посмотрел нам в глаза, а пялился он в посторонний угол, словно там сидел суфлер и выдвигал ему напоминалки.
- Куда поместили ребенка?- спросил дядечка первым делом.
- Не сказали. Сказали, что не имеют права разглашать. Сказали, приходите завтра в кабинет, там будем разбираться.
- Странно,- щеками удивился дядечка формам российской действительности.- В акте не указано разве?
- Мы не посмотрели,- признался я.- Не догадались, а потом поздно было.
- Вам разве не оставили второй экземпляр?- Щеки удивились пуще.
- Не-а. Сказали, все будет завтра в кабинете.
Дядечка помолчал, щеками впитывая сведения.
- Что насчет свиданий?
- Насчет свиданий сказали, что пока запрещены.
- Вещи мы собирали наспех,- добавила Лена.- Одежду, игрушки. Я предупредила, что у сына аллергия на сладкое. Они сказали: сами со всем разберутся. А как они будут разбираться, интересно знать? Анализы будут брать?
- Такие вот пробелы в процедурах,- попеняли Щеки, утопая в запахах туалетной воды, которую этот тип, видимо, подвел к домашнему водопроводу.
- У меня условный срок,- выдал я без обиняков.
- Забрали на основании решения суда?- оживился щекастый, хотя мы только что ему обрисовали ситуацию. Пришлось повторить еще раз.
- Вы предупредили надзорного инспектора, когда попали в больницу?
- На следующее же утро,- ответил я.
- Очень странно.- Дядечка, прикрывшись щеками, углубился в изучение мыслей. Потом спросил:- Ранее были какие-либо претензии со стороны опеки? При осмотре квартиры, при беседе с соседями, при посещении детсада?
Мы с Леной синхронно мотнули головами.
- Как у вас обстоит с алкоголем?
- Жена не пьет. А я – и сейчас нетрезв.
Я сделал вид, что не заметил злобный взгляд Лены. Мне просто хотелось, чтобы этот любитель «Кензо» все-таки перестал пялиться на своего долбаного суфлера и осознал, что к нему пришли живые люди с живой бедой. Я просчитался, - впрочем, мне не привыкать. Дядечка даже не повел щеками. Только плечами пошевелил и брякнул:
- По-человечески это понятно. У вас изъяли ребенка, причем с такими вопиющими нарушениями. В нашей стране традиция снимать стресс спиртным. Но больше вам не стоит это афишировать, и если нет систематических употреблений, сделаем вид, что и этого не было.
Мне вдруг стало казаться, что ярлык алкаша можно приобрести только по большому блату или за взятку. Иначе как объяснить, что люди в упор отворачиваются от брошенных в лицо фактов. Или, может, мне следовало пробить ножом и вторую руку тоже?
- То, что сейчас происходит в вашем случае, называется временным изъятием,- разъяснил дядечка, полыхая французскими ароматами.- Часто это заканчивается судом, который в свою очередь выносит постановление, следует ли ограничить родителей в правах, или вовсе лишить прав, или вернуть ребенка в семью, назначив испытательный срок. Но перед судом органы опеки проводят расследование, и вот тут ваша задача всячески им содействовать. Лично я не вижу причин доводить дело до суда. Органы опеки проявили инициативу в качестве превентивных мер. Такое случается чаще, чем вы думаете. В вашем же случае, учитывая характер статьи по условному сроку, ничего удивительного. Если теперь сделать все правильно, ребенка вам попросту вернут, и вернут быстро. У вас же имеется справка из больницы? Что у вас обычная бытовая травма?
Я кивнул, усомнившись. Справка имелась, о ней меня предупредила еще Альбина Наилевна, однако по ее характеру невозможно было определить, бытовуха у меня или криминал. Проникающая рана от острого предмета может трактоваться по-разному, а следак, который обязан был снять с меня показания, процедурой пренебрег.
- Сделайте копии, одну отнесите в Уголовно-исполнительную инспекцию, другую – в органы опеки. Оригинал на всякий случай оставьте, если вдруг будет суд. Теоретически на этом все должно закончиться. В больницу вы попали не в состоянии алкогольного опьянения, я надеюсь?
Лена вновь прожгла меня взглядом, но тут я уже мог расслабить чешки и обиженно заверить щекастого дядечку, что я не такой. Потому как официально мое опьянение в тот день нигде не зафиксировано. Об этом не знала фельдшер, которая везла меня на «скорой». Об этом не знал Бехтерев с бородкой и его Пятачок. Об этом мог знать лишь хирург, который меня штопал, а мог и не знать, потому что признался я в тот день вообще какому-то левому кренделю перед операцией. В любом случае, как я понял за три дня пребывания на больничной койке, никто никому не разболтал и не пришил этот момент к карточке. А то, что я ляпнул тогда соседям по палате про паука под кожей, так это больше похоже на дурную шутку.
- Я бы посоветовал подстраховаться,- добавил юрист.- Соберите еще раз характеристики ото всех, от кого сможете. Родственники, друзья, соседи. Пусть они сочинят вам хвалебную оду. Официально работаете?
- Жена наемный работник, я – ИП.
- С работы обязательно нужна характеристика и справка о доходах. Ну, с ИП – только справка из банка.
Если же упертая бюрократия дотащит наше дело до суда, то, по словам щекастого приверженца европейской парфюмерии, не стоит впадать в панику. Потому как временное изъятие из семьи – это одно, а вот лишение родительских прав – совсем иное. И если первое под силу любому опекунскому каздрюку, то насчет второго – хрен вы угадали. Диму Ваняткина помните? То-то и оно. Судья не будет препятствовать воссоединению, если у него не будет действительно серьезных причин. К примеру, если я не начну на суде демонстрировать свой акварельный альбом с рисунками детских пыток.
