Люсилль Болл "Валентинка"

Роджерс, Эд Седжвик — вот лишь некоторые из опытных театральных людей, которые щедро давали мне поддержку. У меня есть теория о помощи, которую мы получаем в жизни. Мы редко можем отплатить тем людям, которые нам помогли, но можем передать эту помощь другим. Вот почему в 1958 году я возобновила театральную мастерскую Лелы с двумя десятками талантливых детей, пытающихся начать работать в шоу-бизнесе. Мои бухгалтеры называли ее «Безумием Люси», но Мари Торре называла ее «самой практичной мастерской на телевидении».
Я нашла этот опыт глубоко удовлетворяющим. Это был мой способ поблагодарить Лелу.
Фредди, Клео, ДеДе, папа и я все еще жили в маленьком трехкомнатном арендованном доме по адресу 1344 North Ogden Drive с двумя фокстерьерами и пятью белыми кошками. Так же, как я коллекционировала животных, папа создал большой круг неудачников и неудачниц.
В семьдесят один год он перенес небольшой инсульт, а затем стал болтливым и еще больше беспокоился о состоянии мира.
Нет сомнений, что опыт папы с законом в Селороне глубоко разочаровал его в демократии. Он усердно работал всю свою жизнь, а затем в одночасье у него все отняли, несправедливо. Во время Депрессии он видел, как многие из его самых близких друзей также потеряли свои дома и сбережения из-за обстоятельств, которые они не могли контролировать. Фабрики мебели в Джеймстауне закрылись, ремесленников выгнали с работы, и через несколько недель или месяцев большинство из них остались без гроша и на пособии. И это были мастера-ремесленники: гордые, способные люди.
Папа жаловался на тяжелую долю рабочего человека, и прежде, чем мы успели опомниться, его гараж стал местом встречи радикальных левых и психов. Я никогда не видела никого из этих людей, так как они были слишком заняты работой, но ДеДе часто говорил, что они пользуются теплым сердцем папы. Он был самым мягким человеком во всем районе.
Папа ходил в совет по оказанию помощи и боролся за совершенно незнакомого человека. Он был искренним гуманистом, но также сентиментальным и нереалистичным. Например, вскоре обнаружил, что угол Фэрфакса и бульвара Сансет, всего в квартале от нашего дома, был любимым местом встреч голливудских девушек по вызову. Папа спешил к какой-нибудь даме вечера и совал ей в руку пятидолларовую купюру, говоря: «Возьми это и иди домой. Тебе не нужно сегодня работать».
«Конечно, пап, большое спасибо», — говорила женщина. Она клала деньги в карман, обходила квартал и через пять минут возвращалась к той же стойке. Папа раздавал свои деньги каждую неделю, пока нам наконец не пришлось прекратить давать их ему.
Если мы противоречили или перечили ему, он становился очень эмоциональным. Было легче согласиться с ним, чем рисковать, что у него случится второй инсульт. Мы не могли держать горничную, потому что он сразу же говорил ей, что она перерабатывает и мы недоплачиваем.
Я нашла ему работу в столярном цехе в RKO, где мастеров-дереводелов было мало. Он работал в один понедельник с семи до одиннадцати утра. Ему потребовалось ровно столько времени, чтобы вывести токарей на забастовку, и они получали очень хорошие деньги. Пока не приехал папа, им и в голову не приходило, что им хоть немного недоплачивают.
После инсульта папа был прикован к креслу-качалке. Возле нашего тротуара росло высокое дерево, которое, по его словам, мешало ему смотреть на горы. «Это чертово дерево мне мешает», — постоянно жаловался он. «Я его срублю». Я объяснила, что это будет противозаконно. «Это не наше дерево», — сказала ему. «Оно принадлежит городу».
Несколько недель спустя он изменил свою позицию. «Когда-нибудь это дерево унесет штормом, вот увидите». Конечно, во время легкого дождя дерево упало. Затем мы увидели, что корни были подрезаны, дерн аккуратно откинут для операции и затем заменен. Хуже того, дерево упало прямо на мой новый подержанный Studebaker, который был припаркован у обочины. Мне потребовалось четыреста долларов, чтобы его починить.
