меня.
Она мгновенно потупилась, отрицательно завертев головой.
– Нет, нет! Ты манипулируешь мной, Тимофей, ну, зачем?
Он был так близко, что ей казалось, он видит, как колотится её сердце. Руки его медленно поднимались, стремясь обхватить её.
– Со мной смешно, да? Тебе нравится мучить меня? – она ухватила его за кисти рук, пытаясь приостановить их движение. Но он вывернул их из её пальцев. – Ты хочешь видеть, как дурнушка, – он засмеялся, – сходит с ума по тебе? А они напрочь сходят с ума, не то, что красавицы. Но ты ведь уже видел это вчера. Хочется и сегодня?
– Ты долго готовила эту речь?
– Нет. Недолго. Всего час.
– То-то и оно. – Его руки неумолимо сомкнулись вокруг неё, и он прижал её к себе, обворожительно-нежное, тонкое, трепещущее в его руках создание. Сквозь рубашку Лена ощутила дрожь и жар его тела.
– Тим!.. Ты горишь. – запнувшись, удивлённо прошептала она, прекратив вырываться. Она застыла в его объятиях, потом вдруг, содрогнувшись, прошептала: "О, Господи!" – и тоже обняла его. Щека её прижалась к его груди, и все её чувства сосредоточились в биении его сердца, в движении его дышащей груди, в его жаркой дрожи.
– Да. Горю. – Он потянул её к скамье под навесом. Свет был уже погашен, но светила луна. Тимофей медленно опустился на скамью, не отпуская от себя Лены. Она осталась стоять, тогда он перехватил её чуть ниже.
– Ты не понимаешь, как ты красива! – шептал он, крепко прижавшись к ней, – Засушенная бабочка! Дурнушка! – он еле слышно хохотнул. – Ты глупышка. В тебя наверняка влюблялись ваши студенты, но тайно. Они ещё в таком возрасте, когда открыто ухаживают за теми, кто более прост и доступен. Ты же замкнутая система, к которой очень трудно подобраться. Даже мне! Да и то, море помогло, без него бы... – он вздохнул, ещё крепче прижимаясь к ней. – Я дурак. – Он засмеялся, тыкаясь в неё лицом. – Зачем я тебе всё это говорю? – забормотал он. – Ой-ой-ой, какой глупец! А твои девочки, если хочешь знать, из одного только чувства самосохранения не желают видеть, что ты есть на самом деле. Они инстинктивно задвигают тебя, пользуясь твоим характером... А ты им веришь!
О-о! Хитрец! Конечно, она уже вся понеслась, полетела, потянулась к нему!
– Ну почему же, я верю не только им, но и тебе. Например, сегодня...
– Сегодня? – его руки, обнимая, нежно гладили её, пробегая ладонями по талии вверх-вниз, не рискуя, однако, пробежаться ниже. – А что сегодня?
– А ничего. – Вдруг как-то бесшабашно ответила Лена, она высвободила свои руки и взъерошила ему волосы. Потом её руки легли ему на спину и заскользили по спине к плечам.
– А... Где твои бинты? Ты снял их? – она отстранилась и встревожено провела руками по его плечам и рукам.
– Вчера всё сбилось, когда твой рыжий...
– Он не мой! И отцепись, пожалуйста! Я посмотрю тебя.
– Я рад. – Он улыбался в предвкушении её охов и ласк. Она торопливо расстегнула ему рубашку и приспустила её с его плеч. Лейкопластырь отсутствовал, видно, отклеился, не удержав накладку. На её месте темнел неровный излом заживающей раны. Она коснулась раны – болячки на ней уже практически подсохли – и всё внимание сосредоточила на его руках.
– Тимка, ну что же ты такой! – возмущённо обвиняющим тоном выговорила она, осторожно сжимая пальцами его распухшие плечевые суставы.
– А ты злишься на меня.
– Я не злюсь! – она спустила рукава ниже, пробегая пальцами по его локтям. – Господи! Я сбегаю и поищу что-нибудь. Тебя нельзя так оставлять! – её глаза испуганно и страдальчески смотрели на него. И он весь вечер делал вид, что ему хорошо и весело? Бедный милый падишах!
– Стоп! – он удержал её. – Во-первых, я не выбросил все эти тряпки. Они у меня в комнате, которую я снял сегодня. Пойдём туда, и там ты всё сделаешь. Правильно я говорю?
– Так ты нарочно содрал их!
