период её называли соборностью, а в советский – коллективизмом. Общинность, внученька, – это всеобщность, целостность, внутренняя полнота, множество, собранное силой любви в свободное и органическое единство. Общинность русских людей осуждает индивидуализм, как стремление отдельного человека противопоставить себя общности. Общинность – это сила коллектива, активность масс, потенциал целого рода. Именно здесь русские особенно сильно разнятся от европейцев и американцев, чья вера проповедует жёсткий индивидуализм – «каждый за себя, только Бог за всех». А в русском православии – «один за всех и все за одного»; «с миру по нитке, голому – рубаха». Народ Рос силён миром – общинностью, когда можно рассчитывать на милость ближнего, когда в трудную минуту можно положиться на соседей и они не подведут – помогут. На Руси все дела вершились общиной, основанной на взаимопомощи и взаимовыручке.
Народность, Настенька, – это и уважение к традициям своего народа. На Руси всегда было принято опираться на народную культуру, народные традиции, народную педагогику, народные обряды, народные ремёсла, промыслы и т. д. Глубокое переосмысление опыта прошлого, постоянное обращение назад, к своим истокам, красной нитью проходят через русскую литературу и философию. У многих европейцев складывается мнение, что русские живут не столько настоящим, сколько своим прошлым, резко переходящим в будущее. Наверное, так оно и есть – русский почитает своё прошлое и скрупулёзно, дотошно и многократно его переосмысливает. Русский живет во имя будущего, проникая в планетарные процессы и пытаясь охватить мыслью развёртывание космоса. Но вот настоящее, повседневное и обыденное его совершенно не интересует. Отсюда и аскетизм, и альтруизм, и граничащее с презрением пренебрежение к материальному, мирскому, будничному.
Народность русских – это и открытость, способность русской культуры поддаваться внешним влияниям, впитывать ценности разных народов, духовно обогащаться и преобразовывать их, но при этом сохраняя свою неповторимость, самобытность и единство.
Наконец, быть русской, внученька, означает обладать третьим важным качеством в своём менталитете – державностью. Державность русских – это зашкаливающий патриотизм, проявляющийся в любви к Отчизне, в любви к малой и большой Родине, в любви к своему дому и готовности до последней капли крови защищать его. Патриотизм русских отличается от патриотизма других народов тем, что в нём не просто любовь, а фанатичная любовь к земле русской, граничащая с безмерной тоской, лютой кручиной и нечеловеческими страданиями. Только русские могут умереть от тоски в неволе, и только русские могут отказаться от благополучной жизни на чужбине ради страдальческого и полунищего существования на родине.
Державность, милая – это и признание необходимости сильной государственной власти, о чём сегодня мечтают и говорят подавляющее боль¬шинство русских, украинцев и белорусов. Исторически сложилось так, что Русь разви-валась скачками, и эти скачки приходились на периоды сильной государственной власти. В истории Руси можно выделить пять таких основных этапов, связанных со знаковыми событиями в величии русского рода:
1) с 1462 по 1505 – годы правления Ивана III Васильевича, Великого князя московского;
2) с 1696 по 1725 – годы государственной деятельности последнего царя и первого императора России Петра I, тоже прозванного Великим;
3) с 1762 по 1796 – годы властвования императрицы Всероссийской Екатерины II Алексеевны – Великой;
4) также, как это не горько признавать, с середины 1920-х по 1953 – годы тоталитарного режима Иосифа Виссарионовича Сталина.
Теперь, с 1999 года настала эпоха Владимира Владимировича Путина – Президента Российской Федерации, который, в отличие от украинских президентов, поставил национальные интересы выше собственного обогащения. Ведь в гробу карманов нет…
Таким образом, Настенька, русский – это человек, в менталитете которого преобладают духовность, народность и державность. Корни русских, украинцев и белорусов уходят в народ Рос и мы должны знать не только свою историю, но и те основные характеристики, которыми наш народ отличается от других народов мира.
Письмо тридцать второе
Внученька, все женщины нашей ассоциации состояли в браке, но во Франции проживали одни, вдали от семей, потому что согласно заключенным контрактам университеты Франции оплачивали жильё только приглашённому преподавателю. Настенька, за время зарубежной командировки я насмотрелась, как женщины разных национальностей и культурных традиций реагируют на вынужденную разлуку со своими семьями: для одних оторванность от семьи превращалась в трагедию, и их постоянно приходилось успокаивать и отвлекать от хандры и тоски; для других командировка во Францию представлялась как возможность отвлечься от рутины семейных обязанностей; у третьих Франция пробудила желание флирта и лёгких любовных интрижек. Причём многие женщины нашей ассоциации выносили свои переживания на всеобщее обсуждение, где мы разбирали их, принимали решения и отслеживали их выполнение. Мы практически ничего не скрывали друг от друга, жили единой общиной – прямо как народ Рос. Мы искренне переживали и радовались друг за друга, поддерживали и выручали в трудную минуту. Мы представляли собой сплочённую группу единомышленниц, в которой действовал мушкетёрский принцип: один за всех и все за одного. Не сладко приходилось французским мужчинам, которые пытались проникнуть в нашу ассоциацию и «увести» от нас нашу подругу. Они наталкивались на такой дружный отпор, попадали под такой прессинг красивых, умных и свободных женщин, что пугались и трусливо сбегали, очередной раз доказывая слабость и вырождаемость мужского рода.