Примерно в то время я так усердно работала в студии и в театре Lela’s Little Theater, что похудела до 100 фунтов. Сегодня мой нормальный вес составляет 130.
Пока я лежала в больнице на диете для набора веса, Лела спросила меня, не хочу ли я сыграть небольшую роль в пьесе Бартлетта Кормака «Эй, Диддл Диддл», которая должна была идти на Бродвее. Лела развивала не только актеров и актрис, но и драматургов.
Киноактрисе никогда не повредит сняться в успешной пьесе на востоке, поэтому я ухватилась за этот шанс.
Это была не очень хорошая пьеса, но мне понравилась поездка. Конвей Тирл была звездой, а Элис Уайт играла старлетку в этой слабой мелодраме о жизни на Эвкалиптовом Драйв в Голливуде. Кинан Уинн, огромный талант с бесшабашным характером, был «человеком в белом».
Мы открыли шоу в Принстоне, и рецензенты назвали меня «еще одной Хепберн». Мы переехали в Нью-Хейвен, и там Конвей Тирл серьезно заболела, так что это был конец тура.
В Нью-Йорке переехала в шикарный отель на Пятьдесят седьмой улице, а затем пошла на Пятую авеню, чтобы купить себе грузовик новой одежды.
Газетному репортеру из нью-йоркской газеты откровенно сказала: «Я впервые в жизни счастлива. Я знаю, что делаю и куда иду». Объяснила, что была влюблена дважды, но не хочу выходить замуж. «Хочу быть хорошей комедианткой», — сказала я репортеру, — «как Элис Брэди или ЗаСу Питтс. Характерные актрисы живут дольше». После моего большого нарядного загула отправилась в Джеймстаун, чтобы навестить бабушку Петерсон. Был февраль, и на земле лежало шесть дюймов свежего снега, к моему огромному удовольствию, мельком увидела Джонни. Он не женился и все еще нес факел для меня, но мои чувства к нему остыли до очень слабого огонька привязанности.
С приходом Депрессии у Джонни настали тяжелые времена. Джеймстаун стал печальным местом той зимой 1937 года. Мебельный бизнес был в полном упадке; банки конфисковали четыре тысячи домов и выбросили столько же семей на улицу. Джонни попросил у меня денег, чтобы оплатить страховку его матери. Была рада, что смогла ему помочь.
Было замечательно стать контрактным актером; независимо от того, работали вы или нет, вы получали эту зарплату каждую неделю.
Вернувшись в Голливуд, приняла участие еще в одной пьесе для Лелы, «Завтрак для Веноры». После последнего выступления, когда снимала свой сценический грим, Лела пришла за кулисы с огромным букетом красных роз. «Это для тебя», — сказала она.
«Но Лела», — возразила я, — «за что?»
«Сегодня наша последняя ночь вместе», — объяснила Лела. «Я научила тебя всему, чему умею. С этого момента ты должна применять это на практике».
Чувствовала, как внутри меня наворачиваются слезы. «Ты хочешь сказать, что я больше не вернусь?» — недоверчиво спросила я.
«Нет, дорогая», — сказала Лела. «Ты была со мной два года, и студия говорит, что это все. У них есть несколько новых студентов для меня. Ты закончила здесь, в Малом театре».
Мы обе немного поплакали, а потом я не видела Лелу несколько недель. В качестве последнего одолжения она дала мне роль со словами в «Stage Door» («Дверь на сцену»), которую поставил Грегори Ла Кава. Он был выдающимся режиссером, но я ему не особенно нравилась. Уверена, что он дал мне эту роль только по настоянию Лелы.
Фильм был основан на пьесе Эдны Фербер и Джорджа Кауфмана о группе девушек, увлеченных сценой, живущих вместе в клубе Footlights.
