спор Ньюкунди с кем-то из зрителей.
– Этот скунс ударил его по коленной чашечке. Это не по правилам, – возмущался Ньюкунди.
– По чашечке – это не по яичной скорлупе. Нехрен ноги подставлять, – возразил чей-то голос.
– А по правилам ногой по рылу бить, когда Буибуму согнулся? – продолжил высказывать претензии Ньюкунди.
– Но он же на ногах стоял, когда ему заехали. На земле не валялся, – ответил все тот же голос.
– Все равно, Нгуви – чмошник. Нормальные пацаны так не дерутся, только чмырдоны. Я с ним потом разберусь, – не унимался Ньюкунди.
– Разбирайся, но сегодня Буибуму проиграл, и нечего тут спорить, – вставил в разговор свою реплику еще один парень.
Дальнейшего разговора Тамма не слышал. Он вернулся за стол, сел на свое место, налил себе водки, опрокинул по-взрослому стопочку, запил минералкой и забросил в рот ломтик колбасы. Возвратилась Махири со своей подругой и спросила, где остальные. «Не умеют пить и пошли то ли спать, то ли рыгать», – нелицеприятно отозвался о бывших собутыльниках Тамма.
В это время заиграла медленная композиция. Нгуви собирался пригласить Кахесабу на танец. Однако откуда ни возьмись появился Хими Мкилима, подошел к Махири, шепнул ей что-то на ухо и потянул в центр зала. Тамма закусил губу и пригласил на танец ее подругу.
Когда он вернулся за стол, то Хими уже обосновался рядом с его потенциальной девушкой и рассказывал ей что-то смешное. Играла громко музыка, и Тамма не слышал, о чем говорит ей этот новоявленный кавалер. Махири отвечала Мкилиме взаимностью. По крайней мере, вела себя в общении с ним непринужденно и улыбалась. Тамма захотел покурить, но решил это сделать на улице. Поднялся с места.
– Ты куда? – спросил его Хими.
– Отлить.
– Смотри, не обсыкай углы моего бара, – грубо посоветовал ему хомо, на самом деле являющийся только сыном того, кто истинно владеет «Сикио».
Нгуви отошел от входа подальше, спрятался в тени деревьев, отправил естественную малую нужду, оперся на это же дерево спиной и закурил, размышляя о Хими: «Вот бычий член, приперся он за мой стол, и тут же к Махири. Тапир с гнилыми зубами! А эта сразу с ним зубоскалить начала.
Вот как мне соревноваться с этим уродом? Он мало того, что старше и здоровее меня, так еще в деньгах не ограничен и на машине рассекает по селу. Вон там стоит его драндулет за баром. Ну, не его, конечно, папашка дал ему старым «Рууком» пользоваться. Но все равно для баб лучше на таком драпаче ездить, чем пешком с нормальными ребятами, типа меня, ходить. А Махири так себя ведет, словно уже давно близкая подружка его. Он старше, а у них общие разговоры. Может, где и когда бухали вместе они? Раньше, когда Махири с одноклассниками тусовалась, то этого мудака рядом не было.
Наверно, когда она стала гулять в компании с недоноском Ньюкунди и своим бывшим дружком, а ныне солдафоном, то и Мкилима к ним примазывался иногда. А, хер их знает.
Будем надеяться, что он уедет, а я Махири смогу домой провести».
Тамма выплюнул папиросу, затоптал ее, оторвал спину от ствола дерева и пошел назад. По дороге обратил внимание на свои запыленные туфли, извлек из кармана носовой платок и вытер им с туфлей пыль.
Нгуви вернулся. За столом никого не было. Тамма налил себе еще водки, взял стопочку в руки и начал искать глазами в зале Махири. «Танцует «медляк» с Хими. О, как он прижимается к ней. Скотина, даже лапу свою положил ей на задницу. А этой, овце, нравится, не скинет его поганую руку», – отметил Тамма.
Назад вернулись только двое. Подруга Махири то ли ушла домой, то ли откочевала за другой стол.
– Может, выпьем чего? – поинтересовался у Кахесабы Мкилима.
