Октябрьской революции 1917 года в изгнании оказалось более 500 выдающихся русских учёных, которые впоследствии внесли существенный вклад в развитие мировой науки, техники, культуры и искусства. Сергей Булгаков, Иван Ильин, Семён Франк, Николай Бердяев, Владимир Набоков, Иван Бунин, Питирим Сорокин, Фёдор Степун, Игорь Сикорский и многие другие настолько мощно представили русскую ментальность на мировой арене, что рассматривать ту же европейскую культуру вне русского контекста – глубокое заблуждение.
Я умела преподносить материал и заинтересовать студентов. Моя эрудиция и профессиональное владение текстами из русской литературы и философии, многие из которых я цитировала наизусть, заставляли моих студентов пересматривать свои взгляды на русский народ. Они спорили, пытались возразить, приводили свои примеры, но я непременно побеждала в дискуссиях, потому что моя аргументация оказывалась более убедительной – ведь действительно, с одной стороны, русская культура много брала от своих европейских соседей: Германии, Англии, той же Франции, но с другой стороны, она всегда оставалась самобытна и неповторима. Мы, русские, всегда удивляли европейцев тем, что не просто копировали их достижения, не становись апологетами, а перестраивали заимствованное на свой лад, ассимилировали, вдыхая в их идеи новый смысл: свою самобытность, оригинальность, свой менталитет.
С Францией Россию связывали пусть сложные, но зато многовековые отношения. Ещё в середине XI века дочь великого князя Киевского Ярослава Мудрого Анна стала королевой Франции, выйдя замуж за короля Генриха I. После его смерти Анна стала регентшей при его сыне – будущем короле Франции Филиппе I, и фактически несколько лет правила Францией. В 1717 году по указу царя всея Руси Петра I во Франции открылось первое русское посольство. Именно это событие стало отправной точкой для установления дипломатических отношений между двумя государствами. В истории межгосударственных отношений между Францией и Россией было много сложных периодов – чего стоит только одна Отечественная война 1812 года, когда войска под предводительством императора Франции Наполеона Бонапарта вслед за покорением многих европейских народов попытались завоевать Россию. И именно поражение «Великой Армии» в войне 1812 г. против России положило начало крушению империи Наполеона І.
Кульминационной точкой в российско-французских от-ношениях стал конец девятнадцатого столетия, когда в октябре 1896 года российским императором Николаем II в ознаменование Франко-русского союза был заложен одноарочный мост, перекинутый через Сену в Париже между Домом инвалидов и Елисейскими Полями. Чтобы не заслонять панораму Елисейских Полей, высота сооружения не превышала шести метров, что на момент его создания считалось удивительным достижением. Мост Александра III стал символом дружеских отношений между двумя государствами. У моста Александра III есть «брат-близнец» в Петербурге – спроектированный французами Троицкий мост через Неву. Он строился в одно время с мостом через Сену, и его возведение также подчёркивало культурно-политическую близость двух государств.
Возможно, из-за близости наших культур Франция мне понравилась сразу и безоговорочно. Я не влюбилась в неё, что ты, мои чувства навсегда принадлежали моей родине – Украине, Советскому Союзу. Но действенная связь между нашими культурами существовала, потому что, несмотря на разницу в политическом строе и несводимости «коммунистической» и «буржуазной» идеологии, я с первых дней пребывания во Франции почувствовала себя комфортно, свободно и безопасно. Хотя обнаружились и отличия, которые лично меня неприятно удивили и даже расстроили. Это обилие продуктов в магазинах, более вы-сокий уровень жизни рядовых французов, количество и качество автомобилей, а также условия организации труда. Благодаря усилиям твоего дедушки, лично я не ощутила своей материальной ущемлённости во Франции, но вот за свой народ мне стало обидно.
Но кто особенно меня удивил, так это французская молодежь – студенты Сорбонны. Они выглядели словно инопланетяне: любители яркой и пёстрой одежды, непосредственные и независимые в поведении и суждениях, открытые и свободные в проявлении чувств, постоянно совершенствующие свои личностные качества и уважающие чужие проявления индивидуальности, не признающие голословности и ценящие только факты. Внученька, такой открытой и здоровой конкуренции за знания и лучшую оценку между студентами, такой усидчивости и целе-устремленности к изучению новой информации я давно не встречала у студентов советских университетов. У себя на Родине я как-то успела привыкнуть к тому, что с каждым новым потоком ко мне в аудиторию попадали более пассивные, безразличные и незаинтересованные в своём образовании студенты. Большинство из них училось не ради получения новых знаний и умений, а для оценки, поэтому, выдержав экзамен и получив заветную тройку, четвёрку или пятёрку в аттестат, они тут же забывали пройденный материал и больше к нему не возвращались. Многие из них равнодушно соглашались с оценкой преподавателя, даже не пытаясь оспорить её, и тем более доказать свой более высокий уровень знаний.
