капитан его быстро успокоил:
- Вы сами хотели, чтобы мы выяснили личности. Вот с вас и начнём.
- Я жаловаться буду!
- Ах, так вы ещё и ябеда? Учтём!...
- Представляете, Виктор Петрович, вот с таким народом и приходиться работать. Этот монолит ничем не разрубишь, ни уголовным кодексом, ни стройкой века. Устал. – Признался капитан, когда они остались наедине, и в комнате воцарилась тишина поминальной торжественности.
Лыкову надо было как-то положительно отреагировать на замечание дежурного. Он подтвердил:
- Да, строим мы много, на наш век хватит, – слабыми толчками в нём проклёвывалась догадка о двух бестолковых буквах, приписанных в паспорте таинственной рукой к фамилии, ставшей магической для работников милиции. Он мог позволить себе нести околесицу.
- Строим мы в Стерлядове, конечно, не так много,- продолжил капитан,- как нам хотелось бы. Вы, Виктор Петрович, наверно, уже заметили. Но к 2000 году, как положено, обеспечим квартирами. У нас ещё есть в запасе время обдумать, просчитать. Вот только покончим с наркоманией, токсикоманией, со всей мафией, от которой житья не стало, и сразу построим, обеспечим.
- У вас в городе и наркоманы есть? – ужаснулся Лыков.
Капитан поднялся из-за стола, оправил мундир и доложил по уставу:
- Так точно! Раньше не было, а сейчас убедились – проглядели! Водятся у нас наркоманы… Проституция тоже допекает. Но наркоманы - особенно. Размножаются как кошки и те, и другие, и третьи, я имею в виду – религиозные элементы. Меры мы, конечно, принимаем: разгоняем притоны, отбираем шприцы, кресты, презервативы. И со дня на день ждём незамедлительных результатов после проделанных широкомасштабных операций. Кроме того, совместными усилиями с законом о кооперации мы сузили круг спекулянтов до минимума. Оставшийся лидер спекулянтов торгует вино-водочными изделиями в отведённое специально для него время – с 19.00 до 14.00. С каждым мафиози проведена индивидуальная беседа, многим из них поставлено на вид. Стенд «Не проходите мимо!» регулярно обновляется. Что ещё? Да, коренным образом пересматриваем форму беседы с задержанными. В общем, работы невпроворот. Кипит РОВД! Исходя из изложенного, имею основание считать Вас, Виктор Петрович, своим хорошим приятелем.
Капитан вновь засиял Швейковской улыбкой и таинственным шёпотом добавил:
- Вечером мы с Вами встретимся. Вы уж не забудьте со мною поздороваться за руку.
- Ради бога, если вы так хотите, я вас могу вечером и поцеловать. В губы. Страстным голливудским поцелуем.
- Вы прямо хватили – в губы,- засмущался Хизматуллин Р.Х.,- никто не поверит. Скажут ещё, что сунул в лапу Виктору Петровичу.
- Ага, я понял. У вас, в Стерлядове, так дело обстоит: если сперва дают в лапу, то потом целуют в губы? Хотя практика показывает другое: сперва дают в лапу, потом дают в зубы.
- Со взяточниками у нас покончено!
- В таком случае, поцелуи отпадают!
- Нет, почему? Я буду с женой. Она у меня натура сентиментальная, бредит Голливудом. Между нами, я ей видик купил, чтобы приобщать к Голливуду.
Слово «видик» Лыков отнёс к специфическим терминам, позаимствованным Хизматуллиным из милицейского протокола, поэтому сразу не смог оценить – на сколько тысяч рублей капитан пылал страстью к супруге. Но чтобы не показаться неучем, Виктор Петрович с одобряющим пониманием покачал головой.
За те несколько часов пребывания в Стерлядове, рухнувших на него фантастическим сном, он по нарастающей укреплялся в мысли, что страдает серьёзным недугом.
