СТРАСТИ ПО "ПАДИШАХУ"

бы, да, я блефую, я и, правда, собираюсь идти на вокзал! А он... Всё. Стоп. Хватит распускать нюни. Завтра найду комнату и утащу в неё дриаду и никуда не отпущу от себя!
– Слушай, в чём дело? – Михаил развернулся к нему лицом и с подозрительным сомнением смотрел на него. – Ты что, успел опять поссориться с Леной? Сумасшедший! Такая бесподобная юная очаровашка! Одна фигура чего стоит! Ты с ней как, уже спал?
– Ещё слово, и я тебе врежу, несмотря на то что ты мне друг!
– Ну, ладно, ладно! Извини. Я всё время забываю, что ты у нас благородный рыцарь. Так поссорился или нет?
– Нет.
– Она? Ну, злодейка! Я бы на твоём месте...
– Лучше не лезь на моё место. И она не ссорилась со мной.
– Тогда я ничего не понимаю. Что же она такая печальная – ни с того ни с сего? Да и ты, извини за подробность, но со стороны видней, готов м-м-м ... пустить слезу! Только не дерись! – Михаил поднял в защитном жесте руки.
Неуклюже пожав плечами, Тимофей отвернулся в сторону.
– Твоё счастье, что я не в драчливом состоянии. Ты что, боишься, что я навязываюсь к тебе на ночь? Сразу предупреждаю, у меня другие планы. Мне нужен был предлог не ехать с ними, остаться здесь. Ты просто идеальное прикрытие и всё. Твой автобус на этой остановке?
– На этой, на этой. Какие же у тебя планы, если не секрет? – ворчливо спросил Михаил.
Тимофей хмыкнул.
– Пережить ночь без девиц. Пересплю на вокзале, не впервой.
– А что так? – спросил Михаил, с весёлым недоумением заглядывая ему в глаза.
Тимофей засмеялся и погрозил Михаилу пальцем, с трудом приподняв руку и тут же уронив её. Сощурившись, Михаил внимательно проследил путь его руки. Из-под манжет мелькнули светлые полоски.
– А ты будто не понимаешь! По-твоему, приятно вариться в их эмоциях? Видал, какие прорезались?
– Видал. Хм. А до этого было спокойно?
– Относительно.
– Слушай, а та, крашеная, имела на тебя виды? А? Сознавайся! – Михаил, игриво ухмыляясь, боком склонился к Тимофею. Тимофей в ответ досадливо фыркнул, на что Михаил насмешливо покивал головой и сам ответил на свой вопрос.
– Имела, имела, за версту видно. Да и другие тоже, поди, симпатизировали – вон, как расстроились! Дон Хуан новоявленный!
– Хватит. – Тимофей недовольно сморщился и зябко повёл плечами. – Приезжай где-нибудь послезавтра к девушкам, от них узнаешь, где я.
– Обязательно приеду. Да, кстати, что всё-таки у тебя с руками?
Михаил критически оглядывал Тимофея.
– Так, ничего особенного. Растянул немножко.
– Заметно, что немножко. Орёшь, как ненормальный. И ведь чуть притронулся! Ну-ка, подними руку!
– Иди ты! – Тимофей отступил на шаг назад.
– Подними, подними! А то молчишь, ничего не рассказываешь. Одни загадки кругом! Ну-ка!
– Да отстань ты! – разозлился Тимофей. – Не лезь ко мне! Ничего интересного, растянул и всё!
– Ну-ну. – Пробурчал Михаил, и быстро и аккуратно с видом исследователя ухватил его ладонями за плечевые суставы – получились эполеты из рук.
– Ого! – изумлённо воскликнул он, ощутив через ткань повязки.
– И так по всем суставчикам, да? – он молниеносно перехватился руками за локти Тимофея, который в силу своей заторможенности не успел увернуться от быстрых и цепких рук друга; он только сердито крикнул:
– Что ты щупаешь! Что я, лошадь на продажу?!
– А я-то не мог понять, почему ты в рубашке с длинными рукавами, и что это твои крали так с тобой нянчатся! В автобусе усадили, как старичка. Это где же тебя так угораздило? Ладно, расскажешь потом. Вон мой автобус, поехали, ночуешь у меня. У нас две кровати, одну так и быть уступим тебе, а нам другой хватит с избытком.
