с тобой что случилось, то ли вы поссорились! Стали расспрашивать и выяснили только одно, что тебя она не нашла. Где она была, что она делала, она нам не доложила! Представь себе наше состояние! Уже было не до неё, хоть и её жалко. Да и её жалко было не всем. Понимаешь?! – Катя со значением посмотрела на Тимофея, сделав паузу.
– Понимаешь, что тут поднялось?
Тимофей выпрямился, сверху вниз глядя на Катю сощуренными глазами.
– Значит, сейчас она спит?
– Нет, конечно, не спит, – довольно резко ответила Катя, – ждёт, когда с глаз спадёт краснота. А, может, лежит и ревёт, не знаю. Или впала в транс. – Она как-то криво усмехнулась. – Ей есть от чего впадать.
– Да, конечно. – Лицо у Тимофея стало грустным и усталым.
– Она была уверена, что ты идёшь на вокзал! – вспылила Катя.
То он приставал к ней, что случилось с Леной, что у них произошло, то, здравствуйте, ему и спросить нечего – пойми его!
– И, знаешь, – не удержалась Катя, – я ей верю!
– Катенька, – он удивлённо воззрился на неё, – ты что, обвиняешь меня в чём-то? Скажи прямо, в чём?
– В том, что ты уверил её, что... что идёшь на вокзал, что только из-за нас ты не можешь идти к нам. А сам в это время... – она испуганно замолчала.
– Что я в это время?
– Ну... – Катя характерно повертела рукой и пожала плечами, не желая углубляться в эту тему.
– Извини, Катя, это не простое любопытство, мне плевать, что обо мне подумают или скажут, но мне не плевать, что под это что-то наговорили Лене. Да, я собирался на вокзал и больше никуда. Но так получилось... Михаил силой утащил меня с собой. Я докладываю тебе об этом, чтобы ты знала, где я был, и не держала на меня сомнительные мысли. Как я понимаю, пользуясь сложившимися обстоятельствами, вы ... обидели Лену? – значительно смягчив рвущиеся с языка слова, спросил Тимофей.
– Катенька, ты молчишь? – он усмехнулся и сокрушённо покачал головой. – И в каких смертных грехах вы меня обвинили, что она даже не вышла ко мне?.. Ка-тю-ша! – по слогам произнёс Тимофей, низко к ней склоняясь.
– Ну... – не глядя на него, заговорила Катя. – Были разные предположения, почему ты уехал и ... куда ты уехал, почему Лена тебя не нашла. И ... и потом... тебя не обвиняли, нет. Скорее тебя... – она как-то странно засмеялась, – Наверное, аморально хвалить себя, но это я такая хорошая, – она не договорила, чем и почему она хорошая, она только насмешливо сморщила нос и усмехнулась своим мыслям, и тут же вдруг спросила:
– А хочешь знать, что говорили и на что намекали Лене по поводу твоего бегства? Где и с кем мог ты быть? Хочешь?
Тимофей изучающе глядел на неё.
– Понятно. – Сказал он и выдохнул воздух, как выдыхают, когда удостоверяются в чём-то не очень приятном, но вполне соответствующем человеческим слабостям. Он сцепил пальцы и осторожно потянул их. – Не хочу. Можешь ничего больше не рассказывать.
Катя подняла к нему глаза. Тимофей смотрел поверх её головы в какую-то невидимую точку. Она так и не поняла, что выражают его глаза: досаду, озабоченность или что-то ещё. Но все эти плохо прочитываемые чувства покрывала странная отрешённость. Будто он думал о чём-то другом, не о том, о чём они говорили.
– Тим, но почему ты не поехал с нами? Тебе с нами плохо?
– Нет, что ты, нет! Не в этом дело, да ты и сама всё прекрасно понимаешь. Я надеюсь на это. – Опустив на неё глаза, он дружески улыбнулся ей.
– Я понимаю. Конечно, я понимаю! Но... А, ладно. Кстати, эти подробности, какие ты не хочешь знать, очень задели не только Лену.
Она пристально смотрела на него. Может быть, надеялась, что он спросит, кого же ещё и как задели подробности, и каковы эти подробности? Но Тимофей молчал. Он только согласно покивал головой, глядя себе под ноги.
