Армии КОМУЧа… Это наша девушка. Я за неё ручаюсь.
— Господин подпоручик, — снисходительно ответил штабс-капитан, — она служила в штабе Народной Армии как красная шпионка. Это я вам ответственно говорю.
— Штабс-капитан, отдавая на поругание невинных и беззащитных женщин, вы позорите звание не только офицера белой армии, вы позорите звание российского офицера!
Не выпуская из руки револьвера, Росин принялся развязывать проволоку на руке Лиды.
— Отставить, подпоручик! И не смейте приказывать штабс-капитану! Подите вон, чистоплюй!
— Возраста мы с вами примерно одинакового, а звёздочки свои… внеочередные, вы, похоже, заработали усердием в насиловании беззащитных девушек!
Росин освободил одну руку девушки и распрямился.
Резкое движение Росина спровоцировало штабс-капитана на ответное движение. Он выхватил револьвер, взвёл курок…
Револьвер Росина был у него в руке… Раздался выстрел…
Урядник удивлённо смотрел, как медленно падает штабс-капитан. Казак зло посмотрел на подпоручика и выхватил саблю.
Росин выстрелил ещё раз.
В дверь вбежал казак, стоявший на часах снаружи. Передёрнул затвор карабина, пробежал взглядом по лежавшей на верстаке девушке, по лежавшему на полу офицеру, падающему уряднику, поднял карабин…
Росин выстрелил ещё раз.
Сунув револьвер в кобуру, быстро развязал Лиду, сдёрнул её с верстака.
— Одевайся быстрее!
— Штабс-капитан хвастал, что везет важные документы атаману Толстову. Если эти документы довезёшь ты, это будет ценно, — проговорила Лида, одеваясь. Они у него, вероятно, в голенище.
Росин обыскал мёртвого офицера. Кроме паспорта Лиды, других документов в карманах не было. Подпоручик бросил паспорт Лиде. Пощупал голенище, задумался. Приставил свою стопу к стопе штабс-капитана. Сапоги были примерно одинакового размера.
Сбросил свои, сильно поношенные сапоги, стянул с мёртвого его сапоги, надел.
— Пойдём быстрее, — схватил Лиду за руку и повлёк к выходу. — Если нас здесь застанут, будет худо.
Они выскочили из мастерской, быстрым шагом вернулись на перрон.
— Спокойно! — скомандовал Росин. — Теперь идём спокойно. Мы гуляли туда-сюда, слышали какие-то выстрелы, но здесь постоянно стреляют.
Сдерживая себя, ощущая, как бешено стучат сердца, дошли до здания вокзала, вошли внутрь.
Поручик Зузанов вернулся из «разведки».
— Атамана Толстова в Уральске нет. Он отбыл в Калмыково, затем пойдёт в Гурьев. Туда же собирает своих казаков. Из Гурьева — до Жилой Косы. Там недалеко — вёрст сто пятьдесят-двести. А дальше не в Персию, а кораблями на Кавказ, к Деникину.
Поручик задумался.
— Здесь перспектив нет. С юго-востока подпирает туркестанская армия красных под командованием командарма Фрунзе. Бухарскую сторону Урала он скоро всю зачистит. Идти на соединение с генералом Врангелем за Волгу по красной территории безнадёжно. Да и армия Врангеля безудержно катится на юг. Сюда саратовская армия скоро вернётся и чепаевская дивизия. Здесь — тоже гибель. Есть предложение двигаться в Калмыково, на соединение с атаманом Толстовым. И с ним переправляться на Кавказ. Там тепло, — поручик грустно улыбнулся. — Там сильное войско генерала Деникина.
Лида и Росин переглянулись. Сейчас их волновала не гибель Уральских и Оренбургских казаков, а только что случившееся.
— Господин поручик, — решился Росин. — Случилось непоправимое…
Зузанов сразу понял, что дело очень серьёзное. Он оглянулся, увидел прислушивающихся к разговору солдат.
— Пойдёмте, подышим воздухом, — предложил он.
Все трое вышли на улицу, отошли в сторонку.
— Господин поручик, я застрелил штабс-капитана Кобзаря, — тихо сказал Росин, встав по стойке смирно. — Готов нести ответственность…
— Да не вытягивайся ты… Не на параде… Кто такой этот штабс-капитан?
