Дом. Книга 1. "Деривативы, Контанго, 189"

не растерялся и со всего размаха ударил совковой лопатой по ней. Но стальной лоток инструмента, предназначенного для работы с сыпучими телами, угодил не по волчьей пасти, а в пясть, и рассек ее. Парень в удар вложил всю силу и получил удовольствие, когда таким образом смог хоть немного отомстить за растерзанную девушку.
От боли хищник взвыл неким гортанным рыком, свалился на дорогу и начал отходить от машины. Гном подошел к краю кузова и посмотрел вниз. Черный волк лежал и зализывал рассеченную лапу, держа ее на весу. Кровь животного капала на песок, обильно смоченный до этого кровью водяной. «Ну что, урод, раздробил я тебе косточки», – парень оскалил рот не менее агрессивно, чем несколькими минутами ранее дикий зверь. Волк еще раз протяжно и жалобно завыл от боли, а гном ехидно улыбнулся, празднуя промежуточную победу:
«Я еще тебя опилками набью, и будешь ты у меня вместо чучела птиц пугать в огороде».
Но гном рано радовался. Пока он отбивал атаку черного волка, коричневый в это время запрыгнул на капот «Омбэ».
Водитель, так и не выключивший радиоприемник, за гремящей музыкой не услышал скрежета волчьих когтей о металл.
Волк поскользнулся на выпуклой поверхности, но удержался и перебрался на кабину самосвала. Гном обернулся, услышав возню на кабине. Коричневый лесной разбойник гордо стоял на крыше, взирая на хомо, держащего лопату в руках.
«Ах ты, мерзкая тварь…» – гном выругался с использованием ненормативной лексики и замахнулся, чтобы ударить и второго убийцу. Волк продолжал стоять на прежнем месте, занимая главенствующее в этой схватке местоположение, находясь выше, чем его соперник. Парень подбежал и ударил по зверю. Однако хищник отреагировал быстрее, нежели лопата опустится на его тело. Он спрыгнул в кузов, а оружие гнома ударило по кабине и переломилось пополам. В руках гнома остался только заостренный черенок. Во время атаки водитель потерял равновесие и упал около переднего борта.
Гном сидел, упершись спиной в кузов, выставив перед собой деревянный кол. Он был вдвое короче, чем целая лопата, но все еще представлял опасность для волка, так как обломился, образовав острие. Коричневый волк стоял напротив него, а парень пытался приподняться, тыкая в сторону зверя своей деревяшкой. Он сделал очередной выпад, выпрямив руки, и в этот момент волк набросился на гнома и укусил его за руку. Парень закричал от боли и выпустил черенок. Тот упал, глухо стукнувшись о дно кузова.
Пока молодой гуманоид приходил в себя, нападавший успел прокусить ему еще и вторую руку, вскрыв вены. Находясь в шоковом состоянии, гном выпрыгнул из кузова и пустился по дороге наутек. Коричневый волк последовал за ним. Парень бежал, обе его руки были в крови, на штанах также появились красные пятна от льющейся из вен крови.
Но ноги несли тело по дороге, пытаясь спасти его от неминуемой смерти. Черный волк погнался за ним на трех лапах.
Он бежал не так резво, как коричневый. Последний приблизился к своей жертве и впился сзади в сухожилья ноги. Гном споткнулся и упал головой о землю, поцарапав лицо и измазав его грязью.
Парень полз спиной вперед, умоляя волков сохранить ему жизнь: «Не надо. Пожалуйста. Не надо». Но раненый черный волк приблизился к жертве. Сел. Поднял свою окровавленную лапу. Указал не нее здоровой, говоря, мол, смотри, что ты, хомо, со мной сделал. А затем начал вырывать куски мяса с еще живого тела жертвы. Когда сердце гнома перестало биться, коричневый волк уволок труп в лес, подальше от потенциальных свидетелей.
Тамма все это видел. Он попытался взобраться еще выше по ольхе, словно это могло гарантировать ему неприкосновенность. Он весь трясся от страха и пережитого. Но выше карабкаться не имело смысла. Ветки на макушке молодого дерева были тонкие. И Тамма легко мог свалиться вниз, обломись та, на которой он прятался от смерти. А может, это только так со стороны кажется? И волки на самом деле и не собирались его убивать. Но маленький эльф в это не верил. А когда черный и коричневый хищники перебрались через канаву назад, подошли к дереву, где скрывался от них Тамма, и стали совместно с серым сородичем грызть своими массивными зубами ствол ольхи, мальчик потерял всякую надежду на дальнейшее существование.
Трудно представить, но волки начали кусать сначала кору, а потом и древесину дерева. Данное поведение было несвойственно этой породе зверей. Такое никогда не описывалось в хеджерской литературе и не показывалось в фильмах. Это поведение волков было нелогично для Таммы, как для водителя-гнома поведение пассажирки-водяной, выбежавшей из кабины грузовика в самый неподходящий момент, когда до начала полового акта оставались считанные мгновенья.
Но это произошло, что бы свидетели случившегося себе не думали. Не важно, как представлял себе развитие событий гном. Не важно, что это, по его мнению, было неправильно.
Главное, что это на самом деле произошло помимо его представлений о логике и реальности.
Не важно, что не только маленький мальчик, но и взрослый мужчина никогда бы не поверили, расскажи им, что три волка, исцарапав до крови свои десны, уже наполовину уменьшили толщину тонкой осины, орудуя своими огромными челюстями. Волки – не бобры. Они не грызут древесину. Но эти грызли. И это было правдой. Тамме же оставалось только вымаливать пощаду у хищников или ждать благодати от богини Бэквордации, сжимая и разжимая маленькие кулачки.
