внешней среды с потребностями моего внутреннего мира. И, несмотря на то, что в Ницце проживало более трёхсот тысяч населения, что это прославленный курорт, ежегодно посещаемый миллионами туристов, в этом городе моя мечущаяся и не находящая покоя душа почувствовала себя как дома. Стоя на набережной совершенна одна и наблюдая за наступающими, грозно накатывающимися массивами волн, я испытала такие переливы ощущений, что голова пошла кругом, и я задохнулась и расплакалась. Я то чувствовала себя заброшенной и одинокой в этом безумном и клокочущем мире, то всесильной и преодолевающей границы Вселенной, то робкой, потерянной и плачущей, то пробуждающей, укрощающей и повелевающей.
Милая моя, стоя лицом к морю, а спиной к городу, широко открытыми глазами наблюдая за масштабной мощью беснующихся сил природы, вслушиваясь в рёв волн, набегающих друг на друга, я полюбила это открывшееся мне новое чувство одиночества, потому что оно не угнетало и не разрушало гармонию моего внутреннего мира, а наоборот, заряжало меня, мобилизовывало и вдохновляло. Ощущая себя песчинкой на берегу Вселенной и сущим мгновением в четырёхмиллиардной истории вод океана, я, тем не менее, не замечала своей отверженности от процессов эволюционирующего мира. Меня не раздавливала и не пугала дикая страсть разбушевавшейся стихии, а наоборот, каждым нейроном своего мозга я не только чувствовала, но и понимала свою принадлежность ко всему происходящему вокруг меня. Словно проникая в содержание 13,7 миллиардов лет развёртывающейся структуры Вселенной, я высвечивала и познавала закономерность и необходимость своего присутствия в естественных процессах и явлениях, которые ежесекундно изменяли мир вне меня и внутри меня. Я воспринимала себя частью сложной природы, которую кто-то до меня создал и благословил на непрерывное и поступательное развитие. Моя задача заключалась только в том, чтобы с максимальной ответственностью и полнотою в отведённом промежутке времени выполнить своё предназначение и исчезнуть в небытии, как падающая с неба звезда, лишь на мгновение обнаружив своё присутствие на небосклоне жизни.
Стоя на берегу Средиземного моря и пропитываясь мо-щью природных сил, я настолько отрешилась от внешнего мира и соединилась с бытием вечного, дочеловеческого, что время, измеряющее ход человеческой жизни, остановилось, и я перешла в иное измерение – основоопределяющее и смыслообразующее. И в этом новом измерении существования дочеловеческого, определяющего формирование и развитие нашей цивилизации, я, наконец, успокоилась, обрела умиротворение и покой, и начала наслаждаться потоком сил, которые людской разум только пытался осмыслить. Я растворилась в космосе, обретя сверхчеловеческое наслаждение и прозрение, которое умные люди называют мудростью. От увиденного и испытанного в Ницце я получила настолько сильное эмоциональное и духовное наслаждение, что, возвращаясь назад в Париж, я заснула таким глубоким сном, что меня с трудом разбудили на конечной станции.
Настенька, Ницца стала тем местом, в которое я часто стала сбегать из Парижа. Именно в Ницце, простаивая целыми днями на берегу штормящего моря, я научилась растворяться в природе, отдаваться влиянию космических сил и далеко со стороны наблюдать за тем, как они играют моим телом, проникают сквозь меня и, разбирая на элементарные частицы, уносят в глубины своего бытия, которое для основной массы людей представляется как небытие, потому что в нём невозможно привычное существование человека. Я научилась мыслями соприка-саться с бушующей водной стихией и вместе с нею проникать в пространства, в которых человек только предполагался и намечался, в которых только зарождались первые признаки живой материи. Эти путешествия в первозданность Вселенной вызывали дикий восторг и душевное омовение! Мой мозг, переполненный знаниями русской философии и философии русского космизма, в обстановке проникновения и единения с природными силами находил среду, в которой он восстанавливался, обогащался новыми идеями и ассоциациями и вновь обретал гармонию, переплетая передовые мысли с глубокой духовностью и благодатным восприятием здорового тела. Только теперь как откровение мне открылось, что в крылатом латинском выражении «в здоровом теле – здоровый дух» совершенно отсутствует приоритет здорового тела, речь идёт о более определяющем и существенном – о гармонии, благодаря которой ум, душа и тело переплетаются как ветви родового древа и выступают единым, целостным стволом человеческого рода.
Внученька, в одиночестве простаивая на набережной Ниццы, я выходила не только за пределы человеческого существования, но и преодолевала границы нашей планеты. В привычном мире человеческого существования я оставалась только телом, присутствуя на берегу как одинокая, хрупкая фигура, сжавшаяся от холода и не обращающая внимание на редких любопытствующих прохожих, но на уровне своего внутреннего мира я уносилась в пространства Вселенной, воссоединяясь с космическими силами. А в космосе, милая, властвовали иные временные измерения, в которых наша жизнь – это мгновение, а наш вклад, дело всей нашей жизни – капля в море. Возможно именно поэтому, возвращаясь в свое тело, очнувшись от проникновения в глубины бытия, я часто обнаруживала, что стою совершенно одна на берегу бушующего моря, а позади меня уже глубоким сном спит зимняя Ницца – в состоянии трансцендентности часы пролетали как минуты. Добираясь до набережной Ниццы ранним утром, я покидала её поздней ночью, не испытывая ни голода, ни холода, ни усталости. Наоборот, вернувшись в своё тело, я обретала такую внутреннюю уверенность в себе, такую заряженность на результат, что повседневные проблемы и неурядицы, которые раньше меня легко выбивали из колеи, расстраивали и ставили в тупик, решались легко, непринуждённо и даже с удовольствием. Я осознала, что дело всей моей жизни – моё предназначение – является важным и незаменимым вкладом в историю человеческого существования, и это понимание окрыляло, вдохновляло и увлекало меня на покорение новых вершин в творчестве.