— Из контрразведки штаба Народной Армии КОМУЧа. Предположительно, вёз пакет из Самары атаману Толстову.
— Контрразведчики — народ специфический, — усмехнулся поручик. — Их обычно не любят. Надеюсь, причина… спора — не пакет?
Зузанов чуть не сказал «причина убийства», но сдержался.
— Причина — я, — вступила в разговор Лида. — Извините…
— Не поделили даму, что-ли? — недовольно скривился поручик.
— Никак нет, господин поручик, — покраснела Лида. — Позвольте мне объяснить, Костя…
Росин развёл руками.
— Со штабс-капитаном Кобзарём мы знакомы с дореволюционных времён. Он приезжал в Балаково, где я жила у отца. Правда, тогда он был ещё юнкером. Вёл себя недостойно по отношению ко мне, если мягко сказать. Второй раз я с ним встретилась, когда возвращалась в Самару, в штаб Народной Армии. Он заподозрил во мне красную шпионку, и если бы подпоручик Росин не выручил меня… В общем, штабс-капитан намеревелся отдать меня солдатам на поругание.
Росин утвердительно качнул головой.
— И вот снова… Схватил с двумя казаками, затащил в какую-то мастерскую и приказал своему казаку, прошу прощения, изнасиловать меня. Они уже раздели меня, когда прибежал подпоручик Росин. Естественно, подпоручик потребовал освободить меня. Они поругались. Штабс-капитан первый выхватил револьвер, но подпоручик Росин опередил его. Ну а казаков… В порядке самообороны.
— М-хм-хм-м-м… — длинно через нос вздохнул поручик Зузанов. — Убить контрразведчика — это большая неприятность. Вас кто видел?
— Никак нет, — ответил Росин. — Когда мы с Лидой выходили из мастерской, я огляделся. Поблизости никого не было.
— К сожалению, всегда находятся случайные глаза, наблюдающие издалека, — ещё раз вздохнул Зузанов.
Росин поставил ногу на камень и ощупал голенище. Удовлетворённо кивнул головой.
— Господин поручик, возможно здесь спрятано письмо атаману Толстову.
Зузанов удивлённо посмотрел на Росина.
— Как оно оказалось у вас в сапоге?
— Это сапоги штабс-капитана. Лида подсказала, что там может быть письмо.
— Экий шустрый! — хмыкнул поручик. — А вы откуда узнали, что там письмо? — Зузанов подозрительно глянул на Лиду.
— Когда штабс-капитан хвастал, что везёт пакет атаману Толстову, похлопал рукой по голенищу, — ответила Лида.
Росин вытащил из кармана перочинный нож и надпорол подкладку голенища. Пошарил пальцами в образовавшейся дырке и вытащил наружу плотный пакет в вощёной бумаге. Подал Зузанову.
Поручик покрутил пакет, осторожно развернул. Внутри лежал маленький конвертик без каких-либо надписей.
— Думаю, не стоит заглядывать в чужие письма, — произнёс поручик и вернул бумаги Росину. — Заверните, как было, положите на старое место и постарайтесь доставить письмо адресату. Думаю, это в ваших интересах. А про курьера скажете… Погиб в перестрелке. Умирая, просил доставить.
Подпоручик осторожно вернул пакет за подкладку голенища.
— Учитывая новые обстоятельства, я принял решение, — объявил поручик Зузанов. — Как я уже сказал, в Уральск не идём. Выступаем сейчас же, идём в Калмыково. Подпоручик, известите командиров взводов и объявите построение отряда.
= 5 =
Отряд шёл по степям правобережья Урала. Территория считалась занятой красными. Поручик Зузанов старался избежать контакта с противником и довести измотанных солдат живыми до Калмыкова. Чтобы походить на красных, кавалеристы отряда подрезали хвосты у лошадей и перевесили винтовки на левое плечо, на манер красных конников.
Самое мучительное, что не было топлива: ни камышей, ни сухой травы перекати-поля, ни тем более, деревьев.
После красных продразвёрсток и казацких набегов многие деревни обезлюдели. Но и в разорённых деревнях гореть было нечему: бережливые хозяева увозили с собой всё, вплоть до дверей и оконных рам.
