набегающие волны противоречивых интересов, конкуренции, меркантильности, стяжательства, выгоды усложняют твой путь к солнцу: нравственному, ценному и смыслообразующему. Ты борешься, гребёшь изо всех сил, но силы зла сильнее. Они затягивают тебя в круговорот событий, и ты понимаешь, что идёшь ко дну, что уже вместо воздуха глотаешь солёную воду, и, теряя сознание, за шаг от гибели, ты устремляешь последний, прощальный взгляд вверх, к своему солнцу, и в это мгновение, как прозрение, как божественное озарение, тебе открывается обнажённый, пульсирующий страстями, клокочущий событиями пласт человеческой жизни. Ты словно единым взглядом в целом и движении охватываешь поток бытия человека, запечатлевая его из глубины и со стороны. И в этот момент на тебя снисходит просветление – тебе открываются тайны человеческого существования, которые калейдоскопом выстраивают готовые ответы на многие определяющие вопросы, мучавшие тебя в критические минуты жизни. Для многих людей это просветление является прощальным аккордом их жизни, подарком судьбы, которым они уже не в состоянии воспользоваться, что-либо исправить, добавить, перечеркнуть и тем более начать сначала. Но единицам, счастливчикам, судьба иногда благоволит – они выкараб-киваются из бездны, вырываются на поверхность и, судорожно глотая настоящий воздух, начинают жить по-новому, уже просветлёнными. Именно такой, просветлённой, я перешагнула тридцати трехлетний промежуток своей жизни.
Но чего мне это стоило! Чтобы получить это божественное откровение, мне пришлось упасть на самое дно человеческого невезения, осуждения и презрения. Только Наташенька пошла на поправку и нас наконец-то выписали из больницы, дома меня ждала новая беда, третий «чёрный лебедь» за последние два года – твой дедушка запил. Причём не просто запил, он быстро, прямо на глазах стал превращаться в хронического алкоголика. Это потом я узнала, что психика слабых людей подвержена алкоголизму, наркомании, токсикомании и т. п. А поначалу я долго не могла понять, неужели Саше трудно удержаться, не напиваться, прийти с работы домой трезвым. Я устраивала скандалы, лезла в драку, собирала вещи и уходила с Наташей. Он клялся, ползал за мной на коленях, вымаливал прощение. Всё это происходило на глазах у ревущего ребёнка. Наши отношения превратились в ад, а пространство семьи – в пекло. От всех этих скандалов, неопределённости, проблем я чувствовала, что схожу с ума. Я понимала, что дальше так жить нельзя, потому что всё это видит ребёнок, всё это откладывается в его памяти, отражается на чувственно-эмоциональной деятельности его психики.
Милая моя, чтобы ты лучше поняла глубину проблемы, расскажу тебе следующее: с середины 1970-х годов в истории СССР начался период застоя. Это значит, что жизнь для двухсотпятидесятимиллионного населения Советского Союза практически остановилась – мы ели, спали, творили, размножались, но всё это происходило в замкнутом пространстве отдельного государства. Нас ограничили в передвижении за границы этого государства, изолировали информационно, и мы не сильно понимали, что на самом деле происходит в масштабах земной цивилизации. Мы жили замкнутой жизнью советского государственного строя, не понимая в полной мере, что творится в мире, как живут другие народы, что их волнует, куда они идут. Нас берлинской стеной отгородили от остального, так называемого капиталистического мира, запретили думать о материальном и личном, но взамен оставили небольшой список утешений. Первое место в этом списке занимал алкоголизм. Любой праздник, любое маломальское событие сопровождалось обильным распитием спиртных напитков: водки, самогонки, коньяка, портвейна. Застолья вошли в традицию советского народа, хлебосолье стало общенациональным достоянием, водка, самогонка и горилка – культурной ценностью. Про то, как надо пить и сколько пьют советские люди, снимались фильмы, писали газеты, говорили по радио. Мы этим начали даже гордиться, возводить в культ, потому что русского человека никто не мог перепить. Напиваться в компании обязывали всех, без исключения, без жалоб на здоровье и другие причины, иначе нарушались традиции и ты выпадал из культурной программы мероприятия. В стране пили от мала до велика, женщины и мужчины, на работе и дома, руководители и подчинённые. Я знала многих людей, которые трезвыми выглядели неузнаваемо: заторможенными, поникшими, обрюзгшими, депрессивными. Но стоило им выпить, «опохмелиться», они преображались: становились активными, деятельными, креативными.
Повальное пьянство накрывало страну, ещё больше обособляя её от культуры передовых государств мира. Алкоголизм приводил не только к умственной и физической деградации граждан СССР, но и разрушал основу социалистического общества – семью. На моих глазах из-за пьянства распадались крепкие, ранее дружные семьи. Больше всего я боялась, что эта эпидемия затронет и мою семью. И так оно и случилось. Внученька, я уже признавалась тебе в том, что твой дедушка оказался не настолько силён характером, как мне хотелось, но, тем не менее, мне долгое время удавалось уберечь его от пропасти алкогольной зависимости. Нечего скрывать, иногда он срывался, приходил домой выпившим, но зная мою принципиальность и понимая, что я в любой момент соберу вещи, заберу Наташу и уйду от него, он держался. Я знала, чего это ему стоило, потому что работа в академических научных заведениях того периода времени – это постоянные посиделки с обилием водки и минимумом закуски. Мне несколько раз пришлось сорвать их «планёрки» и «собрания», показать свой характер его коллегам, прежде чем они усвоили, что лучше со мной не связываться. Моя «стервозность» до определённого периода спасала Сашу, и «старшие товарищи» его не так спаивали, как других молодых специалистов. Чтобы ты понимала, в наше время компания из трёх-четырёх человек за несколько часов легко выпивала четыре-пять пол-литровых бутылок водки, закусывая одним яблоком, разрезанным на множество мелких долек. Заканчивалась выпивка, но несколько долек яблока ещё оставалось – это считалось хорошим тоном.
