рельса слетело.
– Точно, – гном пнул ногой вагонетку, поставив колесную пару на рельсы, и покатил ее.
– Узнай, когда нам свет дадут, или может нам уже на-гора выбираться, – кто-то бросил ему вдогонку.
Ответа не последовало. Только монотонно загромыхали по рельсам колеса груженого контейнера, удаляясь от решивших передохнуть мужчин. Они уселись на погрузчик, именуемый ими «железный капут». Рядом положили или поставили пилу, топор, «балду», «малыша», корчеган, шестигранный стальной десятикилограммовый «карандаш» и другие инструменты. А «баран» без «напруги» не работал, и его за ненадобностью оставили в покое еще раньше.
Сразу стало тихо, только где-то далеко в забое громыхали механизмы ленты, качающей породу на соседнем участке.
– Лентозады у них пыхтят. Значит, только у нас света нет, – произнес Эрви, повернув голову в сторону Брогни.
– Свет, свет. Задолбал ты с этим светом! – возмутился Брогни, указывая пальцем на каску товарища. – Выключи свою коногонку, а лучше отложи и свети на стенку, а то глаза мне слепишь. Такой работник уже нашелся, что без дела и десяти минут не посидишь. Я уже приморился за сегодня машинкой долбить, а ему все неймется. Бери корчеган и кроши уголь, если так к работе рвешься.
– Кто там рвется? Не больше и не меньше твоего работаю, –ответил Эрви, выключая фонарик на своей каске. – Можно сидеть тут хоть до опупения, а норму суточной добычи надо выдать.
– Ты ж упырь, а не четвероногий горбатый бандерлог. У тебя норма идет не в тонах, а в метрах, – поддержал дружескую беседу Хвайтек, обращаясь сначала к Брогни, а потом посмотрев на молодого специалиста Акили Ванасаяби. – А, ежик, вот ты мне ответь. Ты кто: бандерлог или гоблин?
– Сам ты – гоблин, а я – проходчик, – гордо произнес юноша.
– Эх, водяная твоя душа! И как тебя под землю занесло?
Тут же совсем нет воды, – похлопал его по плечу начальник бригады Сиимо, потом подмигнул молчавшему Зизишити. –Хотя, вру. Иногда шахтеры пробивают породу, а там подземное озеро. Тогда всех потоком смывает, и музыка бесплатная для них играет наверху. А ты, водяной, в этой ситуации, как рыба хвостом махнешь и без «термоса» выплывешь. Правда?
– Ай, Сиимо, у вас такие веселые шутки. Ну, при чем тут водяной и плавать? Можно подумать, водяной лучше плавает, чем гном? – отмахнулся Акили.
– Это не я. Это древние легенды так гласят, – ответил бригадир.
– Сиимо, че ты до пацана додолбался? Тебе додолбаться не к кому? Пойди додолбись к «теще», если делать нехрен, –вступился за ежика Брогни, сравнивая молот с матерью жены. – А лучше сходи к «змее» и спроси, когда искру дадут в нашу штольню. А то если я пойду к этому пачулаку, то вырублю его с одного удара, и после этого вы меня долго не увидите в забое. Как премию вставить в аккорд, так у него нет никогда в табеле ни лишних метров, ни тонн, ни часов. А как, сука, подснежников, которые никогда угля в руках не держали и в шахте не были, так позаписывает, а зарплату их себе в карман кладет.
– А чего идти? Сейчас Чичпхав пригонит назад пустого «глухаря», он и доложит обстановку. Скажет, что ему сказал начальник участка. И вообще, чего вы напрягаетесь? Вы ж не забыли, что вчера мы броню толкнули? Толкнули. Сегодня деньги скупщики металлолома отдадут? Отдадут. Значит, что мы прикупим? – произнес бригадир, посматривая на молодого специалиста и потирая руки.
– Шмурдяка, – тихо сказал Акили.
– А значит, что у нас намечается? А, ежик? – захотел уточнить Сиимо.
– Бутылек, – потухшим голосом произнес Ванасаяби.
– А чего так мрачно, словно бутылек по поводу похорон члена бригады? – засмеялся Хвайтек.
