- Люди, люди! Я же говорила, он даже не знает какой сейчас год! Держите меня 40 человек! Много бухариков видела, но таких безнадёжных не встречала!,- и добавила негромко,- признайся, цирозный, верно средство для разжигания примусов дрыбалызнул?
Верно. Душевный настрой у Виктора Петровича был такой, что впору его залить средством для разжигания примусов. Если какого-нибудь прохожего неожиданно сзади ударить по затылку мешком кирзовых сапог с металлическими носками, а потом скоренько обежать и радостно поделиться с ним своей удачной шуткой, то выражение лица, (оформленное звуковым сопровождением из одного спрягаемого глагола и множеством склоняемых существительных), будет примерно таким же, как у Лыкова в момент красноречивого диалога со старушенцией.
К нему в единый миг явилось озарение, как оно является йогам, перегоняющим вещество под названием кундолини от места, расположенного чуть выше копчика, до места, расположенного чуть выше ушей. Ворота озарения распахнулись перед ним, объяли и с силой захлопнулись, прищемив нос. Следовательно, сперва он потерял нюх, затем заиграла ситара Равви Шанкара, ( т.е. он основательно оглох), и под занавес снизошёл Будда. Виктор Петрович попытался потрогать его, но тот ещё до конца не материализовался. В ответ едва чувствовался вкус пробивающихся сквозь раскалённый воздух журчащих слов. Сам он жалобно просил воды.
- Знаю я вас алкашей: нажрутся, ходят кривые с бодуна, воды просят. Что, у вас там, на бодуне, засуха что ли? Обнаглели совсем. Сперва им булку с маком, потом батон с анашой подавай! Алкаши проклятые! – Будда с совком на перевес просочился в тайники узловатых коридоров.
Перед глазами запрыгали картинки-мультипликации. Виктор Петрович прилёг на скамейку и зажмурился. Необходимо было уединение, чтобы сосредоточиться, и без бзиков разобраться во всём происходящем.
В момент озарения впервые скользнула мысль, что это был обыкновенный розыгрыш. А зачинщики – старушенция уборщица и Тимоня из сна. Ведь в момент озарения всё сразу упорядочилось, стало на свои места и прочитывалось просто, как детское стихотворение. Ещё мгновение, и он потерял само мгновение, мысль рассыпалась – не собрать, нет, не собрать. Виктор Петрович догадался вдруг, что устал.
Ворвался в глаза широкоформатным кадром субъект в шляпе с дырочками, схожий с межконтинентальной баллистической ракетой, снизу тяжёлый и округлый, сверху заостренный. Подышал над Лыковым и отстартовал.
Стремительно начал разбегаться сюжет. Подошло сразу несколько уполномоченных. И взяли они под белы рученьки, и повели, и понесли, и уронили. Виктор Петрович открыл глаза: перед ним, вонзясь в небо, предстал голубой столб правопорядка. «Слава богу,- подумал Лыков,- только приснилось. Мне всё приснилось. Я был жутко пьян и Дядя Стёпа - милиционер меня разбудил. Ваша служба и опасна и трудна»!
- Гражданин, проснитесь,- родным, любимым, почти папиным голосом приказал сержант,- предъявите ваши документы!
Виктор Петрович услужливо стал толкать руки в карманы:
- Понимаете ли, дело в том, что..,- начал было он.
- Чего тут понимать? – из-за спины высунулась вдруг голова служительницы уборщицкого культа. ( «Боже, всё-таки не сон!»),- Я же говорю: Бич он, Бич. Самым натуральным образом! Жди от него документов, как же! Белой горячки, жёлтой лихорадки, зелёного змия и красных соплей от него жди!
- Понимаете ли, я, кажется, от поезда отстал.
- Пройдёмте, гражданин!
- Ага, сначала у Бичей всё кажется, а потом ни с чем не вяжется, - не унималась старушенция,- заваливаются тут в обмороки всякие! Вы у него год рождения спросите, он не знает, когда и родился этот родимый хроник, милая тварь, самый близкий и любимый наркоман. Чтоб ему всю жизнь остатнюю – ни грамма в рот!
