детьми, провиантом и вещами, приближающемуся из Манских болот. Основное сражение впереди. Пока алеманам предстоит выдержать несколько мелких стычек у населенных пунктов вдоль реки, где проживают племена готов. Мастрийская когорта для таких тактических сражений не нужна. А еще не все племена бритолобых воинов успели вовремя прибыть. Поэтому Трефо просил не обижаться на него, обождать отставших на этом месте пару дней и идти по его следам на соединение с передовым войском к месту впадения Мана в озеро. «К этому моменту дорога будет свободна от готских выдр. А пока отдыхай, Александр и Вергилий. Куда спешить? Проспитесь. У вас такие деревянные рыла сегодня утром после вчерашнего.
Хуже, чем у куницы из дупла», – пошутил Жуль, указывая рукой на принесенный им сосуд с бырлом.
Алеман еще посидел с Челентано и Пронти, ответил на их немногочисленные вопросы, а затем, испарился, сославшись на дела внутри своего лагеря. На вечер он снова пригласил мастрийцев на попойку.
– Видишь? – произнес Вергилий, когда Жуль вышел за ограждение. – Здесь осталось только три тысячи алеман. Думаю, нас не зря вчера так накачали этой бражкой, которую и бырлом-то назвать язык не поворачивается. От нее так болит голова. Я уже и забыл, когда пил в таком количестве хмель.
– Теперь ты заметил преимущества водки? – гордо сказал Саша, растирая уши руками.
– Они заметны только на второй день. А с вечера после многодневного воздержания во время перехода мне было все равно, – пояснил Вергилий. – Понимаешь? Вчера ничего не сказали, что утром ранний подъем, сами уже в седле, а у нас каменотесы в голове трудятся. Явно замышляют что-то.
– Тяжело. Пойдем в палатку и долбанем этой бражки по кварте, – предложил Саша, приподнимаясь с земли.
– Хорошая идея и для нас, и для солдат. Нечего им смотреть, как командиры пьют с утра. Поддерживаю. Надо выпить, и не по одной, – согласился Вергилий.
Направляясь подальше от людских глаз, Саша спросил, а что могут означать такие маневры Карлинга. «Ты знаешь? Если честно, то мне все равно. Я боюсь только, что они, захватив казну Ульриха, не захотят с тобой делиться золотом, которое ты собрался пустить на оплату центурионам. Остальное меня мало волнует. Я так подумал, что нападать на нас им нет смысла. Что даст им наша гибель?
Вооружение? Но ты им достаточно привез такого добра, пусть и не первоклассного. Могут из чувства мести не выдать тебе Ульриха и сами его умертвить? Могут. Это все.
Если они желают без нас воевать – я только «за», поскольку мои легионеры получают твои деньги вне зависимости, сражаются они или нет. А лить кровь свою и готскую за алеманов я не имею большого желания. Мое мнение, что души и мысли этих варваров мутные, как воды Мана», –растолковал Вергилий.
XXXII
Готское поселение, обнесенное высоким частоколом, располагалось на правом берегу Мана, вдоль которого двигалась когорта мастрийских войск и арьергардные части алеман, не успевшие уйти вместе с князем Трефо. Ворота этого населенного пункта были распахнуты настежь, а если быть более точным, то сорваны с петель и валялись у городской обгоревшей деревянной стены. Над территорией этого городка висел смрад, включающий следующие компоненты: сожженная древесина, паленое человеческое мясо, разлагающаяся людская плоть.
Вожди бритолобых воинов направили поток своих людей в обход поселения. Они не собирались входить в его пределы. Повидимому, картина произошедшего им была ясна и понятна.
– Что это? – спросил у Пронти Саша, указывая на поднимающиеся струйки легкого дыма от остатков пожарищ.
– Я думаю, вышедшие на марш двумя днями ранее алеманские войска захватили и разорили эти укрепления, – высказался Вергилий.