Начиналась зима, плохо одетые, голодавшие солдаты мёрзли. У некоторых не было даже шинелей. В одной из деревень у хитроглазого крестьянина, в окружении бородатых, хмурых сыновей походившего на атамана разбойничьей шайки, поручик Зузанов выменял на две винтовки и пулемёт несколько овчин, три мешка чёрной муки грубого помола и свинью. Овчины роздал солдатам. Но носить овчины на себе было тяжело, а везти не на чем. Один за другим солдаты выбросили их.
Солдатам на руки ежедневно выдавали по три четверти фунта мяса и по фунту муки. Солдаты делали из муки болтушку на воде, чуть обваривали в этой болтушке мясо, ели полусырое. У некоторых начались расстройства желудков и поносы.
Было и ещё одно мучение, знакомое солдатам-окопникам: вши. Немытые, нестиранные, завшивленные солдаты на холоду не могли даже снять одежду и прожарить её над кострами, или же просто передавить вшей. Все чесались до исступления.
После дневного перехода далеко в стороне от маршрута с трудом нашли полуразрушенную деревеньку. Спрятались от ветра в саманных землянках без окон и дверей. Повезло, что на кладбище сохранилось несколько крестов. Вытащили из могил кресты, настрогали щепок, в продуваемых насквозь землянках развели костры. Часть «дров» погрузили на телеги.
В колодце на краю деревни вода оказалась солёной, вкуса хины. В замёрзших лужицах насобирали в котелки ледышек. В кипящую воду побросали кусочки теста. Но и таким тощим «галушкам» были рады, потому что хотя бы немного согревали нутро горячей едой.
С трудом напоили лошадей, растопив немного льда в солёной воде.
От бескормицы лошади теряли силы ото дня ко дню. Пастись было негде. Изредка встречавшийся кияк — мелкий камыш, росший в песчаных барханах, лошади не ели. Изголодавшись, они грызли друг у друга гривы и хвосты.
Накануне выпал мокрый снег, теперь барханы обледенели, лошади в упряжках падали, телеги заносило в стороны.
Чтобы не встретиться с красными, двигались ночами.
Осенние ночи под небом, затянутым тучами, темны, хоть глаз выколи.
— Как только лошади находят, куда ступать? — удивлялся Росин.
— Да уж… — соглашался Зузанов.
Они ехали рядом, их лошади скользили, оступались, но не падали. Возможно, потому, что шли первыми и никто им не мешал.
Заполночь начался буран. Большие хлопья снега били прямо в лицо, слепили глаза.
Чтобы не замёрзнуть, шли всю долгую ночь. Под утро, когда стало светать, вдруг наткнулись на большой обоз.
— Вы красные, что-ли? — спросил измотанный ночным переходом солдат.
— Красные. А вы, похоже, белые, — сочувственно отозвались из обоза одетые в полушубки возницы, увидев плохо одетых, беспрестанно почёсывающихся солдат.
— В Калмыково отступаем, навоевались. Далеко до Калмыкова?
— Два перехода, ежели хорошо идти. Да только не резон вам в Калмыково торопиться.
— Что так?
— Ушли белые из Калмыкова. На юг, в сторону Гурьева.
— И мы к Каспию идём, на Гурьев. Обессилели совсем, не до войны нам. Больных много. Думали, вот, в Калмыкове отдохнуть, подкормиться.
— С больными до Гурьева не дойдёте. Впереди село будет. Туда идите. Сдавайтесь, а то загинете.
Сердце у Лиды ёкнуло. Да, надо сдаваться. Сказать красному командиру, что она Захарова ищет…
— Там отряд Ваньки Наумова, — продолжил обозник. — Красного командира Иван Трофимыча, значит. Вот ему и сдавайтесь.
— Не из Балакова ли отряд? — похолодело в груди у Лиды. — Наумов… Культяпый, что-ли?
— Культяпый в простонародье, — подтвердили красные. — А ты, девонька, видать, знаешь его?
— Знаю, — скучно ответила Лида. — Сама из Балакова.
— Ну вот, по-свойски и сдавайтесь балаковскому отряду.
