застойного периода. Предисловие книги так же выдержано по размеру: на одной странице его ландшафтная фамилия упоминалась не менее 4-х раз. Но дальше начиналась анархия.
Кто из стерлядовцев мог бы представить, что их город до революции числился одним из самых богатых городов России? С жиру здесь испокон века умели беситься. То барыня, кинув детей нянькам, переоденется в гусара и ускачет в поля шашкой помахать супротив французов, то купцы ради хохмы подкупят петербургских чиновников и проведут железную дорогу не там, где намечено по карте, а в объезд за 300 миль, возле Стерлядова: «Что бы уважали провинцию!» А то и построят подземный город и забуровят его солониной, чтоб всем хватило до второго пришествия. Но что бы не вытворялось в Стерлядове, всё делалось ради горожан.
Из книги выплыл один возмутительный факт: картошку стерлядовцев заставили сажать и жрать насильственным путём. За непослушание наказывали публично розгами. Следовательно, если население не хотело сажать картошку, значит оно было сыто и без неё?
Представьте, если сейчас тем же насильственным путём запретить «взад» картошку ( не как основной продукт питания, а вообще, как грузину – помидоры) то придётся проститься со всеми прилегающими к городу лесопосадками. И не потому, что розог на всех не хватит, но потому, что для выполнения продовольственной программы у Агропрома всегда найдётся резерв в виде веточных кормов.
Из книги нетрезвые стерлядовцы вынесли по поводу пропитания одно – их прадеды ели, а не принимали пищу, как в настоящее время советуют врачи-диетологи.
В книге авторский коллектив после столь возмутительных фактов решил успокоить читателей и добавил немного лирического бирюзового цвета. Однако эффект получился обратный. Читатель воспринял бирюзу, как грозную краску войны, нанесённую на задницу бабуина. «Зато у нас,- писали с оптимизмом авторы,- в глине хранится много урановой руды.
Происхождение её неизвестно, хотя уже известно происхождение люизитов, спрятанных здесь же. Мы живём в зоне повышенной радиации, уже приспособленные к реалиям жизни. Ведь известно из научных источников, что радиация поставила обезьяну на ноги и сделала из неё человека, который звучит гордо!»
Таким образом к нитратам прибавилось ещё соседство с урановой рудой и люизитами.
Сам по себе факт, что стерлядовцы делали самостоятельные выводы, несогласованные с руководством, уже антигуманен для морального кодекса строителей коммунизма, но то, что выводы шли вразрез с мнением столичной администрации – глубокое упущение, просчёт всего фронта идеологических работников Стерлядова, два шага назад, когда остальные фронты постоянно наращивают темп, устремлены только вперёд!.
Общее настроение книги не сгладило даже иллюстрированное приложение из фотоснимков бассейна, трёх стадионов, профилактория и обязательного памятника В.И. Ленину, с устремлённым и требовательным лицом в будущее российской глубинки и в том же направлении - рукой, указывающей на двери ресторана «Стерлядка». Впрочем, во всех провинциальных городах памятники Ленину служат верными указателями начертанного вождём пути.
Весёлого в издании было мало. Привычные пейзажи давно перестали тешить надеждой на перерождение и взлёт. Кожевенная фабрика переквалифицировалась на выпуск домашних тапочек, кондитерская, ухлопав всю прибыль на строительство Красного уголка в пригороде Сочи, изыскивала новые средства на перестройку этого уголка. И только по объёму выпускаемой гари на жителей, заводские трубы увеличили производительность в 12 раз.
Подводили итоговую черту истории города два кургана на окраине, выложенные из рельсов и шпал. В 1964 году в Стерлядове было намечено пустить первый трамвай. Но вскоре, в связи с решением внеочередного пленума ЦК КПСС – «Затопить всё на хрен!», строительство трамвайных путей срочным порядком пришлось свернуть, а в городе возвести мосты и прорыть каналы, превратить его ещё в одну Венецию барачного типа. Стране нужна электроэнергия!
Местные понимали, что электроэнергия нужна, но понимали не до конца. Потому что люди привыкли нетвёрдой походкой ходить по твёрдой земле, а не плавать в гондолах. И упорно настаивали в беседах о будущем плавании в гондолах на слове «ходить», а неизвестное слово гондолы поменяли на более привычное и понятное - «гондоны».
Сознание горожан ещё не достигло высокого уровня, но и в планы пятилетки это не входило. Зато высочайшего уровня достиг у горожан страх. И самым страшным проклятием было: «Да чтоб ваш район попал в зону затопления!»
Стерлядовцы, приученные воспринимать ненормативную лексику как единственно правильную и лаконичную русскую речь, «стерлблядовцы», которые запросто, как в носу поковыряться, в любое мгновенье могли послать и тут же в ответ стать такими же посланниками, это новое проклятие воспринимали почему-то очень болезненно и обид не прощали впредь до прощённой субботы.
А в прощённые субботы, в духе древней Руси, с целью окончательного решения вопроса о престиже района, выходили лучшие бойцы от 13 до 40 лет, чтобы померяться силами и прочностью зубов. Шли и гудели «стена на стену» в сопровождении конной милиции и срочников из войсковых частей, которых натаскивали в условиях, приближённых к экстремальным, опытные златозубые командиры.
Одна из таких встреч дружественных районов была зафиксирована, и снимок помещён в книгу. Запечатлённый сюжет назывался «Праздничное гуляние горожан». Ниже – фамилия автора фотоснимка была обведена чёрной рамкой.
Издание заканчивалось поздравительными телеграммами великих людей всесоюзного масштаба, взращенных в стенах древнего купеческого города.
