возможностях Лыков был абсолютно уверен.
Брачная жизнь с той, первой супругой, которую он ещё хорошо помнил, давала ему право так считать. В настроении он заламывал «бывшую» в такие позы, что когда та начинала визжать, (надо надеяться – от оргазма), Лыков долго и растерянно искал источник визга, чтобы зажать его ладонью. А ведь это мастерство он демонстрировал, невзирая на то, что чувствовал себя в те минуты аристократом в смокинге, нечаянно свалившимся в чан с несвежим студнем. Не удалась у «удочерённой» (по паспорту) Лыковым тёщи её любимая дочка – жена всё того же Лыкова. Вернее, удалась тяжёлыми пористыми грудями и короткими бесформенными поросячими ножками, потёртыми в ляжках до хронических синяков. Одно было утешение – попа: раздольная, крупногабаритная, живущая своей отдельной от хозяйки жизнью испытательницы на прочность нижнего белья и наводящая ужас на всю лёгкую промышленность СССР.
Словом, мечта военного строителя с любвеобильным кавказским нравом.
- Эх, жаль, покуда, хорошая была девка! – вырвался из Марийца в толпу стон отчаяния.
« Это он про кого?- подумал Лыков.- Кого из моего гарема он имел ввиду?»
ТРИ СЕКУНДЫ – ПОЛЁТ НОРМАЛЬНЫЙ !
- Девушек среди военнослужащих быть не может по определению, потому что они сразу же обязаны отдать честь при встрече со старшим по званию,- возразил себе под нос А.Я. Бундык. Но его слова расслышал Юлий Милов.
Они затёрлись отдельным островком в стерлядовской толпе – Милов, Бундык, Козявин и вахлак в шляпе. Критическая масса энтузиазма толпы была к тому времени уже равна повальному идиотизму.
Милову тоже хотелось проявиться умом, поскольку нет более оскорбительного унижения, чем одарить оппонента умным советом. Мысли не высвечивались, и он начал по-партийному нервничать. Так сильно напрпягался, что ничего не понимал уже в разговоре, а не напрягался бы, то меньше и переживал бы о своём скудоумии. Но вдруг сверкнуло и исчезло бесследно, однако он успел вдогонку своей мысли сказать:
- А ведь все подсудимые и свидетели, оплодотварённые ленинскими идеями, могут на вождя Мирового пролетариата подать в суд за изнасилование? И это – историческая правда!
- Историческая правда – это удачно сконструированная перманентная ложь. Конструкция её величава и незыблема, а конструкторы, в общем-то, люди безобидные – сами давно уверовали в собственную ложь. На фоне своих сконструированных фантазий они выглядят никчёмными букашками.
Спроси у них: кто придумал все эти чудеса света, все эти Колоссы Родосские, Александрийские маяки, храмы Артемиды? Они, эти конструкторы, вам ответят: «Чудес не бывает!» Как нет в натуре этих садов Семирамиды, храмов и копей Соломоновых…
- А как же быть с пирамидами?- подло обронил вахлак в шляпе.
- Дайте мне одну войсковую часть, я вам за год из бетона зафигачу эти самые пирамиды.
- Интересно получается, товарищ Бундык, весь учёный мир гадает: как же древние египтяне построили храмы и пирамиды, а вы, значит, уже и технологию освоили?- не столько удивился, сколько обрадовался Козявин.
- Технология – дело деликатное. Конечно, перед тем, как начать стройку, надо сильно потрудиться и нарисовать эти три огромных шалаша на Гизах, затем вызвать политруков подразделений и вставить им по самые гланды, дать приказ – чтоб к утру методом тыка узнали, как эти шалаши надо строить, из низов донести до руководства технологию, а через месяц – чтоб первый из трёх объектов стоял и удивлял учёный мир. И бетону, бетону побольше!
А насчёт египтян вы правы, уважаемый. Помните, служил у нас один египтянин в Стерлядовской войсковой части? И правда, тоже древний, как комякская охотничья будка. По- русски ни бум-бум. Кирпич от лопаты лишь ко второму году службы начал отличать.
