Яд Бахуса

коридоре я поинтересовался у хипстера, отмалчивающегося на протяжении всего заседания, почему год. Он же сулил трешник. Тот равнодушно ответил, что я могу считать это авансом от государства, точнее – от правоохранительной системы. Которая таким приговором расписалась в своем бессилии вернуть мне сына.

Лена на суд не пришла.

19.

Изобретения для садомазохизма, применяемые в повседневной жизни: офисы открытого типа, спам с незнакомых номеров, ипотечное кредитование, квест по детским поликлиникам, родственные обязательства. Анна Витальевна обрушилась неожиданно и кровожадно, как нетопырь в ночи; только днем. Настырный звонок в дверь напомнил мне про опеку, и я заныкал початую 0,5 во внутренний карман старой зимней куртки в шкафу, закинулся «Тик-Таком» и протер морду. Артемка был в садике, спасибо хоть за это. А вот в календаре Лены стоял выходной, и тещенька видать об этом какими-то путями пронюхала.

Анна Витальевна вознесла горестную песнь ветру прямиком с порога. Глубже, чем на длину прихожки, проходить она не собиралась. Внедрилась на полкорпуса, чтобы за ней уместился некрупнотелый сенбернарообразный Степан Антонович. Воинственный зачесон пугал и колыхался, ему не хватало лишь боевой раскраски охрой. Сиреневая куртка выглядела аляповатой и на два размера больше.

- Вот как оно рассудилось-то, свыше! - злорадно вопила Анна Витальевна, из чего я заключил, что она явилась за реваншем. От резонирующего визга тещеньки дрожали стекла и ежилась за стеной Бабеха.- Грех несмываемый! Это же надо, угробили мальчишечку! Теперь поняли, наконец! А я предупреждала! Я всегда говорила, не доводят грехи до добра! Вот как к близким людям относиться, так и получается в ответ! А то! Родителей не уважать – самый несмываемый грех! Бог шельму-то метит!

В перифразе на доброжелательный сие значило: мы так рады, что у вас несчастье, что не поленились припереться и пнуть лежачих по больному. Обычно я в таких случаях всегда подрывался на защиту целостности моего семейства, но теперь я был удаленным с поля игроком. Поэтому я хмуро помалкивал, думая о лучистой емкости в кармане зимней куртки.

- Угробили мальчишечку! – стенала Анна Витальевна.- За грехи ваши расплатился. Святой теперь Лешенька, за вас отмолил. А я знала! Негоже так с родными людьми, все до копейки забрали. Грех несмываемый!

Видимо, Кандибобер до сих пор исходит досадливой слюной из-за упущенной мошны, и что не удалось поиметь меня и Лену в тот раз. Я уже не задавался недоуменным вопросом: разве люди так могут? Жизнь меня познакомила со многими ракурсами человеческих лиц и типажей. Самое чудовищное: Кандибобер действительно свято верит в свою правоту. На все сто. И проковыляет еще прорву лет с такой верой, поганя тропинки, кусты и деревья токсичной желчью.

Я хотел предложить ей отступные, чтобы она утихомирилась со своими копейками, но Лена меня опередила.

- Смотри, аккуратней, а то и на тебя грехи перекинутся. - Невыразительный голос Лены был всего лишь отголоском ее состояния. Рабочие будни обязывали к макияжу, но в выходные Лена за собой не следила вовсе, ходила нечесаная и некрашеная. Короткие волосы торчали во все стороны. Мешковатый спортивный костюм подчеркивал потерю многих килограммов.- Будешь так орать в чужом доме, и тебя бог пометит.

- Чего?!- вознеслась Анна Витальевна до небес, а голуби сорвались с ближайших проводов.- В каком таком чужом доме?! Вы на него заработали, на этот дом? Вот когда заработаете, тогда и поговорим.

Еще один повод для тещиной бессонницы в полночь. Наша халявная хата, на которую батя вкалывал все девяностые. Стоит такая, кандибобер пергидрольный, образец для сочувствия, сгорбившись и усохнув от зарабатывания на жилье.

