снова своих самых преданных сынов. Впрочем, других времён у страны никогда и не бывало».
На самом деле, спутники не считали сталинского сокола оракулом. Милов и Бундык были осведомлены о том, что за несколько дней до поездки на карнавал Козявин запросил в архиве Стерлядова подшивки газет тридцатилетней давности: «Красная Зябь», «Стерлядовский Коммунист» и дополнительные материалы – по каналам гос. безопасности. Ночи напролёт шуршал газетами, скрипел стулом, переписывал целые абзацы левой рукой, заучивал и привычно сжигал свои записи, неуклонно следуя заветам великого Штирлица.
Подумаешь – предтеча Козявин. Да если бы не огромная загруженность ленью и рутинно-аппаратными мероприятиями, которые взвалили на себя осиротевшие пылестолповцы, если бы не возникло такое множество грандиозных планов, что просто не хватало времени на их осуществление, если бы не повальная радость, случившаяся вследствие исчезновения командно-административной верхушки треста, то и Милов, и Бундык, и даже Сырбатов тоже что-нибудь такое прочитали, запомнили, заучили, и теперь утёрли бы нос Владимиру Иосифовичу.
По большому счёту, все партийные и государственные деятели – работники сферы услуг. А шутовство, фиглярство, лицедейство, всё это – тоже сфера услуг. Короче, можно было легко свести в единое и догадаться об истинной цели карнавала, если бы внутренний голос козявинских спутников жил не только за счёт подсказок из вне.
- Сейчас вывалятся на сцену старейшины Прудовска и Стерлядова,- предрёк в очередной раз начальник Трио НеБЗДИТе.
И словно по его команде, следом за Тимоней вышли, петляя между перегоревшими колонками, усилителями и микрофонами, «мутные» граждане в смешных одеждах.
- А это что за баба в драгунской форме?- поражённый, взмахнул рукой в направлении колонны Алексей Михайлович.
- Фильм «Гусарская баллада» видел?- попытался отгадать Милов.
- Ой, неужели артистка Голубкина собственной персоной? Знаю.
- Нет,- сказал Козявин,- это Надежда Дурова.
- Дрессировщица кобыл и прочих зверюшек?
- Нет,- уже раздражаясь на широкий кругозор знаний Сырбатова, обрубил подполковник. – Надежда Дурова – кавалер-девица.
- А-а, пробная партия водки местного разлива? Дерьмо, скажу я вам, а не водка - эта «Кавалер-девица». Наша прудовская «Кошерная» приятнее будет на вкус и похмельный осадок… А рядом с «водкой» - что за матрос в пулемётных лентах и с маузером?
- Ай-да, долго объяснять,- отмахнулся Владимир Иосифович.
- Встали в линейку и посмотрели внимательно на обвиняемых!- объявил «мутной» колонне Тимоня.
Те послушно перестроились в ряд. Первым вышел из строя древний старичок со спутанной седой бородой, одетый в хламиду, но с богатой, перекинутой через плечо накидкой из рысьих шкур.
Он слезящимися глазами изучил каждого по отдельности подсудимого, особенно долго смотрел на Залётного, и вернулся к остальным.
- Ну?- спросил Тимоня
- А вот хрен согну! Вот тебе и ну! – ответил старикашка.
- Не ко мне обращаться!- поправил Тимоня.
Старикашка снова вышел из строя, откашлялся и сказал с большим оптимизмом, сидевшему в тазу с водой Брыковскому:
- Пока что – ни хрена, потому что. Может, потому что - потом?
- И всё? Без комментариев? Становись в строй!- с обидой в голосе ответил Виктор Петрович.
Сырбатов продолжал занудством и домоганиями изводить начальника Трио НеБЗДИТе:
- А кто это? А это кто? Кто это, а?
- Не помню точно: Рем, Ром, Рам, Рама. В общем Мойша какая-то.
- Рама? Масло, что ли? Надо же, не старейшины, а набор диетических продуктов: водка, масло.