- Это тот, который заявление накатал: «Пустите в Афганистан. Хочу бить афганские войска!?» Как же, помню,- дёрнув не по-доброму плечом, ответил Козявин.
«Всё-таки глаза у него мороженого омуля»,- подумал А.Я. Бундык, и возразил:
- Нет, тот был офицер, да к тому же – медслужбы, да к тому же служить в Афганистане не хотел, да к тому же вовсе был не египтянином, а евреем из Чебаркуля, где раньше лечил чебаркулёзников.
- В самом деле? Ну и память у тебя, Анатолий , столько мусора ненужного в голове, наверно мозгам тесно в черепной коробке?
- Я – политработник. Я обязан помнить всё и всех. А тесно черепной коробке - от бардака, который творится у нас повсеместно. Обидно, стыдно и непонятно.
- ??
- Христа предали, с арабами воюют, с Родины сбежали, а всё равно их жалко, как самих себя.
- Эх, отомстить бы какой-нибудь капиталистической стране какой-нибудь революцией? – с негою в голосе предположил Милов.
- Не ошпарьте ноги кипятком со страху, товарищ комсомол!- выдал резюме вахлак в шляпе.- У нас всё под контролем! Правильно я говорю, товарищ Козявин?
- Совершенно абсолютно! Это вам не в домино «стоячить» в обеденные перерывы! Проглядел свои кадры, Юлий, теперь и трясёшься, что твоя заместительница что-нибудь лишнее ляпнет со сцены? Успокойся, тебе же сказали: «Всё – под контролем!»
В это время секретарь суда Эмма объявила получасовой перерыв. Верховный выглядел непрезентабельно: завалился до носа под стол, шерудил там ногами в поисках помощи от напирающего на него брачного счастья.
В толпе недовольно свистнули пару раз, но тут же следом за вереницей судебной коллегии, выскочила на сцену агитбригада из десяти комсомольцев, суммарный возраст которых не превышал 420 лет, и подавила свистунов заводным речитативом о Манькином Опупке – единственной горе в Стерлядовском районе. О том, что с этого Манькиного Опупка молодёжью хорошо просматриваются великие достижения коммунистического Вчера, Сегодня и Завтра.
Комсомол тобою горд,
Не гора – сплошной курорт.
Мы с тебя до коммунизма
Полетим во весь апорт.
- Надо двигать отсюда в сторону. Скоро начнётся самое интересное, как бы не затоптали, - загадочно указал маршрут Козявин.
Справа, в нескольких шагах от них, присела на брусчатку в позе лотоса пышнотелая гражданка. Спиной она упёрлась в коленки милиционера. Второй милиционер, перепрыгивая через коленки гражданки, настырно поправлял ей оборки платья. Она сидела с широко открытыми глазами. Милов заглянул в них и обнаружил что-то очень знакомое. Затем, вспомнив, глянул в глаза Козявину и обнародовал:
- Товарищи, здесь женщине плохо! Здесь женщине хуже всех! Это же труп? Она же мёртвая совсем?
- Ну да, труп,- не удивился милиционер,- народу свойственно умирать где попало. И что из этого? Не мешайте, гражданин, перешагивайте через труп и следуйте куда шли.
- Привыкай, Юлий Федотович,- подтолкнул Козявин секретаря комкома.
Милов всё-таки оттеснил тройку зевак и обошёл покойника стороной, но в ягодицу, тем не менее, получил трижды разными коленками от разных горожан.
Каждый тычок под зад он зафиксировал возмущением:
- Никакой… дисциплины… и порядка-а!..
- Где… её… взя-ать, - потворствовал сбоку вахлак в шляпе,- дисциплину-то, если весь порядок в стране просрали? Нет уважения у народа ни к государству, ни к государственным мужам!
- Что вы кружите, как вороны, возле тела и каркаете? Проникайте сюда, здесь посвободнее будет,- предложил Козявин.
