мастеров по стрельбе, как Шваг. Да и тот после вчерашнего боя раны зализывает.
– Знаю я твоего мастера Швага. Какие он раны зализывает? Видел я, как он вчера от городской стены драпал. Как он может зализывать? И чего там лизать?
– Его ж только в жопу легонько ранили, когда он с поля боя бежал, – иронично заметил Челентано.
– Александр, – улыбнулся Лотарь, – Шваг, на самом деле, хороший боец. Все бежали, и он бежал. Так что ты, Вергилий, предлагаешь?
– Надо изготовить плетень из лозы и окружить такими щитами весь город. Одни люди эти щиты держат перед собой, предохраняя от вражьих стрел, а другие возят землю и под прикрытием засыпают ров землей. Выровняем поле, и город наш. Но это значит, что несколько дней придется землю таскать, – дал совет Пронти.
– Ой, не знаю. Мне кажется, что там бездонный ров. Готы уже столько камней по нам бросили, и они скатились в воду.
Кажется, что на этом месте гора должна была вырасти, а на самом деле ров как был, так и есть, – развел руками Лотарь.
– Конечно, потому как под покровом ночи готы тихонько достают камни и собирают стрелы, пока вы отдыхаете. Я бы вообще насыпал вал в высоту стен и спокойно вошел в город.
Только для этого придется потрудиться, а не просто мечом махать, – закончил свою мысль Вергилий.
Идея Лотарю очень понравилась. Они еще долго обсуждали тонкости операции по изменению ландшафта, а потом поехали втроем к Трефо посвящать его в детали нового плана захвата готской столицы.
*
Мраморная чаша цирка была заполнена зрителями сверх нормы. Сюда пришли не только потенциальные избиратели Андрео Шумахера, но и много жителей с других районов столицы. Не спектакль, не представление, а целое шоу, главными героями которого были соискатели сенаторского кресла от сто восемьдесят девятого триба, подходило к концу. Три героя были отрицательными. Это Бальб Прокопий, Децимиус Бубон и Приап Грациан. А Андрео Шумахер выступал в роли народного заступника. Он, кстати, несмотря на то, что профессия актера в Орисе считалась не совсем положительной и немного продажной, как у элитной проститутки-гетеры, сыграл сам себя в эпизодической роли по ходу трагикомедии. Перед началом этого действа Андрей приветствовал зрителей, не забывая пригласить их к исполнению гражданского долга на выборах. Естественно, речь завернул так, что только он сможет достойно представлять Подол в сенате.
А когда эпизод с его участием подошел концу, а само представление еще продолжалось, Андрей направился в гримерную, дабы снять с себя одежды, используемые по ходу игры, переодеться в тогу, и предстать по окончании спектакля перед огромной массой народа в образе кандидата в сенаторы.
Нет, не просто кандидата, а уверенного в своей победе будущего сенатора.
Андрей спустился со сцены и пошел вдоль рядов со зрителями, приветствуя их кивками головы. Потом он в сопровождении двух телохранителей, которые незаметно для несведущих его сопровождали до гримерной, проследовал коридором в помещения, расположенные под зрительскими трибунами. При входе в тоннель, ведущий в подтрибунные комнаты, Андрей уловил на себе негативные взгляды, брошенные в его адрес группой незнакомых ему мужчин. Он повернул голову и заметил, что один из стоявших у стены рассказывает что-то остальным, кивая в его сторону. Увидев, что Шумахер сконцентрировал свой взор на нем, говоривший умолк, делая вид, что с интересом наблюдает за происходящим на сцене.
Андрей сбавил скорость, давая возможность своим стражникам поравняться с ним.
– Вы видели этих типов, рассматривающих меня так, будто я им должен десять ящиков водки? – нервозно пошутил Андрей, когда охранник догнал его.
– Обычные зеваки. Не более того. Они вам завидуют, вот и пытаются обсуждать, – ответил один из охранников.
