наверное, для меня это был самый оптимальный вариант работы в сравнении с теми же 5/2 или 6/1. Вечером я добирался до гостиницы «Орел», постепенно к 11-ти часам подтягивались остальные ребята смены, и всех нас забирал «Икарус», который мчал прямо до проходной. Завод располагался на городской объездной дороге, теперь же, в 2022-ом году, его помещения занимает завод по производства линолеума. Атмосфера на складе была неплохой, более-менее человеческой. Все делали свое дело, за исключением одного-двух индивидов (наемников, кажется, студентов), желавших просачковать лишний раз, все работали, все старались как можно быстрее закончить, чтобы выкроить побольше свободного времени. Были небольшие перекуры ради отдыха ног и глотка свежего ночного воздуха на улице. Всей командой мы ненавидели старшего смены (их было двое, но речь всегда шла только об одном из них) по прозвищу Сладкий. Он был готов уволить абсолютно любого по любому поводу, особенно если кто-то не вышел на работу.
Вообще на складе существовал достаточно строгий режим, с которым я был почти согласен. Пришел на работу – работай. Нечего чаи с кофеями гонять, раскачиваться, по сигаретке, чтобы на рабочий лад настроиться. Никогда этого не понимал. Однако я не понимал и другого – отношения работодателя к подчиненному как к какому-то крепостному, у которого не должно быть времени даже на кратковременную паузу. Хотя бы в пять минут. Особенно там, где требуются физические нагрузки. Я воспринимал такой подход чересчур жестким, мол, привяжите к ногам пудовые гири, чтобы бегом не бегали. И это там, в Европах, владельцы той же «Кока-Колы» считали подобный подход нормой, учитывая менталитет тех народов, выработанный не одной сотней лет (феодализм никуда не делся, только форму поменял). В данном конкретном случае я считал их захватчиками, наведшими свои порядки на чужой для них земле. Я пришел к ним не как раб. Я пришел к ним как человек, который мог делать то, что они предлагали.
Тот же Сладкий, например, считал себя чуть больше чем просто старшим смены, фактически получив полную свободу действий. Я, конечно, мог бы его понять, ведь с него так же требовали, и он так же получал по шапке от начальства. Он уволил какого-то парня из-за обычной температуры, не позволившей тому выйти на работу, любое возражение было для Сладкого, что кошке против шерсти. Сладкому нравилось командовать, его «я сказал» считалось неприкосновенным. Казалось бы, мне должно было быть до одного места, поскольку меня больше волновало качество моей работы: чтобы не возникало пересортицы на набранном мною поддоне, чтобы всего хватало и ничего не было пропущено (хотя не ошибается тот, кто ничего не делает), и именно за подобные косяки меня следовало ставить в позу страуса. Но ведь от внезапных обстоятельств никто не застрахован, и температура или еще что-нибудь могло свалиться на мою голову в любой момент. И черствость Сладкого была бы неизбежна. И не я один хотел бы дать ему по лбу.
Я бы ушел так и так, ушел бы, не пройдя испытательный срок. Атмосфера бесчеловечности и наплевательского подхода к людям, нет, к биороботам, отправляемым на списание при первом же удобном случае, не стоила тех денег, что были обещаны мне на собеседовании. К моему труду относились по-хамски (и на «Кока-Коле» я испытал это намного осте, чем было до сих пор). Я бы ушел, несмотря на то, что в принципе меня устраивала эта работа в ночь, и поначалу я не планировал никуда рыпаться.
Но скажу откровенно, что звонка Васьки (еще одного моего деревенского товарища, которого провожали в армию со слезами счастья на глазах, и спиртного на проводах было обоссаться хоть в сапоги) я не ожидал. После армейки Василий уехал в Москву, чтобы устроиться ментом, не без помощи дядьки, естественно. И вот спустя время Васька позвонил мне с предложением ловить «зайцев» в электричках. Не скажу, что эта идея мне пришлась по вкусу поскольку, во-первых, я понимал, что среди таких вот «зайцев» мог оказаться какой-нибудь отморозок с ножом в рукаве, а во-вторых, должность охранника требовала лицензии, и с «волчьим» билетом на руках мне такая лицензия никак не светила. Васька же уверял меня, что в той конторе наличие лицензии необязательно, он лично знал ребят, работавших нелегально.
В любом случае мне требовалось время на отработку в «Кока-Коле», и еще на обдумывание перспектив вахтового режима 15/15.
Глава 14: Цари.
Итак, я приехал-таки в Москву, в Цари, она же станция Царицыно, и встретился лицом к лицу со старшим смены Юрой, который был родом с Орла. Никаких блужданий по электричкам, как пояснял Васька. Все, что от меня требовалось – стоять на турникетах и не пропускать безбилетников. Только в Царях я узнал о том, что РЖД больше не занимаются пассажирскими пригородными перевозками, разделенные на три части, и теперь эту функцию взяла на себя частная организация, а именно АО ЦПК, или же ЦППК – Центральная пассажирская пригородная компания. Данная контора, возглавляемая на тот момент Якуниным, выкупила у РЖД всю инфраструктуру пригородного сообщения (пути, подвижной состав), взяла на себя полномочия продавать билеты, а теперь вот поставила турникеты. С ЦППК судились по факту незаконности этих самых турникетов, и Якунин прямым текстом заявил примерно следующее: «турникеты незаконны, но они будут стоять».