– Зачем же! Я не мазохист.
Он потянул её вниз.
– Я не сяду на твои колени! – Лена испуганно дёрнулась в сторону.
Он как-то странно засмеялся и опять уткнулся в неё лицом.
– Это конечно утешительно, что тебе так жалко мои конечности, но ты помнишь, наверное, я сказал, что люблю тебя. Ты ничего не хочешь сказать мне в ответ на это?
Он отнял от неё своё лицо. Не очень ловко перекинув ногу, сел на скамью верхом и усадил Лену перед собой. Хлопнула дверь, кто-то вышел из дома и прошёл в сторону душа.
– Ты не слышишь меня?
– Слышу.
– И что же?
– Там кто-то ходит. – Прерывающимся шёпотом сказала Лена.
– О, боже! – он расслабленно ссутулился, сделал короткий выдох. Голова его поникла. Перед глазами замаячила её грудь в глубоком вырезе блузки. Он наклонился ещё ниже и – будь что будет! – зарылся в неё лицом, с судорожным вздохом вдавив его как раз между двух мягко упругих возвышений. Тимофей приготовился к тому, что его сейчас же оттолкнут, обругают или даже ударят, забыв, что минуту назад жалели. Но нет! Лена подобрала одну ногу под себя, сев повыше, обхватила его голову руками, нежно сжав её, прижалась щекой к его макушке и замерла так. Он даже чуть слышно застонал от охвативших его ощущений. Но очень скоро он стал задыхаться, так плотно она прижимала его лицо к своей груди. Его бедный смятый нос и притиснутые губы! Тимофей стал отстраняться, чтобы вдохнуть воздуха. Она крепче стиснула руки. Он напрягся, действуя всё ещё мягко, считая её действия неосознанными. Но не тут-то было! Он попытался словесно выразить протест, но кроме мычания ничего не вышло. Тимофей упёрся в неё руками и, потянув голову вниз, рванулся посильнее. Она качнулась вместе с ним, и никакого результата, кроме того, что сердце застучало, как паровой молот. Всё-таки, во время рывка он чуть-чуть ухватил воздуха, но её руки сжались ещё крепче. Ах, так?! Побарахтавшись для вида, Тимофей вдруг обмяк и тяжело повис в её руках. Не очень, конечно, приятная поза, когда тебя держат за голову, а всё остальное норовит сползти вниз!
– Тим? – Лена замерла, недоверчиво скосив на него глаза. Её руки ослабили хватку. Одной рукой она непроизвольно перехватила его за плечи. Он судорожно, как рыба, втянул в себя воздух и стал заваливаться в сторону от стола. Она подхватила его и второй рукой, не давая ему свалиться со скамьи.
– Ты это серьёзно? – она дунула ему в запрокинутое лицо с закрытыми глазами, с трудом удерживая его на руках.
– Ещё чуть-чуть и было бы серьёзно. – Не открывая глаз, ответил Тимофей, делая глубокий нарочито-жадный вдох. – Ты что, с ума сошла?
Он глубоко задышал, продолжая безвольно висеть в её руках.
– Сошла! Но... прошу тебя, сядь ровно! Я не удержу тебя!
– Удержишь. Чуть не придушила. Гангстерша. Теперь держи, пока не отдышусь.
Но всё-таки практически сразу он сел ровно, почувствовав, как завибрировали от напряжения её руки. Ещё, чего доброго, и впрямь упустит, а у него реакция не та, что обычно. Падать на землю что-то не хотелось.
Тимофей глубоко – специально для Лены – втягивал в себя воздух, компенсируя кислородные потери. Он прикрыл глаза и сквозь ресницы смотрел на неё, на то, как она напряжённо подалась к нему.
– Удушительница. Тоже мне, сочинская леди Макбет!
В ответ она фыркнула, но продолжала всё так же сидеть, напряжённо глядя на него. Сделав очередной глубокий вдох, Тимофей негромко рассмеялся. Они сидели на скамье друг против друга, оседлав её, как два наездника, и оба смеялись.
– Ты нарочно свалился?
– А что, натурально получилось?
– Ну... – она пожала плечами, смешливо исподлобья глянула на него и кивнула утвердительно.
– Ты что же, решила со мной подраться?
Она отрицательно завертела головой.
– Нет. Наверное, хотела, как леди Макбет. Боже мой, чего только я не передумала сегодня ночью! – давя в себе смех, она прикрыла лицо руками.