– Глядели они подозрительно, – заподозрив неладное, сказал другой стражник. – Может, усилить охрану?
– Можно и дюжиной Мигуэлевых гладиаторов себя окружить на виду у всех, но это отдалит меня от народа, – вслух рассуждал Андрей.
– Вам, сударь, решать, мы все исполним, – признался в верности стражник.
– Я могу, хоть сейчас к ним подойти и вытряхнуть их наизнанку. Всех разом, – мощный охранник показал свои огромные кулаки.
– Не надо. Конкуренты только и ждут, когда мы оплошность совершим, чтобы высмеять нас перед всем Орисом. Мы не располагаем доказательствами их недобрых намерений, –предостерег Андрей телохранителя от поспешных действий.
– Как вам угодно, господин Андрео.
– Знаете… Сопроводите меня до гримерной. Один из вас пусть приведет, только незаметно, через задний ход гладиаторов, а другой позовет Мигуэля. Знаете, где он сидит?
– Знаю. Он расположился в первом ряду чуть левее перед сценой. Сейчас схожу за ним, – ответил один из стражников.
– Действуй. А ты за гладиаторами сбегай. Пусть в полном вооружении ожидают у входа в гримерную. Только быстро!
Я тут один остаюсь. Дверь запру изнутри и подожду. Бегом!
Оба бегом! Одна нога тут, другая там.
Телохранители покинули помещение, услышав за спиной звук, издаваемый закрывающейся изнутри дверной задвижкой. Один из них убежал через проход, ведущий на улицу к внешней стороне цирка. Там томились в ожидании гладиаторы, взятые Мигуэлем в обучение. Их с собой, на всякий непредвиденный случай, прихватил бывший стражник муниципальной тюрьмы. На спектакле рабам-гладиаторам делать было нечего, вот они и стояли у стены цирка. Второй телохранитель пошел в противоположную сторону и вышел под трибунами внутрь цирка. При выходе из тоннеля он обратил внимание все на ту же группу мужчин, продолжавших находиться на старом месте.
Телохранитель Андрея быстро нашел Мигуэля и Грегори.
Но последний в целях маскировки не проявлял себя, поэтому диалог по дороге к Шумахеру он вел только с первым. Когда они пробрались между проходами амфитеатра и вошли в тоннель, то подозрительных личностей там не наблюдалось.
– Вот на этом самом месте они стояли, – заявил охранник Мигуэлю.
– Теперь нет? А сколько их было?
– Человек пять или четыре, – ответил телохранитель.
– Ты что, до пяти не умеешь считать? Зачем ты меня выдернул из просмотра. Так интересно было. Я-то знаю, чем закончится, но все равно интересно, – возмущался Мигуэль.
– Нет, не умею, – ответил телохранитель.
– Чего не умеешь?
– Ну, вы же, господин, спрашивали. Считать до пяти не умею. Я вообще грамоте не обучен. Моя работа – сражаться, – ответил охранник, стуча себе кулаком в широкую грудь.
– Подумаешь. Ему показалось, что какая-то шантрапа не так не него взглянула. На меня столько человек за день дурно смотрит, что умом заболеешь, если на каждого придурка обращать свой взор, – продолжал бубнить Мигуэль, шагая по освещенному коридору под трибунами. – Скоро дойдем?
– Так уже почти дошли, – пояснял слуга. – Видите? Гладиаторы ваши стоят на углу. А за углом первая комната налево и есть гримерная.
– А они чего тут делают? – спросил Мигуэль.
– Господин Андрео и их приказал позвать, – ответил телохранитель.
– У него, наверно, мания величия. У Шумахера столько врагов нет в Орисе, какую он собрал тут себе охрану. Мало ему. Еще и меня выволок из театра, – выказывал свое недовольство друг Андрея.