ЧОП «Крепость», куда я попал, заключило с ЦППК договор о сотрудничестве, и вот теперь ребята стояли на страже у частной фирмы. И мне было трудно принять тот факт, что я должен был представлять интересы тех, кто был, мягко говоря, не прав. Я вновь должен был работать с людьми. Не с пассажирами, не с клиентами, но с людьми. И хотя я негодовал от того, что людям насрать на то, кто возит их по железной дороге утром на работу и вечером домой, и они и представления не имели о ЦППК, все еще пытясь предъявлять претензии к РЖД, они все еще оставались людьми. Я так же был не прав перед ними, выполняя возлагаемые ЧОП «Крепость» на меня обязанности.
Мне предстояло получить униформу, за которую контора высчитала из моей зарплаты. Контора вычла из моей зарплаты за само устройство к ним на работу, что было для меня дико и необъяснимо.
Впрочем, куда более диким для меня стало то, что я видел своими глазами на площади трех вокзалов. То был самый настоящий бомжатник: пьяные, ссаные, сраные, с битыми физиономиями, таджики и узбеки. Сотрудники МВД неустанно курсировали между ними, и мне более опасного места в Москве в тот момент не представлялось. Оказаться ограбленным, облапошенным, пострадавшим в этом рассаднике всех цветов и мастей можно было без всяких трудностей и заминок. И казалось, что сотрудники в форме получали свой процент, орлиными взорами выискивая потенциальную жертву, с которой наверняка произойдут неприятности. По факту, я видел самую настоящую стыдобину, о которой не расскажут по телевизору, самый настоящий бардак, безобразие, недопустимое до столь знаменитой на весь мир столицы. Даже все эти кинофильмы (детективы и сериалы), наполненные чернухой, якобы, основанной на реальных событиях, в тот момент меркли с тем, чему я был свидетелем. Мне действительно было противно в тот момент находиться в Москве.
Но то были еще цветочки, поскольку самое настоящее форменное безобразие происходило в Царях. И я говорю не о своей работе, хотя я так и не смог привыкнуть находиться на ногах по 18 часов каждый день смены. Впрочем, как-то раз Юрка отправил меня на другую станцию (сейчас я уже не вспомню название), где находилась немаленькая диаспора представителей Кавказа (Ингушетия или Адыгея, или откуда-то еще с тех краев). Те ребята спокойно проходили и проскакивали через турникеты без всяких билетов, и вообще вели себя достаточно вызывающе. И в тот момент мне были уже до лампочки законность турникетов и заявления Якунина об их данности. Билеты должны быть у всех пассажиров, так положено. Однако я был один, я ничего не мог поделать. Поэтому я просто позвонил Юре и обрисовал обстановку дел. Он меня понял, вернул обратно в Цари, и еще сказал, что на той станции надо наводить порядок.
Там же, в Царицино я впервые в жизни столкнулся с так называемыми зацеперами – людьми (как правило, это были подростки и самые настоящие звизденыши), предпочитающими кататься снаружи электричек. Один раз мне попался пацан лет двенадцати, руками и ногами вцепившийся между вагонов электрички с наружной стороны. Едва поезд остановился, мальчишка проворно спрыгнул на перрон, и я только глазами его проводил. Бороться с такими смертниками было бы бессмысленно, мы просто передавали информацию на следующую станцию, чтобы тамошние ребята в погонах были готовы встретить малолетних гостей. Однажды двое подростков залезли под токоприемник, и электричка с обуглившимся телом одного из них не один раз прошла через нашу станцию прежде чем ее, наконец-то, не отправили в отстойник. Я помню как на станцию прибыли и «скорая», и МЧС, и менты, кажется, были пожарные. Об этом случае даже рассказывали по телевизору.
А раз я и сам едва не отправил человека под колеса поезда. Парень опаздывал на электричку до Тулы, прямо-таки бежал на перрон, естественно, что я пошел ему навстречу, позволил парню проскочить через турникет без билета. Но прямо перед ним двери вагона захлопнулись, опоздавший попытался придержать их руками, однако против гидравлики силенок у него явно не хватило. Так что одну руку парень успел одернуть, вторая же его рука оказалась зажата дверьми. А поскольку платформа Царицино имеет дугообразную форму, машинист не мог ничего видеть, поэтому дал гудок перед отправлением. В осознании собственной вины от неизбежной трагедии я бросился к застрявшему парню. В тамбуре люди пытались разжать двери вагона в то время как я старался выдернуть руку несчастного бедолаги. И вот поезд тронулся, парня потащило по перрону, и в этот момент его рука наконец-то оказалась на свободе.
Но этот случай моей мягкотелости и моей небрежной работы был не единственным. Да, я пропускал людей без билета через турникет, мне давали деньги, и я очень крупно рисковал нарваться на какого-нибудь проверяющего, которые неустанно курсировали по маршруту Москва – Подольск и обратно, и могли сойти на любой станции. Одеты они всегда были по гражданке, и ребята с соседних станций всегда предупреждали Юру об их появлении. Мы носили с собой рации (а в Царицино было пять постов, может, шесть), нередко Юра оповещал нас о неизбежном появлении того или иного проверяющего, и потом уже мы сами сообщали друг другу об очень подозрительных пассажирах, перемещающихся с одного поста на другой. Говорить я буду только за себя, но деньги брали все. Лично я тратил их на пирожок с сарделькой (не с сосиской, и для меня это так же было в новинку, поскольку в Орле я не видел ничего похожего). Есть хотелось всегда, и перерыв на обед был нескоро. Кроме того, «Крепость» не особо горела желанием оплачивать вахту своим сотрудникам, впрочем, ЦППК так же подолгу задерживала зарплату. Ребята, работавшие машинистами, жаловались нам на то, что это они еще оставались должны своим ненасытным начальникам, мол, такая вот эта ЦППК, собравшая в своем руководстве всех тех, кого давно пора было