- Мама права,- вдруг вступил своей альтовой партией Степан Антонович. На нем сегодня добротный кожаный плащ, и вообще Крякало любитель солидничать и интересничать в тему, Кандибоберу бы поучиться со своими шерстяными чулками и замшей на икрах.

- В чем права?- устало отозвалась Лена.

- Во всем!- припечатала теща азбучной истиной.- Во всем, и тебе бы еще поучиться.

Я решил, что есть у меня красная штрафная карточка или нет, я не должен бросать Лену одну на поле боя.

- У нас так-то горе,- молвил я.- Можно хотя бы звук убавить? Был бы дома Артемка, дал бы в табло.

- Вот!- возликовала тещенька диким визгом.- В этом вся ваша бандитская натура! Чуть что – в табло.

- Как бы то ни было, научитесь уважать чужие беды.

- Сами виноваты! Об уважении он заговорил. Раньше надо было об уважении говорить. Когда руки распускал и последние копейки вытягивал. Кого теперь винить, кроме самих себя? Угробили мальчишечку! В Библии вся правда сказана: лягут грехи родителей на детей. Вот и результат. Возомнили умными. Думали, деньги есть, все знаете в жизни. А вот и нетушки. Надо было старших слушать, чего говорят. Старшие вам зла не пожелают.

- Я и слушала,- горько фыркнула Лена.- До поры, до времени.

- Слушала она! Мало, видать, слушала. Чего ты такого слушала, интересно?

- Хотя бы весь этот сектантский бред, который происходил дома, пока папа был в командировках.

Тещенька вдруг стала страшной и пунцовой, а зачесон, напротив, поменял окраску на более блеклую. Что ж, нормальный выверт, я эту тему тоже в свое время просек. Нет, Анна Витальевна не изменяла отцу Лены и не устраивала вакханалий, пользуясь его отъездами. Она была приверженицей – как бы это так выразить – общественных связей с околорелигиозным оттенком. Всякие гнилые секты, короче: свидетели, сайентологи, пятидесятники и прочие упанишады. На мой взгляд, сплошной тупорылый бабизм: имелся чувачок-гуру, двойник моего хипстера-решалы из суда, и бесконечная вереница неудовлетворенных теток, сидящих кружком и наматывающих на несуществующий ус. Кружок мигрировал, поскольку штаб-квартиры не имел и старался не отсвечивать; отирались у адептов и присных, у коих позволяла жилплощадь или вторые половинки. Периодически, когда Степан Антонович уезжал в командировку, Анна Витальевна зазывала сброд к себе. Лена часто присутствовала дома, а где ж еще ей быть? Но косвенного присутствия Кандибоберу было недостаточно, она грезила о полноценном вовлечении, и на этой почве они с Леной тоже конфликтовали. Лена сопротивлялась, но в целом помалкивала и сор из избы не тащила. Не то чтобы Крякало взъярился бы и надавал Аннушке по сусалам, он наверняка знал обо всех мутных происках супруги номер два. Но вот привлечение к игрищам дочери мог не одобрить.

- Не смей!- взвизгнула Анна Витальевна.- Я не для себя это делала! Для тебя старалась, дрянь неблагодарная!

- Видимо, поэтому я заслужила ту пощечину?- кисло спросила Лена.- Когда пригрозила папе рассказать?

В очередной раз столкнувшись с «отложенными обещаниями» со стороны мачехи, Лена попыталась применить шантаж. Ей было 13 или 14, по-максималистски порыв был объяснимым. Я уж не помню, что стало камнем преткновения, но выстрел Лены оказался холостым. Анна Витальевна на шантаж не повелась, надавала Лене по щам и пригрозила, что превратит ее жизнь в ад, если та вздумает вякать и распространять «небылицы». И превратила бы, чулочная Кандибобер знала толк в подлянах и мерзостях.

- Я был в курсе,- крякнул Степан Антонович.- Она дала тебе пощечину не потому, что боялась меня. Она боялась тебя. Ты вела себя неадекватно.