– Не могу я пить такими дозами, как вы, и так часто, – ответил Акили.
– Ничего, сынок, ты у нас еще только год с небольшим. У тебя еще все впереди. Приработаешься, – успокоил товарища Зизишити.
– О, валит назад наш толкатель. Только почему-то без вагонетки.., – удивился Порфио, услышав шарканье ног Чичпхава.
– Проверка ж ползает по забоям. Отобрали белые каски и белые рубашки у него вагонетку. Захотели погрузить уголек сами, – пошутил Эрви относительно кабинетного начальства из рудоуправления.
– Все ясно. Табель закроют по минимальной норме. Можно выходить наверх, – предположил Сиимо.
– Так и бес с ними. Я уже мечтами сижу на терриконе с банкой самогона, – высказался Брогни, зажав правую ноздрю и громко высморкавшись через левую.
– Какая банка, Сиимо, а разве на причитающийся гонорар нам только три литра светит? – насторожился Хвайтек.
– Все как положено. Хватит на три трехлитровика нормального шмурдяка, – успокоил всех бригадир.
– Другое дело, – с облегчением произнес Брогни. – Только сегодня купим у тетушки Усфууми, а то у этого козла… Как его?
– Гармцо, – подсказал Порфио.
– Точно, – продолжил Брогни. – Прошлый раз самогона взяли, а он паленым оказался. Я на утро чуть не сдох. Я его, рваного гандона, увижу еще, так сразу вырублю с одного удара.
– После литра на рыло и от водки «Кабиса» ноги протянуть можно, – заметил Акили.
– Не надо «ля-ля». Если шмурдяк чистый, то и от полторашки ничего не будет. Правда, Сиими? – попросил поддержки у самого старого проходчика Брогни.
– Само собой. А если еще и печенье есть на закуску, то только в путь, – подтвердил бригадир.
В это время Чичпхав подошел к своей бригаде и сообщил, что сгорел трансформатор, отвечающий за электроснабжение этой штольни. Заменят его не раньше спуска в забой следующей смены. Так что можно сдавать инструмент и подниматься на-гора. Эта пропозиция возражений среди коллектива не встретила, и шахтеры стали выходить из забоя. Уходили парами или тройками, чтобы потом встретиться наверху в душевой.
Ванасаяби шел с Сиимо. Они шагали последними, освещая двумя уже потускневшими фонарями с разрядившимися аккумуляторами пространство перед собой.
– Я хотел спросить, – начал Акили.
– Что, опять ищешь повод, чтобы отколоться от бригады?
– уловил по тону ежика старый шахтер, о чем тот собирается вести беседу.
– Да не.., – смутился шестидесятитрехлетний парень.
– Я вижу, вижу, – продолжил Сиимо, хотя в штольне еще царил мрак, а до выхода было далеко.
– Нет, не подумайте…– А тут и думать нечего. Раз не нравится с бригадой отдыхать, то ты – вольная птица.
– Да не, я не об этом, – попытался оправдаться Ванасаяби.
– Я тебе так скажу, – не дал договорить ему бригадир, –если тебе не нравится с нами, то иди к начальству, и пусть они тебя переведут. Но у нас уже четко слаженный коллектив. Пойми, бригада должна и под землей, и сверху держаться вместе, а ты все ищешь повода свалить с бутылька. Ты прямо скажи, если что не так. У тебя не получится работать в коллективе и одновременно прокидывать его. Бутылек –это святое. Чего не всосать шмурдяка после подземелья? Тем более что за все проплачено с продажи брони. С тебя ж не требуют взноса. Или ты, может, с металлолома хочешь долю свою взять, а? – старый шахтер повернул голову в сторону Акили и фонарь осветил лицо молодого хомо.
– Как вы подумать могли только? – ответил Ванасаяби, прищурился и прикрыл глаза рукой.
– Я не думаю, что ты такой чмырдон, что деньги потребуешь.
– Нет. Я о другом. Если нет электричества на участке, то, выходит, что и датчики газа не работают. Выходит, что и метан рвануть может в этот момент, и никто не заметит? – заговорил на другую тему молодой проходимец.