– Меня Тамма угощал коктейлем, – жеманно произнесла Махири.
– Я сейчас подзову официантку и тебе два закажу, – сказал Хими.
– Ой, от двух я совсем пьяной стану и домой не доберусь.
– А я тебя на машине отвезу, – предложил свои услуги кавалер.
– Правда? – спросила Махири, но согласия не дала, как, впрочем, и отказа.
– А тебе, Тамма, что заказать? – спросил Хими.
– Я сейчас покурю и сам себе куплю.
– Э, в туалете гадь, а не на территории, – еще раз предупредил он Нгуви о соблюдении санитарно-гигиенических норм.
– Обязательно, – буркнул Тамма и вышел.
«Сейчас ты завезешь ее. Ага, только четыре колеса накачаешь и завезешь, – рассуждал Тамма, удаляясь от «Сикио». –Сейчас я тебе ниппеля повыкручиваю, и будешь ее на дисках везти, мудило». Нгуви сделал большой круг, чтобы незаметно подойти к автомобилю Мкилимы с другой стороны. Он согнулся и на корточках подобрался к «Рууку». Посмотрел по сторонам и никого поблизости не заметил. Он уже собирался выпустить воздух из камеры колеса, как обнаружил в замке зажигания ключи, оставленные водителем машины.
Улыбка озарила лицо парня. Он аккуратно открыл дверь и вынул ключи из замка зажигания. Затем почти вприпрыжку направился в туалет. Единственная кабина деревянного сооружения, предназначенная для пользования обеими полами, была занята. Об этом ему сообщила девушка, которая дежурила, пока ее подруга находилась внутри. Затем они поменялись ролями и вернулись в бар, а Тамма вошел внутрь.
«Так что ты, дебил вампирский, там мне советовал? Ах да, пользоваться исключительно туалетом. Отличная идея.
Я так и сделаю», – мысленно обратился к Хими Тамма, достал из кармана ключи от автомобиля и выбросил их в дырку, предназначенную для приема нечистот. Ключи упали в дерьмо, хлюпнув перед тем, как утонуть. «Все, дружище, я сделал так, как ты просил. Попользовался только твоим «очком». Углы твоего бара будут сухенькими», – ехидно размышлял Нгуви, поливая струей пол и стены туалета.
Тамма гордо вышел из уборной, извлек из кармана платок, вытер им руки, затем губы и лоб, и направился сражаться за внимание девушки по имени Махири Кахесаба.
*
Дети кричали и плакали. Джефри это знал. Они хотели кушать, их мучила жажда. Они лежали или сидели в своих кроватках мокрые и обкаканые. Клиан надеялся, что это на самом деле всего лишь так и не хуже. А он сидел на высоком цементном бордюре, выступающем из стены. Сначала он еще верил, что его проблема вот-вот разрешится. Но никто не приходил. И он ждал своего освобождения в холодной и сырой камере размерами три на два метра, куда проникал луч света только через небольшое круглое отверстие диаметром с кулак, вырезанное в двери. Это же окошко служило и вентиляционным отверстием.
Джефри волновался. От этого ему временами становилось душно, он подходил к окошку и втягивал в легкие не то чтобы свежий, но воздух, более пригодный для дыхания, чем тот, что был в камере. Клиана преследовал страх. Страшно было за себя и многократно страшно за судьбы детей. Им никто не интересовался, никто не вызывал на допрос или составление протокола. Он сидел, покинутый всеми. Прошло четыре часа, как Унзури и Оганио остались в квартире одни.
«Ну, где же вы все? Где же вы, служители закона? А может, мне по Страшному суду уже смерть заменили на муки вечные, и я незаметно был палачами переброшен в бессознательном состоянии в ад, и теперь в этой камере буду за свои преступления гнить целую вечность? Не может быть. Это тело Джефри Клиана, и одежда его», – различные бредовые мысли посещали голову Ялина.
Он стал звать полицию. Пришел констебль и прежде, чем Джефри успел подумать, что сейчас разберутся и его выпустят, этот хомо в погонах избил дубинкой его за нарушение дисциплины, закрыл дверь и приказал более не открывать рта. «Синяком на теле больше, синяком на теле меньше, –махнул сам на себя Клиан и посмотрел на левую руку. – Вот сука, часы разбил. Теперь даже не буду знать, который час».