- Сейчас все будет развиваться очень быстро,- добавил напоследок юрист.- Не успеете оглянуться, и ребенок вернется домой.
В одном оказался прав щекастый успокаиватель номер один. Дальше все действительно развивалось молниеносно. Мы с Леной едва успели собрать все требуемые бумажки, как случилось то, что вывело нашу с Леной беду на общероссийский уровень, окончательно уничтожило нашу семью, а также человеческое тепло внутри нас.
На телефоне у меня стоит подписка на городские новости, и поскольку утро алкоголика начинается с лютого зависания в туалете и запугивания сортирных крыс, именно там я мельком проглядывал актуальную инфу. Мозг по большей части не включался, потому как редко случались новости, достойные перенаправить мысли в иную сторону, кроме ближайшего виноводочного. В то утро меня поджидал тот самый редкий случай. Я кликнул на новость и прочитал, и пока я ее читал, легкая, едва заметная седина в моих волосах переросла в снежную лавину, а слезы безудержно потекли по лицу.
Новость оповещала, что сегодня рано утром, в 4.05 по местному времени, в городском доме-интернате имени Валерия Чкалова вспыхнул пожар. Площадь возгорания составила 20 квадратных метров. На данный момент пожар потушен, на месте происшествия работают специалисты. Все дети и сотрудники эвакуированы, данные о пострадавших варьируются, но уже точно известно о минимум двоих погибших. К тому времени мы с Леной уже знали, что Артемку поместили именно в этот детский дом.
Я не помню, вытер ли я задницу в то утро. Может, и нет. Я помню, что когда вышел из туалета, то упал, и несколько минут провалялся в отключке. С тех пор, помимо преждевременной седины, хотя мне нет и сорока, у меня периодически немеет левая щека и ощущается покалывание в левой руке. Но с рукой это может объясняться еще и последствиями травмы, ведь я до конца не восстановил подвижность. Еще я забываю некоторые слова, и сейчас, когда пишу эти строки, мне часто приходится прорываться через мозговые заслоны.
Мы схватили такси и ринулись на место происшествия. Всю дорогу Лена что-то бормотала себе под нос, сцепив пальцы. Прислушавшись, я разобрал слова молитвы. Я хотел сказать ей, чтобы она прекращала, чтобы ни в коем случае не делала это, наш бог ушел в многомесячный запой и куражится, выбрав очередного Иова, не нужно его сейчас дразнить. Но я не смог этого сказать, потому что забыл слова.
Возле детского дома – суматоха и полчища служб. Сновали также гражданские, но их было мало, в основном журналисты и зеваки, ведь редкий воспитанник детского дома имени Чкалова мог похвастать отзывчивыми родичами. Детей эвакуировали, но мы не знали – куда, на данный момент еще не выделили информационный телефонный канал для родственников, так что мы с Леной просто цеплялись ко всем подряд. Несколько окон здания зияли черными провалами, из которых продолжал тянуться дым. В провалах иногда мелькали какие-то люди. Вскоре Лене стало плохо, теперь в обморок упала она - повезло, что без травм или ушибов. Я еле-еле смог подхватить ее одной рукой, потом ей сделали какой-то укол и усадили в машину полиции, потому что все «скорые» были заняты.
Нам удалось выведать, что всех детей вместе с персоналом перевезли в горбольницу №1 по Чапаева, где я искал маму после ее смерти. Я пытался отговорить Лену туда ехать, и случайный фельдшер, которая сделала ей укол, тоже отговаривала. Но Лена непреклонно устремилась следом за мной. Очередное такси – и мы летим уже в больницу.
Нет смысла и желания описывать весь этот кошмар. Беготню туда-сюда, регистратуры, медперсонал, множественные взгляды, равнодушие и холодные стены. Как выяснилось впоследствии, события развивались следующим образом. В 4.05 по местному времени поступил первый звонок в пожарную часть с мобильного телефона раннего собачника, выгуливающего своего пса вокруг квартала и первым заметившего дым в здании детского дома. В 4.11 поступило еще несколько подряд идущих звонков, к этому времени в окнах здания уже весело поблескивал огонь. Поднятый по голосовой тревоге персонал экстренно начал сбор и эвакуацию детей, однако все было проделано криво, косо и суматошно, а еще потеряны драгоценные минуты в силу раннего часа, и потому результат оказался трагическим.
Впоследствии на передний план вышел вопрос, почему дым засвидетельствовал какой-то утренний чепушила, а не система противопожарной сигнализации. Сломалось много копий, вылилось немало грязи, была высрана прорва статей и пабликов, посыпался град обвинений и разоблачений, многократно разворачивались сотни тысяч диванов. Даже сама причина пожара претерпела несколько трансмутаций. То это было короткое замыкание электропроводки, а тот факт, что капитальный ремонт всего здания проводился всего три года назад, вызывал лучи ненависти в сторону власть имущих и их подрядчиков. То это был поджог хулиганов, хотя насколько нужно быть отмороженным, чтобы спалить детский дом? Потом опять долго ковырялись в электрике, мусолили так и эдак, приходили к каким-то заключениям, а через день их опровергали. Попытались спустить собак на персонал: сначала обвинили в курении в неподходящем месте, потом в неправильном хранении легковоспламеняющегося хлама, даже попытались придумать пропитанную ацетоном ветошь, заныканную в подвал и там самовозгоревшуюся. В конце концов все-таки поставили точку на неисправной электрике и сунули концы в воду, забаламутив демагогией всю картину произошедшего.
А для нас с Леной все события уложились в короткий и уничтожающий приговор. Всего в детском доме на момент пожара содержалось 28 воспитанников. Пострадало, в той или иной
Помогли сайту Реклама Праздники |