Люсилль Болл "Валентинка"

одного лишнего цента в течение следующих трех месяцев», и я так и делала. Давала ему фиксированную сумму каждый месяц для инвестирования, и эти активы приносили очень хороший доход.
Деси никогда не умел экономить.
Однажды он играл в крэпс в Вегасе и проиграл. «Дай-ка я попробую», — сказал ему и взялась за дело, и выиграла 18 000 долларов и ушла. Позвонила Энди Хикоксу и спросила, что делать с банком. «Немедленно получи кассовый чек и отправь мне его по почте», — ответил он, что я и сделала. Когда Деси выиграл такую же сумму денег, то купил лодку.
Раздельные счета хорошо работают в Голливуде. Когда один партнер тратит деньги, другой не может кричать. Поэтому, хотя Деси часто был расточительным, это были его деньги. Пока он платил половину расходов на домашнее хозяйство, то имел полное право делать все, что хотел, с оставшейся частью.
                                         ВОСЬМАЯ
Однажды ночью вскоре после того, как мы поженились, у нас с Деси случилась долгая и громкая ссора. Встала с постели на рассвете и вышла во двор. У нас там был припаркован новенький универсал. Взяла молоток и обошла вокруг новой машины и разбила все окна. Какое это было удовлетворение! Затем позвонила Энди Хикоксу и сказала, чтобы он починил ее за мой счет.
Не так уж много менеджеров бизнеса не знают о своих клиентах. Для меня Энди олицетворял хладнокровное, беспристрастное суждение. Он никогда не принимал чью-либо сторону в наших спорах, поскольку мы оба были его клиентами. Поэтому однажды позвонила ему и попросила приехать на ранчо в восемь часов вечера.
Мы с Деси все еще ужинали, когда он пришел. Он присоединился к нам за десертом и кофе. «А теперь перейдем в кабинет», — сказала я. «Энди, ты садись здесь, между Деси и мной».
Мы все удобно устроились, и Деси сказал: «Ладно, Люси, что теперь? Что это вообще такое? Причем здесь Энди?»
«У нас будет один из наших споров», — спокойно сказала я. «А Энди будет сидеть здесь и судить. Хорошо, начнем».

Наступила полная тишина. Деси покачал головой в недоумении. Затем начал смеяться. Потом тихий маленький Энди разразился хохотом. Мы все трое сидели и громко смеялись. Затем Энди попрощался и ушел.
В те ранние годы наши ссоры были своего рода занятиями любовью. Деси и я наслаждались ими, но, боюсь, они истощали наших друзей и семью. Он даже ходил к Леле Роджерс и просил помочь мне угодить. А я часто звонила ДеДи в три часа ночи, чтобы рассказать о нашей последней, самой громкой и страстной ссоре. ДеДи, как и наш бизнес-менеджер, старалась никогда не принимать чью-либо сторону, но одно только слушание, как она позже сказала, утомляло ее.
Моей обычной жалобой было то, что Деси работал над браком только рывками. Не верю, что он когда-либо действительно намеревался остепениться и стать хорошим и верным мужем. Он сказал, что я слишком ревнива, и поэтому споры бушевали снова и снова. Но мы оставались очень глубоко и страстно влюбленными.
Наша игровая комната на ранчо была ранним памятником наших битв. Как однажды объяснил Деси репортеру Элеанор Харрис: «В течение первого года нашего брака, каждый раз, когда мы с Люси ссорились, я собирал вещи и переезжал в голливудский отель. Оказавшись там, я распаковывал их, гладил, а потом мирился с Люси, снова собирал вещи, шел домой — и мне снова приходилось гладить одежду! Повторяясь бесконечное количество раз, это становится очень дорогим делом; в конце концов, понял, что будет намного дешевле построить себе роскошную собачью будку прямо на нашей собственной территории, чтобы после ссоры, я мог переместить всю свою одежду на вешалках из одного шкафа в другой. Вот так и построил наш большой игровой дом с главной комнатой, ванной и кухней. Дедушка Фредди Хант помогал мне крыть крышу. В течение многих лет это было наше любимое место для вечеринок».