Два киноактёра, академик, Герой Соц. Труда, литератор, балетмейстер единодушно одобряли и поддерживали 200-летие родного города. А засекреченный конструктор стрелкового оружия выражал гордость, что родился на этой святой земле, на которой он не бывал уже 40 лет, и ещё не будет 40 лет, ввиду чрезвычайной загруженности работой на благо и процветание всё этой же земли.
В короткий срок «История города» стала настольной книгой стерлядовцев, уступив в популярности только центральному магазину вино-водочных изделий, ежедневная выручка которого составляла зарплату всех вместе взятых слесарей-сантехников, шоферов, строителей и подсобных рабочих города и прилегающих районов.
Впервые стерлядовский бестселлер Виктор Петрович увидел на рабочем столе дежурного РОВД, капитана милиции Хизматуллина Р.Х. Туда его и доставили члены общества по борьбе с пассажирами.
Хизматуллин через лупу рассматривал «Праздничное гуляние горожан» и крестиком помечал на снимке знакомые физиономии. Сколько лет прошло, а гуляли всё те же!
Прямо с порога блюститель порядка на транспорте восторженно доложил:
- Попался, сволочь!
От неожиданности дежурный РОВД выронил лупу и, с клёкотом проглотив ком, обескровел в лице. Застигнутый врасплох варварским нападением, он с большим отставанием стал приходить в себя. Даже после того как вся толпа, сперва расплывшись по стене, наконец, благодаря его нечеловеческим усилиям воли, вновь сгрудилась в один фокус, он ещё был уверен, что к нему с внезапной проверкой нагрянул начальник УВД.
Поэтому, глядя на Виктора Петровича, он на одних натянутых нервах и профессиональной сноровке демонстрировал всем радостную глубину глаз и ширь откровенной улыбки.
По наслышке новый начальник УВД уже прослыл чиновником строгим, даже немного жестоким, так как ещё не обжился и не приспособился к местным условиям. Он находился в той стадии акклиматизации, когда взяток ещё не берут, но перестройкой аппаратной системы Внутренних дел уже отказываются заниматься, ввиду желания сохранить здоровье и налаживание глубоких номенклатурных связей. Всем хочется дожить до персональной пенсии внуков. Значит, тяжесть генеральского бессилия в области перестройки упала гневом на среднее звено. От лейтенанта до полковника все трепетали перед его персоной. Напугана милиция была и в Стерлядове внезапными проверками, которые практиковал генерал, хотя эти выездные проверки он терпеть не мог. «Столько не выпить!- говорил он. - Но виновные в ускорении должны быть!»
Изучая идиотскую улыбку Хизматуллина Р.Х, Виктор Петрович пришёл постепенно к выводу, что у Я. Гашека вызревал образ Швейка именно в этом кабинете.
- Мы пришли с требованием, чтобы вы посадили нарушителя общественного порядка в тюрьму, и немедленно! – продолжал между тем настаивать двумакушник. - Денег у него нет, властям грубит! Форменным Макаром издевается над демократией в нашем лице!
Офицер свернул губы трубочкой в ответ и с присвистом выпустил струю воздуха в кабинетную атмосферу - подал первые признаки действенности.
- Хотя бы в спецприёмник, чтобы в будущем неповадно было! Посадите, пожалуйста, а?!
Ситуация подсказывала Хизматуллину Р.Х., что требования членов общества по борьбе с пассажирами несколько завышены. Он жестом попросил предъявить документы всем, вломившимся в кабинет. Долго изучал документы, пока не почувствовал, что окончательно пришёл в себя:
- Та-ак! А экспресс-анализ на СПИД все прошли? Проверим! Почему здесь только семь удостоверений? А вас,- он пересчитал вслух,- вас восемь.
Блюстители порядка на автотранспорте вновь бросились в объяснения, и Виктору Петровичу пришлось положить паспорт, удостоверяющий личность Брыковского, на стол капитану.
Лыков не знал, что такое СПИД, но вместе со всеми клялся и мотал головой, что экспресс-анализ прошёл. Для себя аббревиацию он моментально перевёл так: «Срочная проверка иностранных документов». Развернулась борьба со шпионажем, в которую включились и работники внутренних дел. Знакомая картина.
Паспорт – лицо советского гражданина. Его достоинство, запечатлённое официальным документом. Безликому крестьянству 20-50-ых годов этого не понять, не сравнить, скажем, со вкусом апельсина. Человек рождается, и ему сразу же прикрепляют бирку, умирает - также вешают бирку, в промежутке двух пунктов он носит бирку в кармане или на фуфайке. У каждого достойного советского гражданина помимо фамилии, имени и уважения должен быть ещё и номерной знак, серия и множество штампов. Потому что отношения в стране строятся на полном доверии, отштампованным в канцелярии.
С лёгкостью кассира отсчитал капитан милиции странички паспорта, глянул на кирпичи прописок-выписок, нет ли подозрительных «не столь отдалённых» адресов, изучил снимки и начал вчитываться в фамилию. Лыков при этом ощутил, будто он на приёме у проктолога.
- Боже мой!- воскликнул от удачной неожиданности Хизматуллин Р.Х.- Я-то думаю, что мне эта личность так знакома?! А это – вот кто, оказывается!
Тут же нажав на клавишу селектора, он вызвал двух конвоиров:
- Этих немедленно доставить в спецприёмник,- сухо приказал он, указав на членов общества по борьбе с пассажирами,- а с Вами, Виктор Петрович, прежде чем поблагодарить за проявленное мужество и отвагу, хочу с глазу на глаз завязать конфиденциальную беседу.
- Что такое?! – начал возмущаться двумакушный контролёр.
Но
