Дуксе, ничего плохого не могу сказать, –оправдался Кальпорниус, приложив свою руку к груди.
– Ладно-ладно, с тебя ящик водки, – отец остался удовлетворен извинениями за недобрые мысли в адрес дочери, и расплылся в улыбке, превращая инцидент в шутку.
– А что такое ящик? Это новая мера?
– Ага. Это есть деревянный короб, в который вмещается двадцать бутылей, – пояснил Виндос.
– Ну, дружище Иларио, разве проблема мне для такого хорошего человека, как ты, приобрести двадцать бутылей водки? Даже больших бутылей. Куплю и вместе выпьем, но не все за один присест. Правильнее сказать, в присесте пьют в тавернах, а мы будем лежа пить в триклинии.
– Конечно. Но лежа ты особо водки не попьешь. Это не бырло.
– Согласен. Крепко горло дерет, – вспомнив вкус этого хмельного напитка, произнес Кальпорниус.
– Тогда шли рабов за водкой сразу после выступления поэта, – Виндос кивнул в сторону августа, все еще читающего поэму для сената.
– А к чему такая спешка?
– А водки скоро в Мастрии не останется.
– Как это? – не понял Германик.
– А вот так. Говорят, что производство водки сегодня стало. Трубы на мануфактуре не дымят уже. Может, со смертью хозяина связано, а может?.. – развел руками Иларио.
– Сожгут его на костре, и запалят опять огонь под чанами.
Или каков там процесс готовки?
– Шепчутся, что некому делать больше водку. Одного зарезали. Второй поехал воевать козарские земли и убили его там, а третий, тот, что стражником был, сбежал подальше от убийц. Говорят, и его душу хотят к Диту отправить. Вот он испугался и сбежал из Ориса подальше.
– Слушай, откуда такие подробности? Может, это ты с Камиллой его того… – Кальпорниус с удивлением взглянул на Виндоса, проведя ладонью по горлу. – Заранее прошу у тебя и у нее прощения за свое предположение.
– Старый дурак! – Иларио постучал пальцем по своему лбу. – Служанки поутру ходили на рынок за зеленью. Там только об этом и лопочет торговый люд.
– Эти бездельники одно, что языком чесать могут. Чего им верить? А сам-то ты водки прикупил уже впрок?
– А мне недавно Камилла как раз и привезла один ящик от Шумахера. Как знал, бедолага, что смерть его ждет. Отдал именные бутыли с личной печатью и подписал на память.
– Ого! С чего бы это? – изобразил непонимание Кальпорниус.
– Подумай логически, а потом скажешь, – попросил Виндос.
– Если подумаю и скажу, то опять придется просить у тебя прощения.
– Человека убили, а у тебя в голове все сатиры прыгают на одной ноге, – укорил товарища Виндос.
– Да перестань, Иларио, столько достойных граждан каждый день мрет, а ты о каком-то варваре траур справлять собрался. Видите ли, убили за то, что сенатором хотел стать!
Такое бывает. Но убийцу и заказчика преступления необходимо найти и наказать, а водку уже сейчас и другие пытаются изготавливать. Мне рассказывали. Поэтому не исчезнет она теперь с нашей земли никогда. Такая зараза если приходит, то хватает человека вместе с его пороками навсегда. Ну, это я приврал. Без хмеля никак нельзя. Ведь человек расслабляться должен. А перестанут пить, так начнут траву, как оракулы, курить, или еще какую дрянь в себя запихивать.
– А ты пил эту водку, которую другие гонят? Это же помои, а не хмельной напиток. Я слышал, что и травятся от такой водки, и дохнут, как мухи. Нормальный он был человек.
Мне Камилла много о нем рассказывала. Пусть и барбариан, но образованный. Такие люди нужны империи. Чем он хуже какого-нибудь деградировавшего сына аристократа, который не приносит никакой пользы обществу?
– Я это твое высказывание комментировать не собираюсь, – в ухо собеседнику прошептал Германик, искоса поглядывая на Клавдия Кавальканти.