Они вошли в дежурную часть. Сержант порылся в несгораемом шкафу, достал ампулу, надломил и попросил дыхнуть.
- А если я не буду?
Сержант, улыбаясь, ответил, что в таком случае придётся оштрафовать.
- А если ампула отреагирует?
- Тем более, придётся оштрафовать.
Виктор Петрович дыхнул.
- Странно, трезвый. Видимо слабо подышали,- и предложил ещё раз. Потом глянул на результат, покраснел и попросил прощения за уборщицу:
- Что же вы наши незаменимые кадры пугаете? – игриво пожурил он Лыкова,- если отстали от поезда, так, с развороту, и говорите: от поезда отстал. А мы примем тут же незамедлительные меры. Проведём опрос, составим протокол, распишемся – и езжайте спокойно себе домой. Ваши Ф.И.О?
- Виктор Петрович… - Лыков хотел назвать свою фамилию, но вдруг почему-то сказал,- а фамилия у меня – Брыковский.
Непослушный язык непроизвольно выскреб эту фамилию. Брыковских не было у Виктора Петровича ни родных, ни близких, ни дальних знакомых. Из каких тайников взял он и выложил на протокол сержанту гнусный подлог? Но с другой стороны, если приглядеться, выгода была, и была в том, что лишний раз Виктор Петрович, как реальный Лыков, в милицейских протоколах не фигурирует, во избежание дальнейших неприятностей и лишний раз его настоящая фамилия не мозолит глаза представителям правоохранительных органов.
Сержант занёс данные в протокол и снова полез в несгораемый шкаф:
- Всё верно,- отрапортовал он,- Ф.И.О. совпадает, проверим теперь на схожесть с фотокарточкой.
«Что за чёрт! Неужели Лыков успел что-то наворотить? Точно! Его давно разыскивает милиция, он во всесоюзном розыске, как особо опасный преступник».
Он судорожно начал припоминать все случаи, когда ему удавалось безнаказанно преступить закон. Случаев было несколько: в детском саду он украл у мальчика из соседской группы футбольные гетры, которые тот успел украсть у своего старшего брата. Поносил их вечер, а утром подложил обратно, в вещевой ящик. Будучи школьником Витя как-то воровал сливы у дачников, но вскоре был публично опозорен и понёс наказание крапивой. Так что – тоже отпадает. А вот в студенческую бытность он спёр из библиотеки книгу, принадлежащую народу – это серьёзно! Присвоил госимущество незаконно. И теперь, вероятно, провели ревизию, сверили картотеку, выявили вора и сидят, ждут его неминуемого наказания.
Разломив книжецу паспорта, сержант оком дошлого сыщика начал сверять Виктора Петровича с фотоснимком. Загребнув взглядом немного с фотокарточки, он рвано и пронзительно кинул его в лицо подозреваемого:
- Так, нос похож: большой, рубильником. Надбровные дуги мясистые, губы разлапистые. Общим планом схожесть у нас тоже имеет наличие присутствия. Волосяной покров в норме. Уши на месте. Совпадает. Порядок!
Он протянул Виктору Петровичу паспорт. Настоящий, красный, серпастый, молоткастый.
Лыков раскрыл и прочитал: Брыковский Виктор Петрович. Год рождения , место – совпадают. Он дальше пролистнул, произнёс:
- Но позвольте,- и тут же заткнулся.
С 4-ой полосы паспорта на него смотрел он сам. Виктор Петрович прекрасно помнил, как ходил сниматься в фотоателье, специально для паспорта, как относил в РОВД этот самый снимок, с едва заметной дефектной крапинкой в правом углу, как там ему учинили публичный допрос, пытаясь уличить его в продаже советских паспортов агентам иностранных разведок и как он не поддался ни на какие уговоры. Вот и ворот светлой рубашки – его. И синий пуловер в чёрно- белом исполнении. Но почему Брыковский? Виктор Петрович – урождённый Лыков. Может фамилию поменял? Когда? И вообще, кому больше верить - себе, или советскому паспорту? Сидеть лучше молча и удивляться в тряпочку, но для подстраховки, чтоб не выдать своего волнения и на всякий другой случай листать паспорт дальше.