Критик Говард Барнс назвал его «блестяще написанным, срежиссированным и сыгранным... великолепно смоделированная последовательность сцен и настроений». Он добавил, что «Джинджер Роджерс в роли язвительной соседки Кэтрин Хепберн подает знак, что она может играть так же хорошо, как и танцевать». Адольф Менжу сыграл продюсера пьесы о повесах, а Гейл Патрик — оппортунистическую молодую девушку. Андреа Лидс была чрезмерно чувствительной, которая покончила с собой. Ив Арден, Энн Миллер и многие другие прекрасные актеры сыграли в этой картине. Было удовольствием даже быть ее частью.
Играла одну из постоялиц клуба Footlights, у меня были длинные темные волосы, распущенные и прямые, как у Хепберн. Это была моя первая выдающаяся роль, и после этого жена какого-то голливудского продюсера, обедавшая в Chasen’s, сказала: «Кто была та смешная высокая девушка в «Stage Door», которая вернулась домой в Орегон, чтобы выйти замуж за лесоруба?»
Моим следующим опусом также был большой, дорогой фильм категории А, «Having Wonderful Time» («Чудесно проводим время»).
Джинджер Роджерс и Дуглас Фэрбенкс-младший играли главные роли в этой комедии около двух недель в «Camp Kare Free» («Лагерь Каре Свободен»). Ив Арден, которая была со мной в Stage Door, оказалась в большом актерском составе, как и Филлис Фрейзер, Джек Карсон и новый комик по имени Ред Скелтон. Я даже получила небольшую роль для Клео.
Мы отправились на съемочную площадку на семь тысяч футов горы Биг-Беар. Чувствовала себя буквально на вершине мира.
Фильм стал хитом на Radio City, и впервые меня упомянули в рецензиях на фильмы в Нью-Йорке: «Люсиль Болл безупречна в роли Мириам, одной из гарпий».

                                ШЕСТАЯ
Верю, что мы настолько счастливы в жизни, насколько сами решили быть таковыми.
У всех актеров и актрис, независимо от того, насколько они талантливы или знамениты, в карьере бывают взлеты и падения. Такова природа бизнеса. Нужно научиться справляться с трудностями и не принимать их на свой счет.
Эд Седжвик и Бастер Китон рассказывали мне о десятках голливудских людей, которые попадали в неприятности. Это было утешительно, как если бы я читала автобиографию и думала: «Ну, это случалось и с ними... Я не одна такая».
В RKO меня знали как старлетку, которая никогда не жалуется. Когда начала получать небольшие второстепенные роли в больших фильмах категории А, таких как «Stage Door» и «Having Wonderful Time», руководство стало меня замечать.
Был один важный продюсер, который был особенно добр и поддерживал меня. Он мне нравился, и я ценила его суждения. У него была молодая жена и маленькие дети, и мы часто говорили о проблемах воспитания семьи. Затем — не знаю, как это произошло — этот продюсер влюбился в меня. Он хотел развестись со своей женой, оставить детей, пойти против своей религии и совести, чтобы жениться на мне.
Для меня брак всегда означал разделение. Это как вечность в прекрасном браке моих бабушки и дедушки Флоры Белль и Фреда. Их роман ни в коем случае не был сказочным. У них было много крикливых ссор — «Ты иди сюда, Фред», и «Будь я проклят, если я это сделаю» и так далее — но я знала еще ребенком, что никакая сила на небе или на земле не будет достаточно сильной, чтобы разлучить их двоих.
Именно такой брак и хотела. Ценила талант этого продюсера; он был привлекательным, молодым и энергичным. Но не могла позволить себе влюбиться в него из-за его жены и детей.
Но поскольку была амбициозной, а он отличной добычей, я долго и мучительно боролась со своей совестью. Друзья говорили мне: «Почему бы тебе не выйти за него замуж? Он настоящий талант, и он сделает твою карьеру».
Но в конце концов нашла в себе смелость отказать.
Это решение повлекло за собой множество непредвиденных последствий. Продюсер, конечно, страдал от тяжелого случая уязвленной гордости; он сразу же потерял всякий интерес ко мне и моей карьере.