Однажды, Деси объявил, что это конец нашему браку, и он переехал к своей матери в ее голливудскую квартиру. Прошло три ужасных дня, и никто из нас не общался. На четвертый день в шесть часов утра я выглянула в окно и увидела Деси, стоящего среди маленьких апельсиновых деревьев, которые он посадил. Он оглядывался и гладил по голове наших пятерых собак одновременно, а по его щекам текли слезы. Он снова был бездомным и неухоженным, и не мог этого вынести. Я тоже не смогла и с криком выбежала из дома, кинулась к нему в объятия.
Всегда буду помнить свой первый день рождения, который мы отметили в нашем новом маленьком домике. Это было 6 августа 1941 года, и мне было тридцать — нелегкий день рождения для любой женщины.
Я думала, что Деси забыл этот день, особенно когда он отправил меня одну за покупками. Но в пять часов, когда въехала на нашем универсале на длинную подъездную дорожку, обнаружила Деси, возглавляющим группу из пяти человек, состоящую из латиноамериканцев и сорока гостей, поющих «С днем рождения». Последним штрихом романтического, готового транжирства был сплошной ковер из белых гардений, плавающих в нашем бассейне.
* * *
Я любила приводить друзей из студии домой.
Однажды увидела новичка под феном в RKO. Это был первый день Джун Хэвок на съемочной площадке, и она была расстроена, слезы текли по ее лицу так быстро, как она могла их вытирать. «Эй», — сказала ей, отодвигая фен, чтобы она могла слышать. «Я никогда не думала, что из человека может вытекать столько воды. Как насчет того, чтобы пойти со мной сегодня на ужин?» Это было началом прочной дружбы.
Еще одной моей хорошей подругой была Рене ДеМарко из Dancing DeMarcos. Я даже не слышала о Рене, пока не вышла замуж за Деси, а потом узнала, что он был помолвлен с ней. Они расстались до того, как он приехал в Голливуд и встретил меня. Она вышла замуж за Джоди Хатчинсона, и после рождения ее маленькой дочери она много времени проводила на ранчо. Самым большим разочарованием в моей жизни тогда было то, что у меня не было детей. Мои альбомы с вырезками моих первых дней в Голливуде — даже до того, как я вышла замуж — заполнены журнальными иллюстрациями очаровательных розовощеких детей. «Когда?» — писала я рядом с каждой фотографией. «Когда?» и «Когда?»
Долина Сан-Фернандо тогда считалась диким и мохнатым открытым пространством, и многие кинодеятели строили там дома, чтобы скрыться от всего этого. По вечерам к нам приходили соседи — Билл Холденс, Джек Оуки, Гордон Макрейс, Фрэнсис Ледерерс, Ричард Карлсонс и Чарли Рагглс. Мы играли в покер или джин-рамми, смотрели домашнее кино или просто сидели там, задрав ноги, и разговаривали — в основном о ранчо, о том, когда лучше всего сажать, какие инсектициды использовать и как часто поливать. Все эти добрые приземленные разговоры перенесли меня прямо в Селорон и к скоту и саду моего деда. Я проводила дни дома, готовя, копая, поля, стирая занавески и убираясь в шкафах (моя страсть, так как я не могу выносить, когда что-то хранится и может быть отдано).
Через несколько месяцев после того, как мы с Деси поженились, Кэрол Ломбард и Кларк Гейбл устроили нам большую, красивую вечеринку с шампанским в Chasen’s в Голливуде. Мы особенно ценили этот жест, поскольку большинство наших друзей мрачно бормотали, что наш брак не продлится и шести месяцев. Кэрол часто приглашала нас провести день на их ранчо, которое было недалеко от нашего в долине Сан-Фернандо. Кэрол и Кларк все делали вместе — они охотились и рыбачили, ездили на лошадях и готовили барбекю, и их радость от того, что они просто были вместе, произвела на меня глубокое и неизгладимое впечатление. Это был брак. Я видела только одно омрачающее их счастье. Кэрол всем сердцем хотела стать матерью. Из нее получилась бы прекрасная мать.