Так себя чувствует турист, принимающий витрины магазинов Стокгольма за окончательную победу коммунизма. Стоит, значит, он, рассматривает эту окончательную победу, медленно сходит с ума, нервно почёсывая огрубевшие от перевыполнения норм по лесоповалу ладони и думает: «Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Мы, значит, у себя там строим, горбатимся, а они, значит, живут. Обидно. Не доглядели за капиталистами, не проконтролировали!»
Нет, туристу всё-таки проще, чем Виктору Петровичу. Тот может в любую минуту из заграничного кошмара вернуться в привычные и милые сердцу условия проживания размером в 16 кв. метров и бесплатным туалетом в соседнем дворе, к зарплате, рассчитанной на три посещения продмага и одно – к соседям, с просьбой одолжить до зарплаты. Вернуться на зависть врагам к пожизненной, впитавшейся с молоком матери, борьбе за жильё, машину, гараж, дачу… И сгореть дотла в этой борьбе, но с глубоко идейным, целеустремлённым видом.
Виктору Петровичу, в отличие от туриста, возвратиться было некуда. Он не уезжал из страны. Он был не туристом, а эмигрантом, бежавшим из Поволжья на Урал, с изменённой фамилией, пользующейся здесь почему-то почётом и уважением. В его силах было лишь сменить Стерлядов на Прудовск, где он, помнится, прописан, имеет жену, которую никогда в глаза не видел, и дочь пенсионного возраста.
Происходящее, как результат нелепости, сильно утомили его. Сами собою отпочковывались вновь приобретённые впечатления, закрепили за собою автономию, то приближаясь, то резко исчезая из памяти. Случилось с ним нечто непостижимое для нашей бесплатной медицины: был Лыковым, стал Брыковским. Даже шприцем Жанэ не вытравишь теперь из организма эту чёртову фамилию. Если только паспорт нечаянно потерять, но сперва попасть в Прудовск.
Он попросил Хизматуллина Р.Х позвонить на вокзал и узнать, нет ли изменений. Поезд приходит с тем же опозданием?
- Слава аллаху,- сказал капитан,- чего-чего, а поезда всегда у милиции под неусыпным контролем. Как и положено – опаздывает. Волноваться нечего, локомотив – не кооператив, раньше времени не придёт.
- Тогда дайте взаймы безвозмездно рублей пятнадцать,- удивился своей наглости Виктор Петрович,- для приобретения сувенира на память о вашем городе.
Капитан тут же попытался уклониться от настигшей его просьбы:
- В городе у нас сувениров не выпускают.
- Есть же у вас такая вещица, которая производится только в Стерлядове, миниатюрное лицо вашего города?
- Есть, но она продаётся только в Москве, а всё остальное лицом не назовёшь.
- А чем вы остальное называете?
- Я вам лучше дам 12 рублей на пропитание из своего кармана и талоны на колбасу, масло и сахар. Только вы уж, будьте добры, не забудьте вечером про жену.
Капитан проводил Виктора Петровича до дверей, ещё раз напомнил о вечере, напоследок сверкнув во всю мощь непробиваемой гримасой легендарного бравого солдата.
Так открылась ещё одна сторона жизни стерлядовцев: они получали продукты по карточкам. Карточки – маленькие талоны с круглыми и треугольными штампами – назывались заказом. Более умного и изощрённого издевательства над горожанами никто и никогда ещё не придумывал. Право, не военный коммунизм и не блокадное существование, чтобы получать продукты первой необходимости по карточкам. А по заказам – совсем другое дело.
В стадии развитого социализма незазорно получить в ЖКХ заказ на руки. Кто не хочет, может не получать и жить без заказов. Лишний раз не утруждать себя простаиванием в очередях за 600 граммами колбасы.
Конечно, не сразу пришло гениальное решение мудрым исполкомовским головам о повсеместном введении заказов. Сперва шли споры, были сомнения: поймут ли правильно там, на улице?