– Я пойду к Лене, а ты будь добра, разгрузи пакет. Хорошо?
– Да, конечно.
Эти два слова были произнесены таким тоном, что Тимофей немедленно обратил к Кате глаза, вопросительно глядя на неё.
– Что-нибудь не так?
– Всё так. – Катя поправила волосы и как-то не похоже на неё улыбнулась, он никогда не видел в улыбке такой сдерживаемой печали. – Просто нам было очень... ну... горько, что ли, когда ты остался там. Как будто что-то рушилось... А! Глупости всё! Ты нам очень нравишься, и без тебя нам стало ужасно пусто и тоскливо.
– Катерина, не вгоняй меня в краску. Мне с вами тоже очень хорошо. Единственное, что я себе позволил, – он улыбнулся, оглядывая уютный дворик, – так это сменить ночлег, но не вашу компанию. Куда же я без вас!
Но Катя не смотрела на него. Стояла, низко опустив голову, и согласно кивала ею.
– Ты плачешь? – шёпотом спросил он, – Я тебя обидел чем-нибудь?
– Нет, – завертела она головой и шмыгнула носом, – просто расчувствовалась. Бывает ведь такое? – она подняла к нему лицо и улыбнулась, смахивая из уголков глаз не прошеную влагу.
– Ну, девочки, вы всё драматизируете! Может, поэтому с вами так любопытно общаться?
***
– Стол накрыт! Прошу к столу! – звонкий голос Алёны перекрыл все остальные звуки.
Тимофей вздрогнул от неожиданности.
– Катька, Тим! Хватит шептаться, вон и Лена уже вышла!
Лена стояла в дверях домика и щурилась, как спросонья, оглядывая двор.
– Ленка! – позвала её Щукина. – Иди ужинать!
– Иду. – Откликнулась Лена. Голос её звучал приглушенно и вяло. Можно было подумать, что она просто так сказала "иду", лишь бы к ней не приставали, а на самом деле она с места не сдвинется. Может, сядет на порожек и оттуда будет смотреть на них и на всё вокруг, или задремлет, прислонившись к косяку и прикрыв глаза. Но нет, она пошла к ним. Тимофей стоял и ждал, когда она подойдёт ближе, ей не обойти его.
– Привет, – глаза её отрешённо глянули на Тимофея. – Уже приехал? Всё удачно?
– Да. Всё удачно.
Где её вчерашняя страстность? Сомнамбула!
– Как ты? – спросил он.
– Тоже хорошо.
Она не удержалась и костяшками пальцев потёрла глаза. Они у неё отчаянно болели после бессонной безумной ночи и безнадёжного, не менее безумного дня. Тимофей склонился к её лицу и провёл ладонью по её щеке.
– Леночка! Устала? Я же говорил тебе, что поеду к Михаилу.
– Говорил, – она отстранила лицо от его руки, – но я тебе не поверила.
– Хватит вам! Еда стынет! – налетела на них Щукина. Наградив Тимофея не больно-то благожелательным взглядом, она буквально оттащила от него Лену, чуть ли не схватив её в охапку, хотя, Лена и не очень сопротивлялась. Она направилась в свой дальний уголок. Мила пересела на другое место, но не на своё прежнее. Поведение Щукиной вызвало молчаливое, но, судя по всему, единодушное одобрение.
Однако! – Удивился Тимофей, они что, затосковали по падишаху? Ревнивые хулиганки! Конечно, к чему им преданный одной единственной особе герой-любовник! Им нужен падишах. И Тимофей не стал кидаться за Щукиной, хотя первым порывом было именно это – кинуться вслед и вырвать из её рук Елену.
Сдерживая себя, он медленно подошёл к столу и, недолго раздумывая, заулыбавшись, обнял первых попавшихся под руки девушек. Ими оказались Катя и Ирочка Киселёва. Пусть теперь эти две сядут по его бокам!
– Катенька, почему пакет стоит нетронутым? – он подтолкнул слегка опешившую и несколько удивлённую сменой его настроения Катю к пакету, Ирочку усадил на скамью и сам сел с ней рядом. Бедная Ирочка смутилась и зарделась, не смея сбросить с себя руки Тимофея. Он окинул девушек и стол весёлым хозяйским взором, и вечер юмора, как он мысленно охарактеризовал предстоящее действо, начался. Пусть его усталая, пленённая ревнующей кикиморой, дриада поглядит, что такое Падишах! А потом решит, стоит ли проявлять слабость и подчиняться всяким там нечистым силам!