Больше всего на свете мы с Деси хотели сняться вместе в одном фильме, но просто не могли убедить студийных боссов, что мы были среднестатистической американской парой. Должна признать, что многие из наших ссор и сцен воссоединения были достаточно публичными. Это могло повлиять на их мнение о нас как о команде.
Деси все время вспоминал, с каким энтузиазмом публика театра Roxy отреагировала, когда мы вместе вышли на поклон после нашего побега. «Давайте вместе сыграем водевиль», — предложил он. «Если мы будем иметь успех в Чикаго и Нью-Йорке, может быть, нас послушают в Голливуде». Мы открылись в Roxy, играя по четыре-пять концертов в день, и переехали в Бруклин и Loew’s State в Ньюарке. Я была рада сменить атрибутику королевы гламура на мешковатые штаны и потрепанную шляпу-дерби. Деси пел и играл на барабанах бонго. Это было дикое, забавное представление. Вскоре нам поступило предложение от Palladium в Лондоне. С нами это случалось дважды, и оба раза мы отказывались по самой лучшей причине: Я была беременна.
Мы отменили оставшиеся бронирования и поспешили домой, мысленно планируя пристройку детской к нашему маленькому домику в долине с шестью комнатами. По дороге на поезде обратно в Голливуд в январе 1942 года мы услышали новость о гибели Кэрол Ломбард в авиакатастрофе. Эта трагедия, последовавшая сразу за Перл-Харбором, стала для нас шокирующим потрясением.
Спенсер Трейси прилетел в Неваду, чтобы быть с королем. Он всегда так отзывался о Кларке, полушутя, но с большой любовью и восхищением. Когда Спенсер вернулся, друзья спрашивали, как Кларк держится и много ли он пьет, чтобы облегчить боль. Я никогда не забуду ответ Спенсера: «Не пить. для короля это не легкий путь».
В течение следующих нескольких месяцев мы видели, как Кларк мчался по долине на мотоцикле на максимальной скорости. Я подозревала, что он подсознательно пытался покончить с собой. Кларк резко останавливался у нашего порога и приходил, чтобы поговорить о Кэрол. Иногда он приносил один из ее фильмов вечером, и мы смотрели его. Я никогда не могла понять, намеренно ли Кларк истязал себя, или вид и звук Кэрол, такой живой и прекрасной, помогали стереть хотя бы на мгновение боль от ее потери.
В это трудное для всех нас время, когда страна находилась в состоянии войны, а Кэрол трагически погибла, я потеряла ребенка на третьем месяце беременности. Была больна разочарованием, но также уверена, что в следующий раз все получится. Но по мере того, как проходили месяцы, а затем и годы, следующего раза не было.
Деси думал, что это может отвлечь меня и помочь военным усилиям, чтобы получить несколько сельскохозяйственных животных на месте. Он должен был знать лучше.
Когда Деси принес домой триста цыплят, я держала их в тепле в берлоге по ночам. Когда теленок заболел, я переехала в ванную с ней, укрывая ее одеялами и грелками. Эта молодая весенняя телка в конечном итоге выросла и превратилась в большую, страстную корову. Она ревела во весь голос каждый раз, когда видела Деси, но конец наступил, когда она вломилась в окно нашей спальни, чтобы поцеловать его в постели. Мы потратили около 1000 долларов на то, чтобы содержать ее взаперти год, так как я не могла вынести мысли о продаже ее.
Все наши куры умерли естественной смертью. Мы начали с трехсот цыплят и трех петухов по имени Святой Франциск, Святой Георгий и Святой Джон. Наконец у нас было сорок престарелых кур и один старый слепой петух. Наше место стало известно как ферма для пенсионеров-кур.
Выходила за дверь, звала их, и они все ковыляли, и мы начинали танцевать. Все, что делала, делали и они. Или, может быть,