– Ну да. Карлинг говорил, что в тылу нельзя оставлять неприятеля, иначе тот может ударить в спину, – согласился Челентано.
– Теперь и нам безопаснее передвигаться по готской земле будет за ними следом, – сказал командир когорты.
– Какой-то запах нездоровый, – покрутил носом Саша.
– Город взяли и сожгли. Воняет. Это, мой друг, не в ванне с лепестками розы плескаться.
– Давай вернемся, посмотрим, что внутри. Я еще не видел взятых городов, – предложил Челентано, двигаясь с внешней стороны городской стены.
– Что там смотреть? – отмахнулся Вергилий. – Не любо моему глазу взирать на убийство горожан. Я легионер, и мне по нраву видеть смерть на поле брани.
– Ты хочешь сказать, там валяются трупы мирных жителей? – Саша от удивления остановился в колонне, и шедший за ним центурион натолкнулся на его спину.
– Чего стали? – возмутился боец.
Саша вышел из колонны, потянув за тунику шагавшего рядом Пронти. Последний попытался отговорить Сашу, но видя его настойчивость, прихватил с собой дюжину бойцов и направился к городским воротам. Их маневр заметили алеманы. Они посовещались меж собой, и один из числа знати, умевший говорить на понятном жителям Ориса языке, и еще три воина верхом направились вслед за мастрийцами.
Пройдя через черту городских ворот, Саша смог реально оценить размеры населенного пункта и степень его разрушения. Запах смерти здесь еще в большей концентрации висел в воздухе. Укрепленный городишко имел в диаметре что-то около пятисот локтей. Сейчас было сложно представить архитектурный облик поселения, поскольку все сооружения были преданы огню, но можно было говорить о числе домов, доходившем до одной сотни. Оставшиеся обгорелые остовы зданий и головешки сообщали о беспорядочном расселении жителей внутри огороженной территории. Об улицах, даже кривых и косых, и речи не могло идти. Постройки располагались хаотически.
Мастрийцы прошли вглубь территории, прикрывая носы ладонями. Алеманские конники остались ожидать на месте городских ворот. Первое, что поразило Сашу наповал, это голодный пес, терзающий труп мужчины. Он пытался отгрызть кусок икроножной мышцы от обезглавленного трупа. «А ну, пошел вон», – прикрикнул на животное один из легионеров. Но собака только оскалила пасть на человека, норовившего прервать ее трапезу. Воин притопнул на нее и замахнулся гладиусом. Кобель отбежал в сторону и наблюдал с дистанции, позволявшей ему быть в безопасности от меча человека. Драться за кусок человечины с вооруженными людьми не имело смысла. Во-первых, сталь гладиуса гораздо прочнее собачьих клыков. А во-вторых, вокруг хватало еды. Она в виде человеческих трупов просто валялась под лапами. Выбор был, как в хорошем ресторане: подкопченная человечинка, кровь, поделенная на фракции, холодные потроха на десерт, мозги, поданные в раздробленной черепной коробке.
Чего с людьми тягаться и подвергать свою жизнь опасности? Они не конкуренты. Пес это знал. Они есть своих собратьев не станут. А вот волки прошлой ночью уже выли совсем рядом. Пронюхают (в прямом смысле этого слова), что жители мертвы все до одного, не смогут пустить в серого разбойника стрелу, и припрутся на этот пир всей стаей. Придется уходить, с волками шутки плохи. А то, кто его знает?
Может, вслед за людской остывшей жесткой мертвечиной им захочется теплой собачатинкой перекусить, да запить псиной кровинушкой? А может, представитель семейства псовых так и не думал. А может, на этой планете и в этом мире собаки вообще не думают и не разговаривают? Только в сказках да мифах.
Идя по внутреннему периметру готского поселения, Саша взирал на изувеченные в ходе битвы мужские тела, лежавшие у стены. Его сознание еще как-то мирилось с грудой мертвых бойцов, павших при защите своей деревянной крепости. Но когда он оказался в центре поселения, где лежали масса женских и детских тел, оно взбунтовалось.