Вместе с Бундыком они отыскали проплешину в толпе. Бундык принял стойку противотанкового ежа, и шумно дышал на «условного противника», отгоняя толпу стойким запахом чесночного салата, которым его на всякий случай за день до поездки в Стерлядов накормила жена.
- Дисциплины и порядка захотелось? Нужно сперва у населения изъять все средства к существованию, а затем: «от каждого – по труду, каждому – по равной возможности» начать жизнь с нуля. И периодически повторять эту процедуру - раз в три года. Вот тогда, наверно, поверят в силу государства, тогда зауважают и дисциплину, и порядок, и государственных мужей!
- Не мелите чепухи, товарищ Бундык. И без вас – сплошные шарады и «кроксворды» на лице товарища Козявина,- махнул рукой Милов и обратился к Козявину:
- Ну, и что вы имели ввиду, когда говорили, что всё у вас «под контролем»? Оглядитесь, кругом трупов – как на войне. Народ беснуется, бусурмане с тыла атакуют. Какой тут, к лешему, контроль? Бардак! «Нивы неоглядные глазом не обшарить». Лучше бы признались, что собираетесь действовать по обстоятельствам! Авось да как! Может что-нибудь получится, если слегка помучиться. Ничего-то вы, конкретно вы, не можете! И не надо меня убеждать, что это позорище идёт по вашему сценарию.
- Это ты мне в отместку за свою заместительницу? Подумаешь,.. Соня Космодемьянская какая! Было бы кого защищать?
- А ваше-то какое дело? Лучше бы сидели прижухши у себя в кабинете и слюнявили анонимки. Что вы привязались к моему заму? Я её лучше знаю, да и Брыковского знаю неплохо. Не какой-нибудь пенёк пэтэушный, с ним моему заму и в люди выйти не стыдно. А анонимки на него – давно известно, чьих это рук дело,- тут Милов осёкся.
Опять сверкнуло что-то умное и бесследно исчезло, и на этот раз он не успел ухватить.
Бундык, раскинув руки и продолжая отгонять случайных и любопытных, кинул через плечо:
- Анонимки теперь силы не имеют, а открыто мы говорить ещё не научились. Только бросать оскорбления в лицо товарищам по партии.
- А я даже рад тому, что товарищ Комсомол своих в беде не бросает,- задумался вахлак в шляпе,- будет кому нам в старости принести бутерброд с минтаем. Правильно я говорю, товарищ Козявин?
- Правильно, Алексей Михайлович. И ещё пирожки с вермишелью: от молодёжи благодарности не дождёшься. Милов думает, что мне – удовольствие тереться здесь о толпу и наблюдать, как клевещут на товарищей по партии. Я бы давно прикрыл эту лавочку, если бы…
- Что? – спросили трое разом.
- Ай, да ладно,- решил опрометчиво Козявин,- скажу кое-что. В общем, ребята, есть наверху конкретное решение…
- На каком верху? Какое решение?
- На самом!- Козявин ткнул пальцем в небо.
- Неуж-то?- развернулся, присел от страха и перекрестился Бундык.
- Товарищ Бундык, не поминайте всуе эфемерное начальство. Есть более конкретные лица и от них исходят очень конкретные решения. Я бы сказал даже, что чересчур конкретные, но я так не скажу. Очень конкретные – и всё!
- Например?- подобострастно произнёс вахлак в шляпе.- То есть я хотел спросить, что было бы неплохо, если бы вы привели пример? Правильно я Вас спросил, товарищ Козявин?
- Например, Алексей Михайлович, очень скоро вы будете восседать вместо одного из подсудимых.
- Ни хрена себе перспективка!- прыснул от смеха Милов, а вахлак в шляпе сразу пожух и глянул исподлобья так, будто узнал сейчас, что Солженицын на Родину вернулся.
- Нет,- поправился Козявин,- я хотел сказать, что не на скамье, а в тресте, так сказать, начальником восседать, так сказать.
- А я и так начальником восседаю, восседал и буду восседать.
- Начальником подразделения, Алексей Михайлович. Подразделения! А будете… Ай, да ну вас! Имейте терпение. И так много знаете…
Не успела