Подойдя к своим гладиаторам, он взмахом руки поприветствовал старшего над этой группой людей, и направился в гримерную. До входа в комнату оставалось завернуть за угол и пройти не более двадцати шагов. Телохранитель, позвавший его, испросил разрешения у бывшего тюремного стража, что ему делать: идти к своему господину или обождать вместе со всеми.
– Пошли вместе. Тебя Шумахер послал – пусть и решает, что тебе делать. А я уже разберусь с ним сам, зачем я ему понадобился.
– Слушаюсь.
В коридоре было слабое освещение, но, не дойдя нескольких шагов до двери, за которой переодевался Шумахер, Мигуэль обратил внимание на то, что она не совсем правильно висит на петлях. Пройдя еще немного, телохранитель высказался, что она была выбита. Он был прав. Когда Мигуэль попытался ее открыть, то испытал трудности в связи с тем, что она висела только на одной петле, упираясь в пол.
– А может, все же закрыта, а не выломана? – засомневался телохранитель. – Господин Андрео закрывался на засов с той стороны.
– Осел, она же высажена. Видишь? – Мигуэль указал на торчащие с краев щепки.
Он надавил плечом на дверь, и та, скрипя и шаркая по базальтовой плите, отъехала в сторону, освобождая вход в помещение, освещенное четырьмя факелами. Андрея они увидели не сразу. Первым делом в глаза бросился беспорядок и следы борьбы, о чем сообщали разбросанные по всей комнате предметы. Шумахер лежал в дальнем углу на полу лицом вверх. Он не успел переодеться в тогу и был облачен в актерский хитон, в котором исполнял роль самого себя в спектакле. Андрей неподвижно лежал весь в крови. Кровь была везде: на одежде, на полу, на вещах, окружавших его.
Кровь присутствовала в отпечатках ладоней на белых одеждах и проявлялась большим пятном на груди в месте повреждения каким-то острым предметом. Два человека, только что вошедшие в гримерную, с недоумением перевели взгляды с Андрея друг на друга, пытаясь найти объяснение произошедшему.
*
Алеманы предприняли очередной штурм Форе. Битва шла с переменным успехом на стенах крепости. Ров был завален камнями и землей во многих местах, что позволяло беспрепятственно подбираться к городским укреплениям.
Войска под управлением Трефо несколько раз даже оказывались сверху стены по ту сторону частокола. Но Ульрих бросал к месту прорыва своих лучших бойцов, которым удавалось перебить либо вытеснить алеманов за внешнюю сторону укреплений.
Жуль, уже в который раз, совершал попытку закрепиться на стене. В предыдущих случаях защитники сбрасывали его со штурмовой лестницы или опрокидывали ее на землю вместе с взбиравшимися по ней врагами. Вследствие того, что высота стен была невысока, Жуль отделывался при падении только легкими ссадинами и ушибами, и повторял попытку.
В очередной раз он поднял напару с еще одним бойцом валявшуюся у его ног лестницу и ринулся в бой. Надо заметить, что в этом штурме алеманы использовали не такие невысокие лестницы, как при осаде в первом нападении на город, так как ров исчез, а вместе с ним и надобность в длинных приспособлениях для преодоления городских укреплений.
Они быстро подбежали к бревенчатой стене, перемещаясь по валявшимся на земле трупам своих соплеменников, и приставили осадное орудие к стене.
Жуль взбирался вторым. Он прикрывался щитом, не видя, что происходит сверху. В это время над частоколом показалась большая деревянная бадья, а справа и слева от нее две головы, принадлежавшие готским воинам. Они, напрягая мышцы рук и лица, перевернули емкость, и ее содержимое полилось на алеманского бойца, расположившегося на несколько ступенек выше Жуля.
Ошпаренный водой, близкой к температуре кипения, он издал нечеловеческий крик, и, схватившись за голову, повалился вниз. Часть брызг угодила и на Жуля, но подвергшийся термическому воздействию кожаный покров на его предплечье был сущей мелочью по сравнению с ожогом сорока процентов поверхности тела, полученным первым воином.
Он корчился