– Хе! Они и так заглушены или отрегулированы на пониженную чувствительность. Если не накрывать их пакетами целлофановыми, то каждую неделю придется эвакуировать из лавы хомо при сработке тревоги. Это ж такие растраты!
Ну, ты прям как маленький. Не думай об этом. Если суждено лечь костьми в забое, то ляжешь. С километровой глубины после аварии по вентиляционному стволу трудно выползти.
Пойдем. Выпьешь, и мысли дурные покинут твою голову.
И они направились к клети, поднимающей горняков на поверхность из шахты «Ньйока».
*
Грузовик «Омбэ», почти такой же, как у Баба Нгуви, только меньшей грузоподъемностью и более новый, ехал по лесной дороге. Он шел пустым, и скорость была приличной.
Из-под колес, въезжавших в небольшие лужицы, вылетали брызги воды, смешанные с песком. Лопата, лежавшая незакрепленной в кузове самосвала, хаотически перемещалась и громыхала. Но водитель не слышал ударов инструмента о железо. У него в салоне вещал переносной радиоприемник.
За рулем находился молодой парень. И он там не просто находился, а находился в великолепном расположении духа.
Динамик радиоприемника надрывался и хрипел, пытаясь перекричать двигатель «Омбэ». И ему это удавалось. Из двух открытых форточек грузовика неслась на всю округу, распугивая лесных обитателей, популярная в этом году в Хеджере песня.
Парень улыбался и подпевал, двигатель гудел, дырявый глушитель порыкивал, музыка ревела. Девушка, сидевшая рядом с водителем, поглядывала то в открытое окно, то на парня. Парень смотрел то на нее, то на дорогу, то на нее, то на ее ноги, выглядывавшие из-под юбки. Наконец, водитель не выдержал и после перехода на пониженную передачу положил свою руку не на руль, а на бедро пассажирки. Та не отреагировала на это движение. У нее тоже было прекрасное настроение. Ей также казалось, что все радуются вокруг.
Но ее предположение о всеобщей радости выглядело спорным. Давайте разберемся, кто еще на самом деле из находившихся поблизости испытывал положительные эмоции?
Вряд ли зверье и птицы, напуганные музыкой. Наверняка не лопата, которую швыряло и било о борта самосвала. И уж совсем не двигатель и подвеска «Омбэ». Первый перегревался от напряженной работы на высоких оборотах и частого переключения коробки передач. Вторая испытывала колоссальные нагрузки от перемещения грузовика по неровной дороге. Про дорогу и говорить не будем. Доля такая у нее –держать на себе всякий разный транспорт. Теперь волки. А какой прок волкам от лишних свидетелей, которых, возможно, придется загрызть?
Остался Тамма. Конечно, он был не просто рад, а беспредельно рад, услышав гул грузовика на дороге. А когда водитель выжал «сцепление», поставил нейтральную передачу, положил правую руку на плечо пассажирки, а левую запустил глубоко между складками кожи спутницы и кожзаменителя сиденья, сбавляя скорость, и это случилось напротив ольхи, где прятался Тамма, то мальчик пришел в восторг.
Малыш заорал уже слегка охрипшим горлом, призывая на помощь.
Машина медленно катилась прямо и не съезжала в кювет, несмотря на то, что водитель бросил управление транспортным средством еще до полной остановки. И это, кстати, было нарушением правил дорожного движения в Хеджере. Если бы рядом оказался представитель дорожной полиции, то он строго погрозил бы такому нерадивому водителю полосатой палкой и мог бы оштрафовать наглеца. Почему наглеца? Потому что нельзя на ходу гладить волосы у девушки. Положено смотреть на дорогу, дабы не удариться в дерево или не раздавить ежика, кидающегося под колеса. Не разрешено по «правилам» шоферу во время движения закрывать глаза и целоваться. По всей видимости, в этой ситуации парню было не до ежика. Точнее, до ежика, но не до того, который перебегает автомобильную трассу.
Грузовик медленно остановился метрах в пятидесяти от
| Помогли сайту Реклама Праздники |