У выгоревшего до основания домика лежала молодая и красивая женщина. Подол ее грубого хитона был задран до самой шеи. Оголенное тело лежало на спине. Брюшная полость женщины была вспорота острым предметом так, что вылезли внутренности, на которых теперь искали себе пропитание мухи.
– Что за скотство? Зачем так? – Челентано посмотрел на Вергилия.
– Не давала, сопротивлялась. Насиловали, а потом зарезали, – буднично произнес командир когорты.
– А если б согласилась, то что?
– Попользовались бы и в рабство увели, или тоже бы убили, – предположил Пронти.
– А ребенка зачем? – Саша указал на мертвое маленькое тело.
Пронти только пожал плечами и пошел дальше. На другом подворье в сгоревшем хлеву лежали четыре обгоревших трупа. Кому принадлежали при жизни эти тела, теперь и не определишь. Три из них подверглись термической обработке до неузнаваемости, а третья девушка только до половины.
По ногам, полностью не обуглившимся, можно было различить пол жертвы огня и меча.
И такую картину Саша видел на всей площади поселения.
В одном месте он приказал легионерам снять с кольев заживо насаженных на них трех грудных младенцев. В другом на боку лежал старик с копьем, вошедшим ему в спину, а вышедшем спереди в районе печени. Убитый умер не сразу. Он продолжал ползти, о чем свидетельствуют борозды, оставленные пальцами его рук на земле. К городской стене алеманы привязали несколько лиц мужского пола и расстреляли их при помощи лука.
– Эти, наверно, отчаянно сопротивлялись. И на глазах алеман убили в схватке их боевых товарищей. Их схватили, обезоружили и, таким образом, потом расправились в отместку за смерть своих, – сказал Саше Вергилий.
– Так зверски расстреливали, что по двадцать стрел воткнули, пока те не умерли? – не мог поверить Челентано.
– Убили чьего-нибудь брата или сына. Ты что, разбираться станешь, когда у тебя на руках от вражьего меча близкий человек гибнет? – пытался оправдать содеянное Пронти.
– А этой, этой женщине глаза!.. Зачем глаза выкололи и уши отрезали? Она что, тоже сопротивлялась? – повысил голос на командира когорты Саша.
– Я почем знаю? Может, и пырнула кого вилами?
– А эти вот дети? Они тоже представляли угрозу для нападавших? – чуть ли не закричал Челентано.
– Чего ты ко мне пристал, Александр? Я тут не был. Варвары устроили меж собой резню, а я перед тобой ответ держать должен.
– Александр, немного потише, – попытался успокоить владельца армии один из центурионов.
– А ты не лезь, – огрызнулся Саша. – Я у него спрашиваю, а не у тебя. Я у Вергилия хочу узнать, что тут произошло. Тут полный геноцид, а он мне спокойно рассказывает, будто это в порядке вещей.
– Для варваров – это порядок вещей. Они так всю жизнь живут. Колют и бьют один другого. Они и не умеют ничего больше: только грабить, убивать да насиловать, – Пронти посмотрел в лицо Саше и тоже повысил голос. – Пускай режут один другого. Мне до этого дела нет. Чем больше друг другу глотки порежут, тем меньшее их число придет в Мастрию из-за Белона. Думаешь, когда эти готы захватывают наши поселения, то они по-иному себя ведут?
– Не знаю, но это убийство невинных. А ты об этом так спокойно рассуждаешь, словно здесь не изнасилованные и убиенные лежат, а стадо животных! – продолжал Саша.
– А мне все эти варвары и есть животные: и эти твои алеманы, и готы, против которых мы за алеманов пришли воевать, и нервы, и козары, и прочая нечисть, далекая от цивилизации. Они все так себя ведут во время войны, – высказался Пронти.
– Да-да, – поддержал один из бойцов своего