А в Сорбонне я неожиданно наткнулась на выражение открытого несогласия студентов с моим оцениванием. Меня сначала неприятно поразила, от неожиданности возмутила, но потом, после длительных размышлений, вдохновила роль преподавателя во французской модели высшего образования. В Сорбонне я впервые за свою педагогическую карьеру прочувствовала, что студентам совершенно безразличен мой статус преподавателя. Мало того, оказалось, что во французской образовательной системе он не предусматривает никаких привилегий и властных полномочий – преподаватель выполнял свои обязанности так же, как и любой другой студент, при этом судьбы каждого зависели друг от друга. Студенты имели право самостоятельно выбирать преподавателя, тем самым оказывая на его карьеру и достаток прямое влияние, зато преподаватель мог развернуть перед студентами перспективу своих научно-исследовательских проектов и вовлечь в них потенциальных партнёров.
Настенька, впервые мои преподавательские способности оценивались не по регалиям и статусу, а по уровню совершенства моего внутреннего мира. Студенты Сорбонны оценивали меня только по двум критериям: насколько я харизматична в донесении информации, и какого качества информацию я до них доношу. В отличие от советских студентов, они приходили на занятия не просто отбыть время и получить заветные балы, а за новыми и глубокими знаниями, которые не встретишь в учебниках и дополнительной литературе. Преподаватели интересовали студентов не как ретрансляторы, пересказывающие доступные и заезженные тексты учебной литературы, а как личности, реализующие себя в конкретной области исследований и достигшие в ней высоких результатов и авторитета. Студентов не удовлетворяло даже доходчивое изложение – они требовали современной информации, самых свежих открытий, новейших методов и передовых теорий. И такой ответственный подход к получению знаний, их требовательность к качеству и новизне изучаемого материала импонировали мне, вызывали восхищение и желание выводить их на ещё более тонкие уровни изучения проблемы. Меня радовало то, что студенты не просто заучивали предлагаемый материал, а проникали в его содержание, выискивали глубинные связи и пытались составить более фундаментальное и смыслообразующее представление о рассматриваемой проблеме. Та творческая и доброжелательная атмосфера, в которой проходили наши занятия, способствовали тому, что я с удовлетворением отмечала, как постепенно растаивает их предубеждённость по отношению к моей Родине, как они медленно, но всё глубже проникают в особенности русской культуры.
Внученька, я старалась вдохновлять молодое поколение французов лучшими работами из русской литературы и философии. Не всегда это проходило гладко, потому что в основах нашего мировосприятия лежала разная философия жизни, и мы по-другому воспринимали своё место в семье, обществе и мире. Но, с моей точки зрения, особенность русской литературы и философии как раз и заключается в том, что она по своей сущности является всепроникающей, всеохватывающей и мультикультурной. Её неповторимость и сила состоит в том, что она ориентирует развёртывание внутреннего мира человека не на эгоистичное потребление даров жизни, не на обособленность и разобщённость индивидуальных проявлений, а на формирование софийного – выражающего особое представление о мудрости и олицетворяющего мудрость – восприятия мира. Русская философия несёт миру соборное мировосприятие, охватывающее весь уклад жизни, весь комплекс морально-этических норм внутри сообщества. Поэтому русская литература и философия служат объединению цивилизации, примирению всего многообразия мировоззренческих позиций и религиозных конфессий; она призывает к терпимости, открытости и милосердию к ближ-нему. Прагматизм и позитивизм европейской философии действительно выигрышен и эффективен в узко-временных рамках, но в перспективе, в своём объединяющем вселенском охвате русская философия и русское прозрение мира не имеет себе равных.
Письмо тридцать первое
Настенька, во Франции у меня значительно расширился круг знакомств. Моя миссия заключалась в проповедовании русской культуры, поэтому я с лёгкостью заводила знакомства и большую часть времени проводила с новыми друзьями. Через время руководство из Москвы поставило меня во главе ассоциации преподавателей, которые читали русский язык как иностранный в университетах Франции. Наша ассоциация состояла сплошь из одних женщин, причём не только из Советского Союза, но и из братских социалистических государств: Болгарии, Румынии, Польши, Венгрии, Чехословакии. В ассоциации нас насчитывалось до ста женщин, причём я оказалась самой великовозрастной дамой. Мы довольно часто встречались вместе, организовывали пикники, совместные семинары, туры, которые затягивались на несколько дней и позволяли нам ближе раскрыть таланты друг друга, перезнакомиться и подружиться. Практически со всеми девочками из ассоциации я до сих пор переписываюсь, созваниваюсь и поддерживаю дружеские отношения. На тот момент мы практически все вступили в пору своей второй молодости, поэтому относились к открывшимся возможностям трепетно, бережно и вдумчиво.
Настенька, во Франции я оказалась настолько открыта новым отношениям и нацелена на восприятие ярких событий, что ходила, постоянно излучая мощные заряды позитива. Люди слетались на меня как мотыльки на свет, и я излучала этот свет, обогревая окружающих радостным восприятием жизни, лёгкостью отношений, чувственностью восприятия и вдохновлённостью своих мыслей. Я настолько свободно и комфортно чувствовала себя во Франции, что всё богатство внутреннего мира, скопившееся во мне и не реализованное в условиях государственного строя СССР, сторицей стало проявляться в Париже, в работе с людьми разных национальностей. То время «Ч», к
