненные ряды застоявшегося резерва, въехал в крепость через задние ворота. Семен Головин помогал ему пробиться к центру, где на возвышении находился большой воевода.
─ Дорогу витязю Алалыкину!─ кричал Семен во всю глотку,─ он пленил главного воеводу татар Дивея!
Дорогу давали, салютуя обнаженными саблями, но мало кто верил словам, видя связанного пленника в сряде простого воина*.
Слух о пленении Дивея быстро докатился до Воротынского, и он пожелал немедленно взглянуть на своего первостепенного противника. Спешившись, Алалыкин вел под уздцы своего коня с навьюченным поперек седла пленником. Представ перед князем, он сгреб в охапку рослого врага, поставил его на ноги, и, видя недоверие в очах воеводы и случившихся рядом с ним других князей, не растерялся:
─Этот шакал и есть Дивей-мурза,─ пригибая пленника могучей рукой к земле, принуждая его встать на колени, сказал Тимур. Витязь сорвал с него халат нукера, под которым были скрыты дорогие доспехи.─ Сеня Головин его опознал.
─ Пусть же он скажет, откуда знает мурзу?─ велел Воротынский.
─ Два года в его руках был пленником, много раз его зрил вживую, как теперь, ─ отвечал Головин,─ посол Нагой меня выкупил и к государю прошлым годом послал с вестью.
Дивей зло осклабился, зашипел:
─ Я прогневил Аллаха, не сломал тебе хребет.
Воротынский знал татарский язык и воскликнул:
─Птицу видно по полету! Хороший подарок государю и войску сделал наш славный витязь. Буду просить государя за подвиг удостоить Алалыкина особой чести – дать дворянский титул и поместье. Слава витязю и всему нашему войску!
─ Слава! Слава! Слава!─ троекратно прокричали воины, собравшиеся вокруг командного пункта.
─ Теперь отведите мурзу в шатер, оставьте нас с князем Шереметевым, хочу спросить у мурзы многое.
Мурзу спрашивали с пристрастием: сколько привел хан войска, что задумал совершить царь, и что собирается делать теперь?
Мурза особенно не упорствовал, сказал, что хан привел с собой двенадцать туменов вместе с турками и янычарами, собирается сначала разбить Воротынского, выручит его, мурзу, из неволи, потом с пушками пойдет брать Москву и самого царя Ивана, чтобы вернуть прежнее господство орды над Русью. Повелителю помогает его брат по вере – султан Селим.
─ Силы моего повелителя велики, и гнев его будет тоже великим. Он сломает хребты каждому воеводе, кто попадет ему в руки после падения крепости,─ грозился мурза, а князья дивились наглости пленника, его самоуверенности. Спесь Дивея слетела, он сник после того, как уже в сумерках большому воеводе донесли, что кроме Дивея татары в этот день потеряли убитыми ногайского предводителя Теребердея-мурзу, трех ширинских князей, астраханского царевича взяли в плен. Нукеров же побито бесчисленно много.
Девлет-Гирей был потрясен потерей своих военачальников. Негодуя, он клялся выручить своего воеводу и повелел назавтра повторить приступ. Но огромные потери резко охладили его пыл. Отойдя за Пахру в обморочном состоянии, он два дня зализывал раны, уряжал новых воевод, перестраивал полки.
36.
Русское войско тоже понесло потери. Поредели стрельцы и казаки передового полка, конные воины от стрел и сабель противника. Урон ощутимый к соотношению всего войска, но каждый погибший унес с собой до десятка татар и турок. Однако и при потерях Воротынский не позволил хану лечить войско в спокойствии. В ночь на первое августа над Пахрой повисли грозовые тучи, загрохотали громы, засверкали близкие молнии, освещая спешившееся войско татар и турок, пошел ливень. Поначалу татары воздавали хвалу Аллаху за грозовое вспоможение от цепких урусов, которые не давали покоя даже ночью. Хвала оказалась преждевременной. За ливнем долго и нудно шел мелкий густой дождь, наполнив Пахру и кочкарник избытком воды, подтопив шатры. Царь был вынужден вовсе покинуть спасительное болото и выйти к берегу реки. Дождь сеял до полудня. Затем вышло освеженное солнце, а вместе с ним появились русские и стали прицельно бить врага из пищалей. Им отвечали стрелами, а янычары извлекли из своих подмоченных сумок зелье и кое-как наладили огонь аркебуз. Вступать в рукопашный бой басурманы не решались, зная, что