- А вы не знаете разве о мнении Областного Комитета Коммунистической партии Советского Союза от 24 июня 1975 года? – вмешался Анатолий Яковлевич Бундык. Его тоже раздражал Сырбатов своим лицом, которое было шире головы и сливалось с краями шляпы. – Мнение было такое: принять Раму за альтернативную основу ошибочного религиозного учения о первом человеке на земле, Адаме. Не знали? Диву даюсь! Я читал, сейчас расскажу.
Видите у старикашки заткнутую за пояс плётку. Называется она – «дура». Такими «дурами» наши предки лупили постоянно своих жён – для профилактики. И эту добрую традицию ввёл известный теперь нам старичок Рама.
Дело в том, что Рама родился в смутные времена матриархата., когда сородичей ещё хоронили в пещерах, а сами продолжали обитать в лесных землянках и рожать умных девочек и «босоногих молчунов». «Я иду по росе, босоногий молчун, я такой же, как все...»
Короче, мальчиков девочки рожали даунами, или глухонемыми. А тут у одной будущей мамы хромосома загнула свой хвост не в ту сторону – и родился говорящий мальчик. А говорящий мальчик для девочек – это Бог. Потому что женщины любят ушами.
Бог подрос и, естественно, стал внедрять свою загнутую не в ту сторону хромосому во всё, что пыталось шевелиться. Скоро организовалось у него детей, внуков, родственников и врагов больше, чем самих хромосом.
Надо было весь этот колхоз упорядочить, каждому присвоить имя и личное клеймо, точно так же, как Адам в Ветхом Завете, проделав нечеловеческую работу, дал названия, имена и клички всему окружающему и сущему. Только Раме предстояло решить задачу посложнее: имена детям нужно было придумать простые и хитровывернутые – чтобы весь мир, и даже дальше, за лесом, знал – кто настоящий собственник и творец всего этого выводка, а на паспортном контроле не придирались и не требовали отчества и документов, подтверждающих родство.
И ведь справился, не мудрствуя лукаво, путём простой арифметической перестановки букв: Маара, Арам, Аарм, Раам, Маар, Рмаа, Амар-второй, Мраа-одиннадцатый. Но всех больше, после переклички, оказалось Аров или Ариев.
А когда Рама дал команду детям огородить землянки частоколом от всякого случайного зверя, то основными застройщиками, конечно, опять стали Ары. Город был назван в их честь – Арск. И сами себя они называли уже арийцами.
Арамы превратились в Аврамов, Мары стали марийцами…
- Это не правда. Мары сперва отстроили для себя город Маркс и назвались марксистами,- съязвил Милов,- а потом Ленка из четвёртой землянки подхватила на стороне чужую кривую хромосому. Так родился марксизм-ленинизм и дети его, марксисты-ленинисты, множились не по дням, а по часам – с 22 до 7 утра.
- Юлий Федотович, я серъёзно! Я пересказываю мнение обкома! Ты же не станешь, например, отрицать всемирной миграции, переселения народов? Это научно доказанный факт. И арийцы тоже всем скопом двинули на юг, в Индию…
- Чтобы прогнать с родной земли в Африку немецко-фашистских негров?
- …но часть арийцев там ассимилировалась…
- Конечно, какой же русский не мечтает быть Зигфридом Вахрушевым или Парамоном Штайгером? « И 40 лет Рама водил своих Аврамов по пустыне!»
- А что? Мысль живенькая, можно её развить. Как считают остальные?
- Развивайте,- сказал Козявин,- пока перестройка не наглумилась над страной. Только на шею партии не наступайте.
- А мне кажется, что партия скоро… того,- осторожно предположил Сырбатов.
- Чего – того?
- Скончается?