*
Мастрийское войско после победы расслаблялось. Вергилий разрешил употребление алкоголя в умеренных количествах, то есть принял от алеманов в качестве подарка не двадцать, а только десять бочек бырла на всю когорту.
Город был взят, и победители занялись грабежом и насилием. Саша настоял, чтобы его армия вышла из городских стен и вернулась в лагерь. Начальники центурий на совещании возмущались, что их подчиненным не позволили заняться мародерством, но Пронти сказал, что они на содержании у Челентано, и бесчинствовать он им не позволит. Те согласились, но выдвинули условие – пусть алеманы выплатят им вознаграждение за взятие Форе. Саша произвел оплату только за два месяца. Срок этот давно превышен. «Здесь готское золото лежит в каждом доме, а нас кормят тем, что рассчитаются по прибытии в Орис.
Легионеры очень недовольны», – передал претензии центурионов командир сотни. Челентано ответил, что договор не нарушает: «Трефо обещал выдать часть казны Ульриха после захвата Форе». Казна Ульриха была в руках у верховного князя. Теперь легионеры желали побыстрее получить свою зарплату. Саша не стал нагнетать обстановку и отправился на переговоры к Карлингу. Все ожидали его и трофейное золото. Пока же союзники прислали только выпивку и закуску.
Когда Саша вернулся от Трефо, то позвал Вергилия, они вдвоем отошли от лагеря на приличное расстояние и имели долгую беседу. Воины выглядывали из-за частокола, пытаясь разгадать в жестах командиров судьбу своего гонорара.
– Плохо дело, – начал Челентано.
– Давай по порядку, – попросил Пронти.
– Во-первых, там половина алеман напилась до упора и находится в состоянии «вырублюсь после еще одной кварты бырла». Я не знаю, как они будут воевать, если сын Ульриха, оградите от этого боги, прибудет завтра к стенам Форе.
Вторая половина, которая еще держится на ногах, шарится по городу в поисках драгоценностей и выпивки, чтобы прийти к состоянию упития, как первая. Во-вторых, там не с кем разговаривать. Из тех вменяемых князей, с которыми можно вести разговоры и которых я знаю, я отыскал только Клауса. Да и тот лежит мертвым на бревнах для погребального костра.
– Трефо и Лотарь хоть живы? – перебил собеседника Вергилий.
– Трефо я не нашел. Сказали тогда, что он сейчас оборудует загон или резервацию в одной из частей города, куда сгонят всех пленных женщин и детей. Их же надо где-то содержать, как пояснили мне алеманы. Правильно?
– Не знаю, Александр. Пусть со своими новыми рабами разбираются алеманы сами. Говори по существу.
– По существу: когда я пришел к этому стойлу для хранения людей, то мне сказали, что Трефо уже свалил в другое место. Пошел искать. А в городе вонь, везде пожары, убитые.
Плач и стон стоит над Форе. Передвигаться сложно. Я плана столицы не имею. Потемнело.
– Короче, о своих бедах и похождениях потом расскажешь.
Что мне легионерам ответить? Они не должны решить, что их обманули, иначе взбунтуются. Ты им не заплатил и не разрешил из домов что-либо брать. Понимаешь?
– Вергилий! Я не понял!
– А чего тут понимать? Это война, Александр! Ты это понимаешь? Ты задвигаешь мне мысли о несчастных готах, а у меня центурионы сидят без оплаты и содержания. Ты ж пустым вернулся?
– Я что, отказываюсь оплатить? Ты мне предъявляешь претензии или предъяву выставляешь? Я не врубился! Я чего, отказался заплатить? Я сказал: «Оплачу или готской казной, или своими по прибытии в Орис!» Я не соблюдаю договор?
– Так-то оно так, но когда золото блестит под ногами, то его охота взять сейчас, а не ждать завтрашнего дня. Они не видят ни конечного, ни промежуточного результата. Они не видят смысла идти в бой. И с каждым днем все больше и больше. Настроение в коллективе меняется. Я вижу это. И не хочу, чтобы началось открытое высказывание претензий.
