теперь уже в гости, и провел в отчем доме неделю или две, и там были рады моему приезду.
Что касается кредита, во время этой чехарды с работой и жильем я продолжал платить указанную сумму, при этом я профукал платежные квитанции. Где-то в феврале 2008-го года я приехал в Орел из деревни, чтобы отдать пять тысяч рублей за последние два месяца, которые мне дала бабка. В сопровождении Сашки Трофима и Руслана я направился в отделение «Русского стандарта» с намерением отдать деньги, и там узнал о том, что в качестве благодарности за исправную оплату кредита в течении первых шести месяцев банк принял решение списать набежавшие из-за просрочки проценты, поглощаемые одной и той же суммой в две тысячи шестьсот рублей. Оказалось, что в последующие семь месяцев установленная банком сумма оплаты с моей стороны постоянно уменьшалась, и набегавшие проценты перекрывались моими платежами. Так что последней суммой за два месяца оказывались не пять тысяч двести, привезенные мною в банк, а что-то в районе двух или трех тысяч, точную цифру уже не помню. Помню только, что на часть оставшихся денег мы покушали в привокзальной столовой, наконец-то «обмывая» мой ноутбук.
И тогда я чувствовал себя просто превосходно от осознания освобождения от этого рабского ошейника, от постоянных мыслей о том, чтобы рассчитаться с банком, чтобы больше не чувствовать себя должником, и взять паузу в работе…
Глава 10: Катя (1).
В 2008-ом году я попал к менеджеру Диме, занимавшемуся распространением сим-карт «МТС». Одной из торговых точек его являлся подземный переход с выходом на автовокзальную площадь. Очень доходное было место, открытое прежним продавцом, кажется, Ромой, при условии, что вся выручка принадлежала мне. Там была своя система оплаты, где сам Дима получал от офиса раз в десять больше с каждой проданной и активной сим-карты. В день у меня выходило до тысячи, а то и больше рублей. Дело дошло до того, что домой я мог доехать на такси, хотя пешком идти предстояло минут двадцать моим скорым шагом. Жил я на тот момент с ребятами в квартире в доме под снос, с туалетом на улице и водой в колонке, и хорошо еще, что газ не отрезали. Но был просторный зал, было две комнаты, и еще иногда приходил брат хозяйки, кажется снова Сашка, сидевший на наркоте. Хозяйка строго-настрого запрещала пускать его в квартиру, однако Сашка мог подкинуть сотню другую за возможность разогреть в чайной ложке свое вонючее варево.
Если же говорить о работе, среди покупателей «симок» я видел самых разных людей. Я продавал сим-карты клиентам без паспорта, оформляя телефонные номера на себя; я продавал сим-карты представителям других государств; я продавал сим-карты на «левые» паспортные данные; я продавал сим-карты за коробку конфет, за предложение бесплатной поездки на автобусе в любую точку Орловской области, правда, в один конец. В первую очередь, я хотел видеть в каждом покупателе человека, которому требовалось пользоваться мобильным телефоном, требовалось общение, требовалась мобильная связь. Я готов был рассказывать людям о подводных камнях каждого из известных мне тарифов «МТС», я готов был рассказать все то, что знал сам. Готов был и пытался. Я понимал, что все без исключения сотовые операторы обманывают своих пользователей, воспринимая их как безликих абонентов, что должны «доить» их без всякого зазрения совести, что должны выуживать из них как можно больше денег где-то что-то недоговаривая, или же перевирая информацию в свою пользу. И чем у продавца подвешеннее язык, тем больше шансов втюхать клиенту самую настоящую хрень. У меня даже было несколько крайне неприятных и жестких разговоров с операторами по фактам мошенничества, проводимого ими в адрес людей, при оформлении договора не вникающих в подробности совершаемой сделки в салоне сотовой связи (или же на мобильной торговой точке, подобной моей). Мошенничество, пусть мягкое, но, все-таки, обман с целью присвоения денежных средств не совсем чистоплотными способами.
Катей же оказалась пухлая молодая женщина блондинка, в один прекрасный день покупавшая у меня сим-карту, и эту сим-карту я, по оказии, отдал в другие руки. Вследствие чего последовала адекватная реакция со стороны Кати, потребовавшей разрулить данный конфуз, и она сидела на круглом деревянном стульчике, арендованном мною у продавцов из наполовину кондитерского, наполовину овощного павильона, что принадлежал одному очень хорошо знакомому мне азербайджанцу по имени Расим. Тогда я совсем не ожидал, что Катя появится в моей жизни не просто как еще один покупатель. Она приходила ко мне на точку каждый день, подолгу и не единожды мы общались друг с другом по телефону. Мне она представилась сотрудником правоохранительных органов, хотя я ни разу не видел Катю в служебной форме, только по гражданке. Я очень хорошо общался с теми продавцами из павильона Расима – с тетей Галей и Ирой (к слову сказать, я перепробовал весь имевшийся там конфетный ассортимент), и они сразу определили, что Катя никакого отношения к правоохранительным органам не имела, впрочем, я и сам подозревал эту ложь. Тем не менее это был такой период времени в моей жизни, когда я чувствовал, как все мысли мои были посвящены Кате, посвящены до состояния приторности.