- Между прочим, где вы пропадали всю ночь? – внушал сержант тем временем, – Документы и личные вещи,- он вытащил из под стола родимую сумку Лыкова, которую вместе с мясом и коньяком несколько лет назад украли в Ульяновском аэропорту,- нам передали ещё вчера. Сказали, что вы отстали от поезда на предыдущей станции.
- Кто сказал?
- Граждане, соседи по купе. На предыдущей станции, в пятидесяти километрах вы отстали.
- Я не знаю, где был. Наверно, шёл к вам.
- То-то же, - и пододвинул осторожно сумку к ногам Виктора Петровича.
Вещи были как будто его, а между тем – не его. Паспорт был порядком измазан невесть откуда взявшимися штампами и пометками. В середине, на изломе, выпирала кирпичом печать, свидетельствующая о том, что Виктор Петрович 3 марта 1984 года «вступил в законный брак» с гражданкой Нукриевич Мотольдой Тимофеевной 12 декабря 1958 года рождения. А через год у них родился ребёнок ( смотри в графе дети), которого они назвали Лидия Епифановна, т.е. - милая бывшая тёща Виктора Петровича. Надо так понимать. Это знаменательное событие свершилось 11 мая 1985 года и со странной припиской – повторно. Горько, товарищи!
- Какое счастье, я, кажется, схожу с ума,- пробормотал Виктор Петрович.
- В чём дело?- встрял тут же что-то неладное заподозривший сыщик, - Есть жалобы на бесхозяйственное отношение к сохранности чужих документов?
- Нет, нет,- растеряно и задумчиво ответил Лыков,- я просто раньше думал, что самыми занимательными книжками бывают только сберегательные, но, оказывается, много интересного можно отыскать и в собственном паспорте.
- Да? Хм. Всё-таки я попрошу вас ещё раз подышать в трубочку.
- Послушайте, товарищ сержант…
- Всё понял. Не хотите – не надо! Но и вы должны меня правильно понять: все пьяные вдруг куда-то подевались. Были - и нету. Нет, конечно, они есть. Но хитрые, бестии. Не хотят распивать в общественных местах вокзала, и всё тут. Хоть волком вой. А ведь где-то травят втихоря: днём с огнём не сыщешь. А у меня отчётность на носу. Начальству, хоть кровь из носа, пьяных правонарушителей общественного порядка подавай! Я тоже хочу жить спокойно, без взысканий. А кто мне поверит, что нет пьяных? Ну, нет их, хоть волком вой! Раньше хотя бы по запаху находил. А теперь, где найдёшь? Насобачились цитрусовый одеколон жрать – дешёвое пойло с апельсиновым ароматом! А я начальству - чукча, что ли - парфюмерию на составные расщеплять? Короче, пьяниц нет! Хулиганы исчезли: ни воров, ни разбойников, ни тунеядцев. Не говорю уж о мокрушниках – убийцах. Не станция, а заброшенный пруд. Нет роста. Увы, нет! Так сержантом на пенсию и уйду. Может, всё-таки, занесём в протокол, - заискивающе нырнул в глаза он Виктору Петровичу,- был пьян, позволял нецензурно себя вести, оскорблял Альбину? Зафиксируем?
- Это кто ещё?
- Альбина? Уборщица? Моя родная мама. Мы здесь кооперативом, на семейном подряде. Я, например, мусорю, она – заметает, дядя у меня здесь тоже – кассу снимает, в смысле билеты продаёт, отец – на «колёсах», молоточком вагоны остукивает, а тётка в буфете обвешивает колбасой пассажиров. Система отлажена. Беда только – преступников нет. Нет плана валу! Так как, зафиксируем хулиганскую выходку?
Виктор Петрович сочувственно поморщился и махнул рукой:
- Валяй! Шут с тобой и семейным кооперативом. Давай, в кучу, фиксируй, Брыковскому всё по фигу. Переживёт, наверно. Как думаешь? Но есть условие: билеты на проезд – за счёт вашего кооператива, буфетную колбасу – в дорогу, и от дяди подарок на безвозмездные личные расходы, в пределах