Я стоял и тихо охреневал в прострации. Если вышвырнуть все эти вонючие скелеты из шкафов и хорошенько проветрить, то на повестке дня остается лишь один острый вопрос: у нас с Леной в семье трагедия. Катастрофа, усугубляемая незнанием, отсутствием ответов, и это незнание наполняет нашу жизнь дикими и ужасными предположениями, и нет в мире такой крепости алкоголя, чтобы заглушить нашу боль. У меня недавно умерла мама, я сам только что после суда. Эта же новоиспеченная парочка отсиживались в бункере, ограничившись лишь следственными показаниями. Теперь они вдруг возникают на пороге с целью… какой? Реабилитироваться? Отомстить? Пнуть больнее? Или просто насладиться нашим горем, чтобы разжечь свою захиревшую от возраста, сморщенную топку?

Иногда психопаты живут среди нас, в доме напротив или соседями по лестничной клетке. Иногда психопаты – волей-неволей родственники.

- Еще что ты знаешь?- ядовито прошипела Лена.- Может и про то, как моя дражайшая мачеха чуть не подложила меня под своего гребаного гуру? Когда мне было 14!

Анна Витальевна совершила размах для воспитательного тумака, который никак бы не вернул Лене былое послушание, но идеально уложился бы в паскудную тещину политику, однако я уже был начеку. Перехватил руку и слегка сдавил. Ну как слегка... Я ж синявский был, может, пережал немного для острастки. Будет потирать еще пару дней, как давеча, когда мирились у них дома. Но больше мы мириться не придем. Я вообще сомневался, что после сегодняшнего наши дорожки добровольно пересекутся.

- Не стоит,- сказал я и легонько оттолкнул тещеньку на Степана Антоновича.

Анна Витальевна моргала на меня опасливо.

- Все тебе ни соль, ни перец,- вдруг выдал абракадабру Степан Антонович Усманов, обращаясь исключительно к Лене и игнорируя меня.- Ни богу свечка, ни черту кочерга. И ничего не пошло впрок. Да и не пойдет уже. Дальше рассчитывай только на себя. Живи, как знаешь.

Ну, признаться, я уже минут десять как смекнул, к чему все это сольфеджио. Пришли официально откреститься от нас. Блюдут репутацию и чистоту души, не смотри что «насвистели» следствию про тот вечер с пьянкой. С одной стороны – жесть. С другой, история банальна и прописана в детских книжках как пособие для малолетних негодников, чтобы мыли руки почаще и не глотали мух. Новая жена, мачеха, непутевая дочка от первого брака. Классическая заваруха для триллера с доченькой в качестве ведьминого корма. Только ведьма эта – я.

Мы с Леной молчали, дожидаясь, когда эти двое свинтят. Ретировались они с чувством исполненного долга и вселенской скорбью на светлых ликах.

- Ты мне не рассказывала замес про гуру,- заметил я после ухода квасных родичей, наконец-то вынув из куртки свою прелесть и приложившись к горлышку от души.

- Похоронила,- бросила Лена. Я вдруг заметил, что у нее очень обветрены губы.- Даже не вспоминала до сегодняшнего дня. Этот ихний вшивый учитель-проповедник любил практиковать индивидуальные беседы. С глазу на глаз, со всеми поочередно. Они потому и не собирались в однокомнатных хатах, учителю некошерно, минимум в двушках, потому что должна быть отдельная комната для аудиенций. Там он читал типо тайные молитвы, а еще лапал последователей своих. Передавал им благодать божью и все такое. Поначалу культурно лапал, по-христиански, но что-то мне подсказывает, что с каждой новой аудиенцией культура отпадала. Мачеха пристала: пойди и пойди с ним в другую комнату, пусть он тебе благодать передаст. Человек святой, самим богом отмеченный, руки целительные, взгляд добрый-добрый, как у панды. Я согласилась, все равно бы она не отстала. Поначалу этот что-то бурчал речитативом, я о своем думала. Потом начал мацать меня. Когда добрался до сисек, я испугалась и выбежала из комнаты. Духу не хватило наорать или разогнать всех, хотя правильно было бы сделать и то, и другое, еще и соседей