Посылали своих делегатов в соседние области для выяснения настроений жителей Стерлядова в свете Продовольственной программы. Наконец сошлись во мнении, что необходимо провести эксперимент. Для этих целей пригласили к председателю исполкома тружеников различных социальных прослоек и оценили их реакцию на введение в городе заказов. Результаты в основном оказались положительными: технический персонал в лице уборщицы согласился сразу и безоговорочно, рабочий завода сказал, что начальству всегда виднее, агропромовец потрогал молча заказ, осторожно, как директиву об очередном раскулачивании, и лишь с делегатом от незначительной интеллигентной прослойки пришлось повозиться.
Председатель лично с ним имел беседу. А делегат лично и грубо «имел» председателя, заказы и Продовольственную программу в целом. Председатель сказал упирающемуся делегату прослойки:
- По просьбам трудящихся вводится в городе система заказов.
Тот ответил:
- Кто просит, для тех и вводите.
- А вы разве не трудящийся?- хитро пытался поймать прослойку председатель.
- Трудящийся, но талонов не прошу. Я хочу жить в нормальных условиях.
Председатель попытался развязать спор:
- Мы и стараемся, чтобы вы жили в нормальных условиях. Дней и ночей не спим.
- То-то я гляжу,- сощурилась прослойка.
- Что вы глядите?
- Что вы не спите, всё стараетесь.
- Осмелели в последнее время некоторые. С ним по-хорошему, а он в бутылку лезет и оттуда плюёт на мнение, выстраданное путём демократического централизма. Вы коммунист?
- Коммунист.
- А-а! Так вот, вам партия приказывает немедленно взять заказ!
- Не слышал о таком приказе.
- А приказы не обсуждаются! Это секретный приказ.
- У партии секретов нет. Я буду жаловаться!
- Кому? - искренне удивился Председатель. - Нам - на нас?
Но на редкость упорная интеллигентная «проложка», сама того не ведая, не дала всё-таки во всю ширь развернуться намеченной программе под названием «Учёт продуктов за счёт заказов по 15 видам и 80 наименованиям».
Исполком решил ограничиться только тремя видами, ссылаясь на то, что не все жители поднялись до такого высокого уровня сознания, когда демократические решения не обсуждаются, а выполняются.
- Надо больше работать и меньше потреблять,- сказал напоследок Председатель прослойке,- тогда сама собою отпадёт проблема заказов, а с нею канет в Лету и Продовольственная программа вместе с политической неграмотностью.
- И с бабой своей меньше шаркаться в постели,- подсказал зам. председателя в напутственном слове,- тогда меньше будете жаловаться, что детей кормить нечем.
Но на улице этого не могли понять, сколько им это не втолковывай.
Вообще надо сказать, улица плохо влияет не только на подрастающее поколение. Имея силу неограниченного пространства, её плохое влияние охватывает и более сознательные слои населения. Но страшен не сам процесс, а результат, красная линия ВЫВОДА, который в случае необходимости мог указать причины, следовательно - и пути устранения плохого влияния. «Красная линия» теперь «говорила» о полной неразберихе. В настоящее время не поймёшь, кто в большей мере на кого хуже влияет: улица на массы, или массы на улицу? Теперь на улице такое говорят, что даже в эпоху гласности середины Х1Х века постыдились бы о подобном задуматься.
Виктору Петровичу понравились улицы Стерлядова, потому что жителем этого города он никогда не был и быть не собирался.
Такой же неукротимый восторг испытывает стадо коров, утопая по вымя в клеверной целине: хлыстом не стегают, пастух пьяный спит в навозной яме, сторожевые кобели на случке, вздутие живота происходит равномерно.
Здание РОВД осталось за спиной. Перекошенное, точно от зубной боли, оно противно ухмылялось городскому майдану.
Рынок начинался с автодорожного знака «кирпич». Так как въезд был воспрещён, на территории рынка припарковалось