Каждая из женщин нашей ассоциации выглядела по-своему красивой, умной и впечатляющей. Тип славянских женщин действительно выделяется красотой, обаянием и трудолюбием – во Франции я в этом убедилась. Мы любовались друг другом и помогали совершенствоваться друг другу. Мы тянулись за лучшими из нашей ассоциации, а лучшие старательно делились своими секретами, подтягивая «отстающих». Внученька, а сколько у нас оказалось поклонников! Мы завели специальную тетрадку, по которой каждый месяц составляли рейтинги: кто из нас больше всех искусит и соблазнит мужчин. Причём мы не заигрывались, не опускались до пошлости и грехопадения – допускался только лёгкий флирт и желание кавалера предстать перед нашим коллективом. Поэтому со временем наши семинары превратились в многолюдные грандиозные сборища, потому что каждая из нас старалась представить уже не одного, а нескольких кавалеров. Это была безобидная игра взрослых женщин, которые прощались со своей первой молодостью и стояли на пороге бальзаковского периода. Нам хотелось развлечений, новых и ярких ощущений, интересных разговоров и сумасшедших поступков, и мы не отказывали себе ни в чём, одновременно храня верность своим мужьям и сохраняя любовь и глубину чувств к родному дому.
Внученька, хочу признаться тебе, что, несмотря на то, что в ассоциации я оказалась самой старшей, в составляемом нашими девочками рейтинге я несколько раз занимала первые места. Мне тяжело судить, почему мужчины так тянулись ко мне, – я никогда не давала к этому повода, и тем более не собиралась изменять твоему дедушке. Я ни от кого не скрывала, что замужем, что у меня муж академик и взрослая дочь, но почему-то мужчин это не останавливало. Они наперебой пытались увлечь меня, удивить, покорить, влюбить в себя. И чем меньше я на них обращала внимания, тем настойчивей становились их ухаживания, тем покладистей, преданней и терпеливее становились сами мужчины.
Настенька, анализируя подходы и способы ухаживания своих кавалеров, которые представляли собой разные нацио-нальности и возраста, я поражалась одному: насколько мужчины далеки от понимания женской психологии. Даже пресловутые французы, воспетые как лучшие в мире любовники, и те, по большому счёту, мало чем отличались от наших русских бабников и волокит. Если отбросить малозначимые детали, каждый мужчина, который норовил ухаживать за мной и соблазнить, думал, прежде всего, о себе: о своих потребностях, желаниях, чувствах. Многие из них воспринимали моё тело, в лучшем случае – мою общительность и коммуникабельность, но никто из них не поинтересовался моей мечтой и моими целями в жизни, привычками. Все они надеялись превратить меня в свою наложницу, чтобы я удовлетворяла их похоть, развлекала на досуге, выступала дорогим украшением в их жизни. Но что взамен эти донжуаны могли предложить мне? Секс? Но лечь в постель с незнакомым мужчиной ради удовлетворения его похоти? – я слишком уважала себя, чтобы опуститься до уровня беспутницы. Настенька, никто из моих кавалеров даже не попытался доказать, что он лучше моего Саши, все думали только о себе, а не о том, чтобы поставить меня в центр Вселенной и окружить совершенством, пробудить во мне желание, страсть и целый букет других чувственно-эмоциональных ощущений, сохраняющихся во мне не раскрытыми супругом. Чувства? В этом вопросе французы меня действительно удивили, потому что в Советском Союзе как-то не принятым было открыто проявлять свои чувства. Во Франции же, наоборот, чувства не скрывались, проявлялись по любому поводу, но они показывались настолько демонстративно и откровенно, что вызывали не симпатию, а неприятие и недоверие. Крайняя чувствительность французов поначалу удивляла и обращала на себя внимание, но потом, когда мы все убедились в их непостоянстве и непоследовательности, стала вызывать лёгкое раздражение и нервную улыбку. На фоне фонтанирующей и переменчивой чувствительности фран-цузских искателей любовных приключений, спокойные, ровные и стабильные отношения с мужем выглядели намного приятнее и перспективнее. Возможно, лет двадцать назад мне бы и захотелось испытать изысканный флирт и яркую влюблённость, но сейчас я предпочитала чувствовать стабильность и уверенность в человеке, с которым бы смогла достойно встретить старость и умереть, не испытывая одиночества. А во Франции, как нам стало известно, тысячи французов умирали в домах престарелых забытыми и одинокими. Поэтому твой дедушка мог не переживать за мою верность – наши семейные традиции мне нравились больше.
Но самое интересное: ни один казанова не попытался раскрыть во мне сакраментального – сложившуюся внутреннюю систему взглядов, через призму которой не только я, но и любая взрослая женщина воспринимает окружающий мир. Внученька, чем старше я становилась, тем больше ощущала зависимость от своих привычек, устоявшихся стереотипов, отработанного до автоматизма поведения. И когда очередной сластолюбец пытался навязать мне себя и своё общение, я воспринимала его через свои привычки и через то, насколько он подходит под мой распорядок дня. Я привыкла укладываться спать не позже десяти часов вечера, но зато вставала всегда рано – в пять утра, поэтому полуночники, любители дискотек и ночных тусовок отпадали сразу, потому что я знала – в котором бы часу я не легла, мой организм