Но в то же время я чувствовал некую отстраненность, чувствовал прохладное пространство здравомыслия в заполненной Катей и разгоряченной голове. Я чувствовал, как Катя была не моей стезей. Вот вроде я волновался и переживал, даже просил мать перезвонить Кате однажды в момент налетевшей на наше общение тени, вроде несколько раз в день по часу и больше говорил с Катей по телефону. А сердце, как говорится, не пылало и не билось сильно от осознания интереса ко мне со стороны женщины. Катя называла меня зайкой, я держал ее за руки, но в эти моменты было что-то не то внутри меня. И в основе его лежало подозрение во лжи. А значит было опасение оказаться втянутым в какую-нибудь очень неприятную для меня историю, где я мог получить звиздюлей сполна. Получалось, таким образом, что Катю я совсем не знал. Да и не хотел знать, раз не пытался лезть в ее дела. Впрочем, она сама рассказывала множество всяких историй на криминальные темы, да и вообще язык у нее, что называется, был подвешен, да и поведением Катя оказалась не робкого десятка.
Тем не менее, зайки зайками, а ничего серьезного между нами так и не произошло. Я не пытался, Катя не настаивала. Наверное она очень хорошо понимала кто я, и что я из себя представлял. Она читала «Войны богов», которыми я тогда занимался, она знала обо всех моих увлечениях, которых была всего пара – мои работы и музыка, что я коллекционировал. Она знала, что многого я не требовал: стол, стул, кровать и электрическая розетка. Мне даже холодильник не требовался, я давно привык к сухомятке. Я не видел Катю в качестве жены, даже не пытался представить. Однако уже потом, осенью 2009-го года, когда я снял комнату в общежитии, она наводила там марафет, пока я был на работе. Это были такие отношения, больше похожие на отношения брата и сестры, и они меня устраивали.
Потом Катя пошла на курсы парикмахеров, я видел тетрадь с конспектами, Катя сама их показывала, и с увлечением рассказывала о той профессии, которую намеревалась освоить. А потом я узнал, что у нее был ребенок, дочка, и я видел ее своими глазами.
Но главной неожиданностью оказалось сообщение от тетки о том, что со мной хотели встретиться в прокуратуре Свердловского района Орловской области. Я уже понял, что речь пойдет о Кате, и когда приехал в Змиевку (районный центр) и встретился со следователем, то мне было представлено уголовное досье на ту, с которой я был знаком уже год, с которой откровенничал без всяких задних мыслей, по сути оставаясь каким-то малолетним звизденышем с розовыми очками на глазах и верой в чистый и прекрасный мир даже после того, что уже успел увидеть, прыгая с одного рабочего места на другое. Катя была однажды на скамье подсудимых за мошенничество, и на момент моего посещения прокуратуры Свердловского района у нее был рецидив. Следователя интересовало наличие у Кати сим-карты «Мегафон», зарегистрированной на мое имя. Его интересовало вообще мое с Катей знакомство. Мне нечего было ему сказать, я не лез в дела Кати: ни с кем она общалась, ни чем занималась, за исключением, конечно, ее обучения ремеслу стрижки. Нас не связывала ночь, а сим-карту я оформил на себя по доброте душевной, просто как хорошему другу.
Думаю, так и должно было все закончиться, логический финал ее лжи, которую я чувствовал, но которой не хотел касаться. Меня вызывали в суд в качестве свидетеля, и мне нечего было добавить. Но вот адвокат указал на травму головы, полученную мною в детстве на той злополучной стройке, и призвал суд сомневаться в моих показаниях. Судья спросил как я себя чувствую, не кружится ли у меня голова, нет ли тошноты, и меня подобные вопросы оскорбили, поскольку прошло много лет после того случая и я никогда не жаловался ни на какие головные боли, и уж тем более на головокружение или на тошноту и на провалы в памяти.
Уже вечером в один из первых дней после моего вызова в суд я получил на телефон СМС примерно следующего содержания: «Ты меня еще не забыл?». Я не медлил с ответом: «Кто ты, голос в ночи?» После этого больше никаких подобных СМС ко мне на телефон не поступало. В тот момент я мог с уверенностью сказать, что мне писала Катя. Я знал, что ее отправили в колонию поселений на полтора (кажется) года, скорее всего учитывая наличие малолетней дочери (представления не имею обо всех этих деталях). Но даже если это действительно была Катя, я не должен был сомневаться в своем решении забыть о ней. Конечно, я думал о том, что после отсидки она могла попытаться найти меня, чтобы предъявить мне мои показания, которые как-то могли негативно повлиять на решение суда. Или же могла обратиться к знакомым уже из тюрьмы с той же целью. В общем, я опасался, что Катя держала на меня обиду, точила зуб, и иначе и быть не могло.
Тогда я чувствовал себя виноватым в том, что открыл рот, а открыв, мог сказать не то, что нужно было. И плевать на то, что меня не научили, что именно я должен был сказать. Тогда я чувствовал вину за то, что покончил с отношениями с Катей, в которых ложь занимала большую часть. Так сделал бы любой другой нормальный человек, я думаю, и вряд ли бы сожалел или опасался. Но мой вопрос в другом. И я еще задам его в этом повествовании, как задавал его в «Том, кто был мной. Автопортрет». Меня иногда спрашивают, почему я задаю вопросы и кто я такой, чтобы задавать вопросы. А вот хочу спрашивать. А вот хочу получить четкие и внятные ответы…
Глава 11: Сентябрь 2009.
До своего устройства к Диме на торговую точку «МТС» я провел месяц у брата Сашки. Тогда мать с отчимом снимали комнату в армейском общежитии в то время, как брат жил в отчем доме. Он жил там один, периодически запираемый матерью на ключ, даже заклеил газетами окна. Все из-за прежних своих деяний, не позволявших Сашке выходить на улицу. Я заметил на его руках множество резаных ран, кроме того, незадолго до моего приезда Сашка получил чуть ли не смертельную травму головы после удара твердым предметом