Когда большой легион в походе, то пару-тройку дезертиров или возмутителей можно казнить. Можно публично наказать и целую центурию. Но сейчас нас очень мало. Я переживаю, что могут начаться волнения. Вот и хочу для поднятия боевого духа заплатить легионерам, чтобы сбить эти зачатки недовольства. Не так все прямо и просто. Думаешь, один раз договорился, и все всё выполняют? Армия – это живая плоть. Она может болеть, лениться, паниковать, трусить. А мы обязаны эту плоть держать в узде, как горячего скакуна.
Посему я и советую – дать им денег. Алеманы – никудышные воины, даже в большей степени, чем я ожидал. У них нет никакой дисциплины. Как мы будем биться, когда готов придет вдесятеро больше, чем стояло на стенах города?
– Зато у тебя, дрогой командир когорты, дисциплина на высшем уровне! Захотели солдаты деньги сейчас, а не по сроку, как обещано по возвращении – разбейся об эту стену, а дай им. Какая у тебя дисциплина? Чем ты щеголяешь? Бардак у тебя тоже! Это только на словах все поют песни, что мастрийская армия – образец дисциплины.
– У кого бардак?! – повысил голос Пронти.
– У коня моего! – на земной манер детской поговоркой ответил Саша.
– Да если б не я, то центурионы уже бы давно к тебе пришли денег требовать!
– А я бы их на головку свою послал, потому что с собой у меня ничего нет. Я не брал в дорогу сундук с золотом. Я обещал тебе, что рассчитаюсь? Обещал?
– Ну.., – попытался сформулировать свои претензии Пронти.
– Что «ну»? Что ты мне нукаешь? Ты что, конюх, а я твоя тяговая лошадь? Кому не нравится, пусть валят назад хоть по Турасу, хоть через Белон домой. И хрен собачий я хоть драхм им по возвращении оплачу. Тебе не нравится? И ты вали! Я тебя держу?
– Александр… Челентано…
– Что, Александр? Что, Челентано? – не слушал собеседника Саша. – У тебя в когорте пять лентяев, которых давно надо было публично выгнать в то место, откуда они на свет вылезли, и установился бы порядок. А ты поешь в одну флейту с этими лодырями, которые воевать не хотят, будто не на войну собрались, на загородную прогулку с барышнями в поле.
– Александр, послушай…
– Я этим придуркам за месяц плачу столько, что им не один нормальный хозяин за год не заплатит. Ты всасываешь это? Это ж не война сейчас! А они один раз за всю кампанию подрались с козарами, и один раз перелезли через деревянную стену. За один золотой вольноотпущенник будет у меня на мануфактуре безвылазно месяц в горячем цеху сидеть. А тут прогулялись по природе и получили десять эскудо. А за какие такие заслуги? Не нравится – пусть топают. А ты порядок наведи, а то корчишь тут из себя заступника.
– Еще раз спрашиваю. Я могу высказать…– А ты меня выслушал до конца? А?
– Хорошо. Говори, – успокоившись, произнес Вергилий.
– Лотаря я нашел. Он весь такой-сякой занятой, что и разговаривать по делу не хотел. Обнимал меня, поздравлял.
Был доволен и в подпитии. Сказал, что готскую казну они целиком не нашли, а только малую часть. Но он обещал позже обязательно рассчитаться.
– А Ульриха или его князей когда выдаст? Не дает денег, и, как и все варвары, обманет. Так пусть пленников знатных передаст хотя бы. Ты только не кричи, хорошо?
Нормально рассказывай.
– Я нормально говорю. Это ты галдишь и перебиваешь.
– У-у-ух, – Пронти демонстративно выдохнул.
– Теперь самое интересное. Оказывается, Ульрих, его жены, дети и часть двора укрылись в храме. Я видел это сооружение. Оно стоит на искусственно сделанном островке, в городе, возле стены, которая подходит к озеру. Там они укрепились. Есть ров неглубокий вокруг храма, но его, как и городской ров, одним махом не перепрыгнешь. Ульрих забаррикадировался со своими лучшими воинами, и сдаваться не