– Нет. – Тимофей отодвинулся от Михаила, – Мне отсюда ближе добираться до них. Я с утра собираюсь заняться поиском комнаты. Не мешай, езжай.
– Что-то ты диким каким-то стал! Ещё нарвёшься на кого-нибудь.
– Ну и нарвусь. Дальше что?
– Да ничего. И что я к тебе лезу, что я, мамочка твоя? Оставайся один, балбес. Надеюсь, послезавтра застать тебя живым и счастливым. Ну, пока!
И Михаил взмахнул рукой, чтобы по привычке шлёпнуть по плечу. Тимофей, увидев этот жест, подался назад, предупреждающе воскликнув:
– Э-э-э! Ты! Убьёшь ведь!
Михаил застыл с приподнятой рукой, потом сплюнул и с грубоватым смешком выругался.
Автобус остановился дверями прямо напротив них. Несколько человек вышли. Михаил сдвинулся с места, он ухватился рукой за поручень и вдруг, резко повернувшись, обхватил друга, опрометчиво стоявшего слишком близко, и рывком подтянул к ступеням.
– Будет мне ещё выпендриваться тут! Едем!
С непостижимой лёгкостью он втащил Тимофея в автобус.

24.
На следующий день Тимофей только к вечеру добрался до дома Валентины. Не спеша, он шёл вверх по дороге мимо частных домом. Расчёт бы прост. Обычно девушки возвращались с пляжа часам к семи вечера. Он как раз попадёт к вечернему чаю. У него в пакете кое-что припасено к такому случаю.
Дворик был пуст. Только за цветником кто-то одинокий возился в летней кухне. Тимофей положил объёмистый пакет на стол под навесом и огляделся. В кухне что-то готовила мама погодков, она увидела Тимофея и приветливо кивнула ему.
– Добрый вечер. – Он улыбнулся ей и, недоумённо поведя головой, спросил:
– Куда все пропали? Что-то немыслимое в такой час для этого дворика!
Женщина не успела объяснить ему столь загадочное состояние двора, она засмеялась в ответ, и, видимо, их услышали, дверь летнего домика открылась, и оттуда выглянула Катя.
– Тимофей! – воскликнула она. – Ну, наконец-то!
Улыбаясь, она пошла к нему. Вслед за ней, так же как она, сначала выглядывая из-за двери домика, высыпали остальные девушки. Все, кроме Лены. Последней вышла и осталась стоять на микро-крылечке Мила. Она оттуда наблюдала трогательную встречу. И девушки, и Тимофей почти одновременно прокричали друг другу один и тот же вопрос: "Ну, как дела? Всё нормально?". Девушки закружили вокруг Тимофея, осматривая его. Кружа и смеясь, Катя взяла его за руки, развела их в стороны, повертела Тимофея, словно проверяя, цел ли он. Тимофей засмеялся, обнял Катю, ну, конечно, он живой и ничем больше невредимый! Лёгонько похлопал её по спине и отпустил. В немного скованной, но какой-то очень ласковой кутерьме Тимофея ответно обнимали и Катя, и Алёна, и обе Ирочки. За те пять дней, что они прожили вместе по законам почти семейным, они стали друг для друга чем-то вроде родни. Девушки прижимались к нему нежно и жалеючи-осторожно.
Как только схлынула волна первых приветствий, Катя забеспокоилась, в какой степени голоден Тимофей, бросаться сразу накрывать на стол или повременить? Конечно, повременить! Вечер велик, Тимофей вполне потерпит. Мила перебралась к ним под навес, она уселась в том уголке, где обычно сидела Лена и молча, еле заметно улыбаясь, слушала болтовню подружек. Иногда глаза её, безмятежно блуждая по округе, спрятавшись за ресницами, пробегали по Тимофею, по его тонкому лицу, по его левой руке, лежащей на столе – пальцы мягко барабанили по дереву стола. Даже не барабанили, а плавно поднимались и опускались по очереди. Тимофей кивал головой в ответ на слова девушек, что-то говорил сам, держа на лице полуулыбку, и постепенно менялся в лице, словно становясь тусклее.
Наконец, Катя дала сигнал к сервировке стола для ужина. Девушки охотно откликнулись и засуетились.
– Катя! – Тимофей придержал её за руку, – Что случилось, где Лена?
– Наверное, спит. – Пожав плечами, ответила Катя. Тимофей увёл её в сторонку от навеса.