Но продолжительная болезнь отца, а потом и дочки, заставили меня длительный промежуток времени провести вне дома, а этого хватило для того, чтобы Саша покатился по наклонной. Он полностью утратил контроль над собой и его теперь уже ничто не пугало – ни развод, ни нищета, ни ранняя смерть. Настенька, алкоголизм, как и наркомания – это болезнь, причём страшная и коварная. В отличие от других болезней, в ней очень легко перешагнуть точку невозврата – когда нарушаются биологические процессы в психике и патология организма воспринимается психикой как норма. Алкоголик не понимает, что он больной, потому что для него это нормальное состояние. Для его психики и организма патологичным становится естественное состояние организма и общепринятые нормы здоровья.
Наблюдая, как низко пал мой супруг, пока я боролась за жизнь отца и дочери, первое, что приходило на ум – самой уйти или выгнать его из дому, развестись и поставить все точки над «и». Но я понимала, что это было самое простое и скороспелое решение, но насколько правильным являлось оно? Меня одолевали сомнения. Разве честно бросить больного? Разве можно оставить в беде человека, с которым я на тот момент прожила почти восемь лет? И как Наташе расти без отца? Наблюдая, как грязный, заросший, еле ворочающий языком муж пытался умничать на кухне, рассказывал мне о своих правах на меня и квартиру, о том какая я плохая и неблагодарная жена, я с подступающим отчаянием пыталась понять: нужно ли мне втягиваться в эту новую борьбу за его спасение, или разрушить семью и дальше по жизни пойти одной? Нужны мне эти новые испытания, или пора остановиться и начать думать только о себе и дочери?
Внученька, я долго размышляла, взвешивала, но так и не смогла бросить Сашу. Как я себя не уговаривала, но развод с этим уже практически больным человеком напоминал мне откровенное предательство и бегство, а я боялась предавать, потому что знала, что меня замучает совесть. Поэтому, вопреки рассудку и очевидности, отложив в долгий ящик свои планы на жизнь, восприняв свой крест как подвижничество и долг, я стала бороться с алкоголизмом мужа. Я уговорила себя: ведь не хулиганил мой Саша пьяным, не дрался как другие, а только умничал и учил жизни. Да и Наташеньку сильно любил: каким бы пьяным не приползал домой, но обязательно, хоть конфетку, но дочке приносил. Я придумала своему нелогичному решению оправдание – ради дочери силой притушив свои амбиции и цели, я не развелась и не разрушила семью, а продолжила жить с Сашей под одной крышей и бороться за его выздоровление.
Настенька, я больше года стойко и терпеливо несла этот крест, снося оскорбления и ругань в свой адрес, перестирывая его засцанные и испачканные рвотой штаны и рубашки, пытаясь контролировать каждый его шаг, потому что ради ста грамм он выносил из дома на продажу свои, мои и даже Наташины вещи. Мне пришлось до минимума свести время общения с дочерью и забыть о своём творчестве, потому что на меня одну свалилось решение семейных проблем и вопросов быта. Наша семья дошла практически до нищеты, потому что Сашу за прогулы выгнали с работы, и мы втроём жили на одну мою зарплату. Я впервые открыла для себя значимость денег, потому что на содержание семьи у меня их почему-то катастрофически не хватало. В поисках дополнительных заработков я бралась за переводы и выполняла тупую механическую работу, которая вызывала во мне тошноту и отвращение. Но я нуждалась в деньгах, как кошмар меня преследовали сотни первоочередных покупок, поэтому, заставляя и насилуя себя, растаптывая свою гордость и предубеждённость, я переводила чужие тексты, редактировала бездарные работы, писала за кого-то научные статьи и речи. Словно робот, я бралась за любую оплачиваемую работу. Постоянно работая на износ, моя нервная система находилась на грани срыва – я никогда до этого и никогда после этого не выполняла такой объем ненавистной, раздражающей и унижающий мой профессиональный уровень работы.
Но дома меня ожидал ещё худший кошмар: требующая внимания и взрослеющая без меня дочь и поиски где-то зате-рявшегося в подворотне пьяного мужа. Внученька, я изучила все злачные места и закоулки в ближайших кварталах, потому что, возвращаясь с работы, мне часто приходилось обходить дворы, выискивая беспомощное, валяющееся в грязи тело своего опустившегося супруга. Водка держала Сашу крепко, превратив его здоровое спортивное тело в ослабленный, истощённый организм старца. Уставшая, вымотанная работой и жизнью, пряча глаза от пытливых и осуждающих взглядов соседей, краснея от насмешек случайных прохожих, я чуть ли не каждый день затягивала на третий этаж сопротивляющееся и возмущающееся тело мужа. И вместо того, чтобы помочь дочери с уроками, выслушать её и вникнуть в её проблемы, я стирала испачканные Сашины вещи, готовила есть, отпаивала его рассолом, а потом, словно выжатый лимон, проваливалась в кошмарные сны, даже не успев раздеться. Внученька, так проходили мои будни, и не только я одна, а многие русские