И время для Джефри, сидевшего в камере, потянулось медленно. А время для Джефри, когда он вспоминал о детях, летело в его сознании, как самолет. Наверно, наступила ночь, потому что суматоха в отделении прекратилась. Больше не было слышно ни криков полицейских, ни возмущенных возгласов задержанных.
На самом деле, Клиан задремал. Его разбудил скрип открывающейся двери. Он подорвался, думая, что пришли за ним. Однако тот самый констебль, что ранее его избил, запустил в камеру к нему соседа и захлопнул дверь. На обращение Джефри полицейский никак не ответил.
Мужчина этот был смуглым, насколько Джефри мог различить в полумраке. Наверно, смесь вампира и гнома. На вид ему было лет сто двадцать пять, хотя могло быть и меньше.
Волосы на голове у нового временного жильца этой камеры были сплетены во множество косичек, что говорило о высоком статусе в иерархии преступного мира.
– За что сидим? – спросил он так обыденно, словно вошел не в камеру, а в аудиторию принимать у студента Джефри Клиана экзамен.
– Даже не знаю, за что, – обреченно произнес Клиан.
– Так говорит восемьдесят процентов осужденных, – философски заметил он.
– А ты? – задал встречный вопрос Джефри.
– Представляешь, тоже не знаю. Но меня-то могут задержать на сутки просто так, для профилактики или, как они говорят, превентивно.
– Ясно.
– А у тебя пьяная драка?
– Типа того.
– Тогда утром выпустят, отдыхай, хоть и неудобно спать на кирпичах, – дал совет мужчина.
– Мне не до сна, – ответил Джефри и поведал о своих детях.
– Дело дрянь, старик. Без еды они еще протянут сутки, а без воды долго не выживут, – выслушав сокамерника, сделал вывод хомо, представившийся Есаджи.
– А что делать? – попросил совета Клиан. – Они даже не хотят со мной разговаривать.
– Да они там пьяные уже все после часа ночи. Там до утра, до прихода новой смены нет никому из полицейских никакого дела до задержанных. Пару молодых констеблей трезвыми ходят по комиссариату, а остальным все до одного места.
А как эти молодые успеют всех оформить?
– А тут каждую ночь пьют?
– Не знаю, как каждую ночь, но сегодня быки хлопнули фуру в этом районе с контрафактным виски. Я думаю, как минимум один ящик для экспертизы доставили в комиссариат, – усмехнулся Есаджи.
– А ты откуда знаешь? – Клиана насторожила такая осведомленность сокамерника, и у него промелькнула мысль:
«А может, этот хомо – подсадная утка? Корчит тут из себя мафиози, а сам – обычный быковский актер, каковых они любят подбрасывать к задержанным в камеры».
– Про арестованный виски уже все знают. Мне так к часу ночи уже из четырех источников инфа капнула.
– А уже час?
– Даже больше. В начале второго меня к тебе подселили.
– У-у-ф-ф, – Джефри схватился за голову, малыши уже больше восьми часов ничего во рту не держали.
– А ты в розыске? – вдруг спросил Есаджи.
– Чего ты так решил?
– Ты сам только что сказал, что назвался другим именем на допросе. За что в бегах и от кого когти рвешь? – хомо с множеством косичек и жестким взглядом посмотрел в глаза Клиану.
– А не много ли ты вопросов задаешь?
– Мне положено задавать, а тебе отвечать. Может, ты задолжал денег кому, а этот хомо мой приятель?
– Ты только спрашиваешь, но не хочешь помочь. Я мафиозных денег, героина или оружия не присваивал, – оправдывался Клиан.
– Может, ты и не должен никому ничего, но взгляд у тебя убегающего гуманоида. За тобой есть что-то, но закончим на этом. А помочь себе ты можешь только сам.
– Как?
– Я детей не воспитывал, но тебя в комиссариате могут держать не один день. Продержат трое