– Как это – спит? Не понимаю.
Катя попыталась отшутиться, что же тут непонятного? Устала и спит. Спать – это так естественно.
– Катя! – Тимофей с упрёком улыбчиво смотрел на неё. – Давай начистоту. Я сомневаюсь, чтобы Лена сейчас спала. Уж ты-то можешь не вертеть хвостом! Вы ведь все были в домике – в такую погоду? Что случилось, почему она не вышла ко мне?
Он крепко ухватил Катю за руку выше локтя и требовательно заглядывал ей в лицо. Катя оглянулась на девушек – Мила и Ира Щукина крутились возле стола, Алёна и Ирочка Киселёва сновали на кухню и обратно.
– Катенька! – мягко, но настойчиво произнёс Тимофей. Катя вздохнула и, повернувшись к нему, неуверенно улыбнулась, мельком глянув в его лицо.
Зачем он им встретился? И, если встретился, зачем влюбился в одну из них?
– Понимаешь, – сказала она, непроизвольно произнося слова с лёгкой иронией, – вчера вечером сразу на следующей остановке Ленка выскочила из автобуса, мы её не смогли удержать – разве удержишь пробку от шампанского?! – и рванула обратно, к тебе.
– С ума сошла. – Прошептал Тимофей. Катя, пожав плечами, неуверенно улыбнулась ему, будто его слова относились к ней.
– Почему-то она решила, что ты собираешься ночевать на вокзале. Её это страшно пугало. Ну... нас тоже, конечно. А вернулась она всего три часа назад. Всю ночь и весь день её не было с нами. Мы думали она с тобой, поэтому за неё, – Катя непроизвольно выделила голосом этот момент своей речи, – особенно не беспокоились.
Она быстро глянула на него, зрачки её заметно расширились, но она тут же отвела глаза в сторону, не выдержав пронизывающего взгляда его серых глаз.
– Та-а-к. – произнёс Тимофей.
Какое-то время он стоял молча, Катя неотрывно смотрела в его лицо. Она ждала его расспросов и очень удивилась, когда он ни словом не обмолвился о Лене, а спросил совсем о другом, о чём не должен был спрашивать.
– Но что-то, как я понимаю, вас всё-таки беспокоило. – Одна бровь его взлетела вверх, и он хмыкнул со странной насмешкой, направленной куда-то внутрь себя, – И о чём же вы беспокоились?
Катя пожала плечами, поглядывая на него с недоверием.
– Ни о чём особенном. Ведь те ребята, ну, каратисты, тоже ехали в нашем автобусе. Они сели на той остановке, где вышла Лена. Так что за вашу безопасность мы не беспокоились.
– Ну? – всё с той же усмешкой Тимофей смотрел на неё. И Катя обиделась.
– Что, ну! – сердито воскликнула она. Как трудно разговаривать с парнями! Чего он от неё добивается? Разве об этом он должен спрашивать её? Ей так хотелось живописать ему бедную Лену и ещё больше те страсти, что терзали их всю ночь и весь день; особенно они разгорелись с приходом Лены. И при этом не выдать того факта, что в первом приближении девушки просто-напросто почувствовали тайное удовлетворение оттого, что Ленка явилась одна, потом перепугались, осознав, что её одиночество может быть обусловлено не только тем, что от неё, допустим, избавились, а и кое-чем похуже, и они переругались. Несмотря на неопределённость и вспыхнувшую изводящую тревогу за него, со стороны Милы нарастало злорадство, что Ленка "осталась с носом". Почти все они тайно хотели того же. На Лену посыпались разного рода обвинения, но некоторые девушки всё-таки, преодолев себя, бросились на защиту подруги, хотя ту мало что утешало.
Тимофей засмеялся, зябко обняв себя руками за локти.
– Катя, не сердись! Что с меня взять, если я не знаю, как к тебе подступиться! Я же, извини, чувствую, что у вас произошла какая-то возня, из-за которой она и не вышла ко мне. Ведь не могла же она обидеться за то, что не нашла меня! Она могла только расстроиться и...
– Я не сержусь, – смягчилась Катя, – Но, знаешь, Ленка приехала вся такая... зелёная! Ну, уж чересчур зелёная, я бы сказала. Забилась в свой уголок носом к стенке и всё! Приехала одна, без тебя – думай, что хочешь! То ли