Уже первые его шаги на поприще Падишаха принесли свои плоды. У Елены пропала сонная отрешённость во взоре, но, к сожалению, этим пока и ограничились изменения в её поведении. Мила насторожилась, сидела, недоверчивая ко всему происходящему, видимо, решала – что же такое произошло, дичь перед ней или нет? Стоит начинать охоту?
Они выпили принесённого Тимофеем шампанского. Шампанское сначала развязало языки и внесло праздничное оживление, уже предопределённое поведением Тимофея, тем, как он начал вечер. Потом... Что же потом... Падишах быстро установил дворцовые порядки. И вскоре расшалившиеся девушки – конечно, исключая Лену и Милу – обнимали и целовали своего горячо обожаемого властелина. Как и при встрече, они были с ним предельно нежны. Бедненький Тим, каково ему с его болячками! И, может быть, поэтому ласкались с ещё большим энтузиазмом. Энтузиазм подогревался ещё и тем, что скоро, очень скоро уйдёт в прошлое это безумное лето. Вчерашний вечер показал им, как непредсказуема их жизнь, как неожиданно быстро всё может перемениться и даже кончиться.
Падишах в свою очередь с милостивым удовольствием давался им, позволяя целовать себя, обнимать, гладить руки и плечи, теребить волосы. Ни одна – кроме тех двоих – не упустила возможности запустить свои пальцы в притягательную массу его волос.
Хихиканье, взрывы смеха, звонкий говор и интимный шёпот, перезвон посуды... Алёна, стоя за спиной Тимофея, прижалась к нему и, разнежено двигая руками, любуясь, перебирала его волосы. Мила облокотилась о стол, сидела, подперев щёку ладонью. Тоже смеялась и шутила, и смотрела, смотрела... Вот Алёна откликнулась на какие-то слова Щукиной, склонилась вбок, слушая Иру, ещё весомей привалившись к Тимофею, а руки её легли на его плечи. Тимофей тем временем шептался с развеселившейся Киселёвой; Катя, сидящая по другую его руку, что-то подкладывала в его тарелку, а рука его очень естественно лежала на её колене.
Ах, лето, море, вечерний сумрак, первые звёзды и набирающая силу восходящая луна! Потрясение – не вступить в эту завораживающую эротичную игру! Удушающее потрясение! Почему ей, Миле, никак нельзя так же беззастенчиво с неописуемой естественностью в подходящий момент – а моменты почему-то все были подходящими! – прижаться к нему, ластясь и заглядывая в глаза, коснуться рукой его тела?! Как она сама делала это всего три дня назад! Пальцы противной Алёны там, за спиной, гладили уже его шею. О-о-о! Массажистка рьяная! Одно снимало накал невостребованных ощущений – это Ленка, её поза ленивой отрешённости, её прячущаяся в тени физиономия, то, как она лениво ест и пьёт.
В этом сказочном сумраке, в этой пластике, среди витающей в воздухе любовной игры Мила впала в коварный мир теней. Всё тот же вечер с призрачным лунным светом и те же подруги, и тот же смех, и игра. Она осознавала, что с ней, но не противилась нахлынувшим чувственным видениям. Только она одна имела право обнять его, и всё это веселье было для неё. Они, эти девчонки, смеялись, они завлекали Тимофея, напрасно кокетничая с ним, и завидовали ей. Ибо её руки обвивали его, прижимая его спиной к её груди. А он откинул голову ей на плечо и шептал ей, какая она чудная, самая прекрасная, самая любимая... Она расстегнула пуговицу на его рубашке, и её рука змейкой пробралась в образовавшуюся щель... Эти видения, заставляющие безумно стучать сердце и туманящие тоскующую душу, окутали Милу сладким облаком. Потом в эту расслабляющую негу вплелась жёсткая безжалостная картинка: "А! – безразлично, словно очнувшись, восклицает Тимофей, – Ленка? Её кто-нибудь воспринял всерьёз?.." Вот сейчас в её видении он должен засмеяться своим словам и