– Ты так вцепилась, что начни я всерьёз отрывать тебя, ты бы осталась без рук. Здорово бы вышло – я без рук, ты без рук! Шикарная парочка!
По дворику опять кто-то прошёл, уже к дому. Тимофей поправил рубашку, натягивая её на плечи.
– Застегни мне пуговицы. – Буркнул он, рассматривая что-то у себя на груди. Она отняла от лица ладони, судорожно вздохнула, успокаиваясь.
– А сам?
– А мне хочется, чтобы это сделала ты.
– Н-да? Тебе хочется? Хм. – Хмыкнула она и с гротескным восхищением негромко воскликнула, – Падишах!
Он ждал, предпочитая молчать. Она посмотрела вверх, потом на него и вдруг, сглотнув, сказала:
– А мне тоже этого хочется.
Она очень близко придвинулась к нему и принялась сосредоточенно застёгивать пуговицы на его рубашке, действуя очень медленно, словно смакуя каждое мгновение.
– Пойдём ко мне. – Тихо сказал он. Он поймал её ладонь и прижал к своей груди. Потом, зажав её ладошку в своей ладони, поднёс к губам и стал целовать кончики её пальцев.
– К тебе я не пойду, а прогуляться – пожалуйста.
– А как же мои руки?
Она прикусила нижнюю губу.
– И всё-таки ты нарочно снял бинты.
– Не нарочно. – Он встал со скамьи. – Но, наверное, очень кстати. Хотя, Елена Прекрасная, ты же сама говорила, что перебинтовывать надо каждый день, повязки ведь разбалтываются, ну и массаж, и всякое такое. – Он потянул её за собой вверх и уже другим тоном сказал, – Прошу тебя, пойдём со мной!
Она встала, он держал её руку, прижимая к своей щеке.
– Леночка. – Нежно произнёс он и наклонился к её лицу. – Пойдём! Ты боишься такого никудышного?
Слабо улыбнувшись, она кивнула головой.
– Я такой страшный? Но ты только проведёшь акцию милосердия и всё. Побудешь со мной. Как медсестра! – уточнил он, заглядывая ей в лицо. – Ты же человек, склонный к медицине!
"Врёшь ведь!" – говорил её загоревшийся взгляд.
– Хорошо. – Она кашлянула, иначе не могла говорить, вдруг пропал голос. – Я пойду с тобой. Только переобуюсь.
– Зачем? И так хорошо! – поспешно сказал Тимофей, боясь, что она передумает.
– На мне домашние шлёпанцы. Я не могу в них гулять.
– Но тут недалеко!
– Я переобуюсь!
– Ну, ладно. – Уступил он. – Только без обмана. Я подожду тебя за калиткой.
Лена волновалась. Ей было не по себе, даже страшновато оттого, что она уходила с ним. Страшилась и спешила. Сквозь туман спешки она лишь сказала: "Зачем за калиткой? Жди здесь".
– Ну, нет. Так, может быть, быстрее переобуешься! – засмеялся Тимофей. Он тоже нервничал.
– Думаешь, ожидание за калиткой повлияет на скорость? – она натянуто улыбнулась ему. Силуэт Тимофея чётко вырисовывался в сумрачном свете луны. Лена почему-то вдруг заколебалась. Но Тимофей уже пошёл к калитке, кивнув ей: "Собирайся быстрее!". Она проводила его взглядом и побежала к домику.
26.
Девушки не спали.
– Пришла уже? – спросила Катя.
– Я сейчас уйду. – Как можно беззаботнее ответила Лена, роясь в темноте в сваленной у входа обуви. – Не волнуйтесь и не ждите меня.
– Облапошит он тебя. – Подала голос Мила. – Думаешь, он о чём-то возвышенном думает?
Лена уже нашла босоножки и переобувалась, торопливо застёгивая их. В носу защекотало, на глаза навернулись слёзы. Пришлось придержать дыхание, давя слезливость. Она распрямилась и на удивление самой себе сказала почти весело, с насмешкой.
– А о чём думала ты одним недавним вечером?
– Я? – чуть слышно, словно подавившись, воскликнула Мила.
– Не волнуйся, мне всё равно, что думала ты. А если и так, как ты намекаешь, – Лена беспечно тряхнула головой, – пусть облапошит он, а не кто-нибудь другой. Пока! – она помахала им рукой и выскочила за дверь. Здесь она