- Партия никогда не скончается. Партия – это идея, принуждающая народ к дисциплине и выработке собственной идеологии,- витиевато ответил Козявин. – Допускаю, что название может измениться. Исчезнет коммунистическая, что в принципе невозможно, будет – капиталистическая. Не понравится капиталистическая, возникнет партия пивного сусла или партия по интересам «Кому за 40». Главное – чтоб партийная идеология держалась на корысти. Даже всеобщее равенство придумали из корыстных побуждений.
- Погодите. Верните мне слово. Я – о Раме, а не о траурной рамке. Или для вас мнение обкома уже ничего не значит? Так вот…
- С Рамой нам всё понятно,- решил внести окончательную ясность Милов и больше не возвращаться к мифам и мнениям. – Обкому нужны были денежные огромные вливания в Республику на празднование юбилейного пятитысячного дня рождения Рамы и полуторотысячного исхода его и сотоварищей к Индийскому океану. Как у нас бывало не раз – в средствах отказали, а старичок остался, бесхозный, печальный и никому не нужный.
По тону высказываний и логике сюжета должна была наступить длительная пауза, в которой на грудь можно было принять ещё по 50 грамм из термоса Бундыка и выкурить 3 сигареты – Милов не курил.
Но Сырбатов вдруг задал вполне резонный вопрос:
- А кто этот старичок с седой бородой в хламидо-манаде?
Бундык от удивления широко выкатил глаза, как при запоре:
- Ничего себе, заявочка? Я об ком сейчас распылялся?..
- Про обком-то я всё понял. Я о старичке спрашиваю?
Тогда Бундык попросил поддержки у Милова:
- Достойного продолжателя воспитал Владимир Иосифович,- задумчиво обратился он к Милову. – Козявин – тоже, когда ему показывают две картинки с целью найти отличия, тут же, в несколько секунд, находит их 9, а потом месяц мучается – в поисках десятого. А самому лень прочитать над картинками задание: «Найти пять отличий».
- Давайте не будем касаться профессиональных секретов и переходить на личности,- сделал брэк в сторону Бундыка секретарь комкома.
С противоположной стороны площади, откуда бронзовый Ленин указывал единственно верный путь, ведущий в центральный ресторан, подкатила дерзким предположением волна людского шёпота: «Признал. Признал?» «Кто? Кого признал?» «Олег Жаков признал». «Актёр Жаков умер». «А кто, в таком случае, признал?»
Худой, с измождённым лицом, похожий на артиста Жакова гражданин из числа старейшин, смущал земляков своей страусиной походкой. Он вышагивал по сцене, не разгибая колени, и представлял собою далеко не образчик экранной мудрости, в роли которого привыкли видеть его стерлядовцы. Он был не натуральный, то есть он был, как все, как любой другой горожанин и, вполне допустимо, с теми же привычками и физиологическими потребностями. Не миф, не легенда, не лицо города, не принц, который, как известно, никогда не какает, а – гражданин из сарайки. От такого ничего хорошего нельзя было ожидать.
«Кого признал? Залётного? Сразу не скажешь, что они выстраданы одним местом. Почему именно Залётный?»
Блеющим голосом, так, что не все слова были отчётливо произнесены, человек с лицом актёра Жакова ещё раз подтвердил своё твёрдое намерение признать подсудимого Залётного невиновным, и вместо него предложить Верховному свою бессмертную кандидитуру.
На коллегию суда это обстоятельство не произвело особого впечатления. Стерлядовцы всегда умели беспощадно жалеть врагов и любезно уничтожать друзей. Прецеденты были.
Ещё в 1596 году один из старейшин по прозвищу Море Синеносое не то что бы «признал», а только высказал сомнение в виновности некоего чувашского торговца тухлой рыбой, который, обосновавшись в Стерлядове, помимо своей основной торговой деятельности, вёл антихристианскую пропаганду. Он убедил часть идеологически недоподкованной молодёжи вернуться к матери-природе через язычество. (Хотя язычеством эти лжеучения было трудно назвать). Суть состояла в том, что посредством полового акта с матерью-природой аграрий получал от удовлетворённой женщины повышенные урожаи. А именно: хотел крестьянин иметь