X

Шахта «Ньйока» имела два террикона: «Холодный» и «Млима». И тот и другой состояли из отвала пустой породы, извлеченной из недр земли. Разница была в возрасте.
«Холодный» уже успел порасти в некоторых местах деревьями и травой, а «Млима» был действующим рабочим терриконом. Его высота постоянно увеличивалась, а внутри еще тлели остатки коксующегося угля. Он дымил, и его поверхность всегда имела температуру выше, чем воздушные массы, окружающие эту искусственную гору. В глубине грандиозного рукотворного сооружения происходили химические процессы с выделением тепла. Террикон выгорал изнутри точно так же, как у Фьючерса и Опциона внутри выгорает водород, постепенно превращаясь в гелий. У звезд, правда, идет термоядерная реакция и энергии выделяется на порядки больше, но водород – это тоже топливо, как и уголь.
Радиация в породе террикона, как и в чреве звезд, имеет место, что вкупе с высокой температурой подсвечивает «Млиму» в ночное время. Радиоактивный фон вблизи горы, состоящей из отходов производства, не прибавляет здоровья, но вреден не настолько, чтобы обходить гору из пустой породы стороной. Большую опасность представляют пустоты и провалы, появляющиеся в теле горы вследствие выгорания угля. Оттого без надобности шататься по «Млиме» не стоит.
Другое дело «Холодный»: почва под ногами твердая, склоны не столь крутые, смрада и копоти от нее не идет уже сотню лет. Можно спокойно забраться на вершину и наблюдать оттуда за городком Листингом, опутанным железнодорожными ветками и автомобильными дорогами, ведущими к «Ньйоке» и от нее. Небольшой шахтерский город, укутанный в любой месяц года синеватой дымкой и не совсем экологически чистым воздухом с различными промышленными примесями, с вершины «Холодного» отлично просматривался.
Жилища горняков представляли собой трехэтажные жилые дома блочного типа, бараки и коттеджи. Последние в совсем небольшом количестве. Ближе к центру города находился госпиталь, кинотеатр, стадион для игры в мигунампир, школа (две другие находились на окраине), здание муниципалитета, храм и остальное из набора сооружений, необходимых для функционирования населенного пункта. Все эти здания сдабривались неимоверным количеством питейных заведений самого различного ранга: от приличных ресторанов до забегаловок на два-три столика и с одной барной стойкой.
Сейчас было тепло, оттого шахтеры с удовольствием отмечали различные события на открытом, но не совсем свежем воздухе. Праздновали дни рождения, именины или просто окончание смены целыми бригадами, расположившись на прилегающей к шахте территории. Бригада гнома Сиимо (пока не вся) взобралась почти на вершину террикона «Холодный», вовремя успев занять беседку, сколоченную некогда шахтерами для алкогольных возлияний на площадке в двадцати метрах не доходя до вершины горы.
Это было не только их излюбленное место совместного отдыха. Члены других бригад, решивших в этот день попить самогона (а таких было немало), также были не против первыми застолбить себе хорошие посадочные места для пьянки. Однако старый Сиимо знал толк в организации таких мероприятий. Он подсуетился и отправил вперед самого молодого и быстрого – ежика Акили Ванасаяби.
Тот раньше всех взобрался на террикон, пока остальные конкуренты еще принимали после смены душ или даже не поднялись из забоя.
Место считалось «забито», если кто-то пришел туда первым. Акили уселся на скамейку в беседке и стал осматривать уже в который раз то жизненное пространство под названием Листинг, где ему приходилось последнее время обитать. У него в запасе, чтобы посидеть в одиночестве и поразмышлять до начала очередного праздника по случаю продажи ворованного из шахты металлолома, оставалось минут двадцать.
А бригадир использовал этот промежуток времени, чтобы отправить гонца на «точку» и взять девять литров шмурдяка.
Он был опытен и солиден не только в штольне, но и сверху.
Даже весь его внешний вид говорил, что этот хомо из народа:
капитальный такой, крепкий и надежный телом и духом, с огромными бакенбардами, воплощавшими для большинства женщин и мужиков в провинции природную силу. Правда, если посмотреть на Сиимо глазами молодого или успешного хомо из столицы и оценить его прическу и гардероб через призму современных течений и тенденций клубной и бутиковой жизни, то облик этого бригадира из шахты казался несколько старомоден и даже ироничен.
Акили облокотился на спинку скамейки и рассматривал Листинг и его окрестности. Порыв налетевшего теплого ветра принес с соседнего террикона запах гари и разворошил на голове прическу. Ванасаяби сморщил нос и поправил желтые и тонкие волосы.
«Млима» дымил постоянно. Пожар в его внутренностях то усиливался, то ослабевал, но никогда не прекращался. Это была общая беда, присущая терриконам, содержащим коксующийся уголь и имеющим высоту около ста метров. И бесполезно его тушить. Внутрь горы не доберешься и не зальешь огонь водой. Да и передвигаться на автотранспорте по террикону небезопасно. Еще по дороге, укатанной самосвалами за долгие годы транспортировки пустой породы, ездить можно.
А попробуй порули на бульдозере по неезженым склонам –легко провалишься и сгоришь заживо.
Все это знал и понимал Акили, наблюдая каждый раз, когда восходил на «Холодный» и всматривался в окрестности его, но до сих пор еще не ставшей родной шахты. «Ядовитые выбросы отравляют природу и хомо, – размышлял он, ожидая своих товарищей. – И вот этой дрянью мы все дышим и день и ночь. Постоянно. Год за годом. И младенцы, и старики, и гуманоиды в полном расцвете сил нюхают эту смолу.
Шахтеры, правда, в день спуска в забой на восемь часов работы лишены «счастья» дышать