Побережье Ниццы стало для меня той благодатной и вдохновляющей средой, в которой я воссоединилась с природой и обрела долгожданное умиротворение и прозрение. На набережной Ниццы, как в своё время на Парковом пешеходном мосту через Днепр в Киеве, рождались мои новые замыслы и грандиозные творческие проекты, корректировалось их выполнение, составлялся отчёт о проделанной работе. Гуляя вдоль берега неспокойного и возмущенного зимнего моря, такого же одинокого в это время года как и я, я с наслаждением изучала себя, открывая новые грани внутреннего мира, удивляясь совершенству мыслей и богатству собственного воображения. Задушевные беседы с самой собой, проникновение в глубины своего подсознания и извлечение оттуда масштабных и содержательных мыслей с лихвой компенсировало многоголосье и суету Парижской повседневности. И если бы не предрассудки, страх показаться сумасшедшей в глазах окружающих, я бы полностью отдалась созерцанию своего внутреннего мира и его предшествующих состояний. Ведь наше сознание возникло намного позже того нейронного образования, которое мы называем подсознанием, поэтому, проникая в подсознание и выходя за его пределы, мы попадаем в доисторическое бытие – во временные измерения, в которых живая и разумная материи только зарождались.
Никто из женщин нашей ассоциации не верил, что в Ниццу я езжу одна. Поначалу они обижались моей скрытности, а после привыкли, считая, что именно в Ницце я встречаюсь с богатым и влиятельным любовником, чьё имя нельзя называть вслух. Моё стремление к уединению было воспринято ими в прозаичном и ошибочном свете, который, впрочем, ещё больше укрепил мой авторитет. А в действительности я нашла для себя нечто более важное и определяющее, чем простые человеческие отношения – возможность соприкоснуться с вечным. И это настолько углубило и расширило границы моего мировоззрения, настолько обострило и обогатило моё восприятие жизни, что я увидела людей и их отношения в совершенно ином свете. Мне стало интереснее жить, но, одновременно, и печальнее. Я обнаружила, что в вечности от человека остаётся только содержание – сгусток наиболее весомого и впечатляющего из его деятельности. А за пределами своего тела я убедилась в мизерности людских квинтэссенций, поэтому с невыносимой грустью и печалью приходилось наблюдать за расточительством и мотовством людей по отношению к отведённым годам земной жизни…
Письмо тридцать четвёртое
Настенька, я наслаждалась уединением в Ницце до самой весны, иногда по нескольку раз в неделю приезжая на побережье Средиземного моря. Но весной появились первые туристы, которые стали обращать на меня внимание, отвлекать своими глупыми предложениями, навязчивым вниманием. Причём с каждым днём их становилось всё больше и больше, а море, словно укрощённое дикое животное, на радость прибывающим зрителям на глазах превращалось в покорную и заигрывающую мелкой волной водную гладь. Оно, словно дождавшись чего-то своего, важного, успокоилось, перестало роптать и возмущаться, и от грозных штормовых наездов перешло к сонливому штилю, изредка пропуская по своей поверхности волнистую зябь. И наблюдая за этим преображением, за укрощением строптивой и непокорной водной стихии, в один прекрасный момент я поняла, что я потеряла Ниццу, что это уже не место моей мечты, в котором я могла воссоединяться с дочеловеческой мощью природы и окунаться в игру диких естественных сил. Весенняя Ницца меня разочаровала – в ней оказалось слишком много из присущего современному человеку: сытости, лени, праздности…
И в поисках новой отдушины я обратилась на запад Франции, туда, где властвовали воды Атлантического океана. Я много слышала о тех местах, но зимняя Ницца меня не отпускала, я вполне удовлетворялась её природным безумием, страстью и буйством. Но когда я впервые увидела океан, то поняла, что волнение Средиземного моря – это шалость ребёнка. Меня настолько впечатлила сила, мощь и огромные просторы водной среды Атлантики, что я пожалела о потерянном времени в Ницце. Теперь я могла только догадываться, каков океан в осенне-зимний период года, если даже весной он затмевал мою зимнюю Ниццу. Стоя на скалистом берегу Атлантики, я вновь, как и в Ницце, отрешалась от привычного мира. Из хрупкой и практически беспомощной женщины я перевоплощалась в Монстра, который мощными ударами океанской воды крошил скалистое побережье, в пене морских пучин разбрасывая свою злость на презренных людишек, недавно появившихся на планете, но так масштабно её преобразующих. Океан вновь вернул мне спокойствие, удовлетворил мой энергетический голод, и своим величием и мощью поддерживал тонус моей нервной системы, толкая на новые открытия и достижения.
Стоя на берегу Атлантики или медленно прохаживаясь на фоне грозных набегов волн, я явственно ощущала не только свою принадлежность к природе и ко всем естественным процессам, происходящим в масштабах Земли и космоса, но и то, как воздействие
