бессистемно или, как говорил САМ, «пропадали в бессистемном порядке». Это обстоятельство наводило ужас на Пылевой Столп. Люди со страхом ожидали своего исчезновения, и уже никто не надеялся на помощь Трио из НеБЗДИТЕ.
После того случая, связанного с исчезновением В.В. Фрудко, все работники Очень Особого Отдела НеБЗДИДЕ сошлись на единой версии: украли военного, майора, начальника политотдела Пылевого Столпа, следовательно, в похищении участвовали иностранные агенты или завербованное местное население. Цель – путём пыток выведать численность офицерского состава в Пылевом Столпе, а так же – сколько в Прудовске войсковых частей, строительством каких объектов заняты военные строители совместно с гражданским населением.
Козявин понимал, какими страшными последствиями чревата для Пылевого столпа выведанная у В.В. Фрудко тайна. И ему не сносить головы, в случае передачи ценной информации империалистическим акулам.
Однажды мир проснётся и с утра узнает, что в Прудовске есть такое здание с безобидной вывеской «Управление строительства», а за вывеской упрятаны в отделы офицеры: от старшего прапорщика, до генерала, размешанные с гражданскими. Один этот факт наведёт проклятых монополистов на мысль, что строительство промышленных и жилых зданий в городе ведётся успешно так же и за счёт дешёвой рабочей силы – военных строителей. То, что тщательно скрывалось десятилетиями, всплывёт позорным пятном на чести и мундире опытнейшего особиста.
Но последовавшая через неделю кража гражданского лица - зам.секретаря парткома И.А. Кричалиной - несколько успокоила работников Трио, правда, и внесла определённую путаницу и разногласия. Одни предполагали, что преступники подбираются к сердцу Пылевого Столпа – парткому, остальные отстаивали точку зрения Бабалебского, который моментально распустил слух, что пропадают только скомпрометировавшие себя в партии.
Однако исчезновение личного секретаря-машинистки САМого ввело в тягостное уныние и Бабалебского. Он временно принял обет молчания, обидевшись на похитителей. Личная секретарь-машинистка САМого была беспартийной. В один день, следом за ней исчезли главный бухгалтер Сеньчак и председатель постройкома Долдонов. Всем стало ясно: в Пылевой Столп пришла беда.
Из личных бесед с В.И. Козявиным секретарь парткома сделал вывод, что акции похищений готовились опытными врагами народа не один день. План ими был продуман так чётко, что разгадать его до определённого момента не представлялось возможным. Труднее всего в расследовании было определить этот проклятый определённый момент.
Единственным, более-менее ясным, в деле представлялся Виктор Петрович Брыковский. Козявин настаивал на том, что в похищении ценнейших кадров корреспондент многотиражной газеты сильно замешан.
Во-первых: в записных книжках и настольных календарях, исчезнувших бесследно из Полевого Столпа ценных работников, фигурирует его фамилия. Создаётся впечатление, что они чем-то мешали Виктору Петровичу, или что-то важное узнали о нём, за что, вероятно, могли даже поплатиться жизнью.
Во вторых: все жертвы испытывали к нему неприязнь. И в третьих: есть мнение, что Брыковский ведёт двойную жизнь.
Требовалась санкция прокурора на обыск, но не в комнате общежития, где он прописан, а в квартире комсомольского работника Сони-идеолога. Там он обитал последнее время.
Николаю Демьяновичу не хотелось звонить районному пркурору. После того, как Кричалина взяла в свои руки инициативу, устроила публичный скандал, затем, не посоветовавшись с ним, выпросила у районного прокурора в устной форме разрешение на задержание Брыковского, секретарь парткома уехал в Горком, где отсиживался до вечера. Его постоянно информировали о ходе допроса корреспондента. И когда стало ясно, что допрос успеха не возымел и операция оказалась на грани провала, он тут же позвонил прокурору и отчитал того за самодеятельность, пообещав, как коммунист коммунисту, что «при повторном ляпсусе с ним будут серьёзно говорить в Горкоме».
Позвонить прокурору Шопанову, по кличке Ржавый, значило - пойти на попятную и официально признать свою глупость.
В тот вечер, после разговора с Козявиным, секретарь парткома ещё и ещё раз прослушал на магнитофоне запись допроса. Он силился понять: пора ли увольнять Брыковского из аппарата или обождать до полного выяснения этой подозрительной личности?
ХОД ДОПРОСА:
В.И. Козявин: - Гражданин Брыковский, рассказывайте подробно о себе с самого начала!
В.Б. Брыковский: - Неужели? Так быстро? Уже – и гражданин?
В.К. – А вы как хотели? Доигрались – получите по заслугам.
В.Б. – Я бы хотел, чтобы вы называли меня как-нибудь попроще. Ну, скажем, Виктор Петрович.
В.К – Итак, с самого рождения, Виктор… Петрович.
Б. – Давайте, я лучше расскажу вам с самого зачатия.
К. – Здесь не детский сад, здесь – «фирма». Попрошу глупого из себя не корчить!
Б. – Я под вас подстраиваюсь. Если вы считаете, что я должен помнить себя с рождения, а не с пяти лет, как утверждают психологи, то почему я не могу помнить себя с момента зачатия?
К. – Где вы учились?
Б. – Чему?
Длительная пауза. Козявин прикуривал.
К. – Так, в каком году закончили школу? Это-то вы помните?
Б. – Помню. Суров был год, и страшен был год от рождения Христова.
К. – Хватит с вами возиться! Последний раз спрашиваю и дело передаю в прокуратуру! Где вы родились?
Пауза. Закурил Брыковский. Затем тяжело выдохнул. Или это он не выдохнул?
Б. – Эх, была не была! Я всё обдумал!.. Передавайте дело в прокуратуру.
Секретарь парткома остановил ленту. «Брыковский же играет с Козявиным! Почему? Почему он не боится, почему насмехается над Трио? Ему что-то известно? Кто-то его проинформировал о том, что допрос – обыкновенная фикция?» Он промотал метров 10 плёнки и снова нажал на клавишу воспроизведения. «Здесь, помнится, Козявин почти сломил Брыковского».
К. – Ну, ну, договаривайте… В беседе с Мисюковой вы сказали, что САМ и Ленин болеют… Чем болеют Ленин и САМ?
Б. – В беседе с Мисюковой я сказал, что САМ болеет… Чем болеет?
К. – Ну, чем же?
Б. – Чем?
К. – Страшной болезнью болеет! Какой?
Б. – Неужели и впрямь болеет? Не приведи господь! Всех ему благ и здоровья. А врачи что говорят? Есть надежда?
К. – Довольно паясничать. Вот, прочтите заявление Мисюковой. На шестой странице, четвёртый абзац сверху. Вслух, пожалуйста! Идёт запись.
Б. – В беседах со мною Брыковский часто пытался опорочить генерала и Ленина. Конкретно, он указывал на то, что САМ болеет страшной заразной болезнью. Мне стыдно повторять, какой именно.
К. – Стоп! Так какой болезнью?
Б. – Болезнью страшной и ещё заразной. Это я цитирую заявление Мисюковой.
К. – Вы признаёте, что называли болезнь САМого редактору Мисюковой?
Б. – Вам следует обратиться в поликлинику. А я, к сожалению, не врач, диагнозов не устанавливаю.
К. – Хорошо, давайте сначала.
Б. – Давайте. Значит так, я был зачат родителями в 1957 году. Но учтите, это признание я сделал добровольно. В заявлении Мисюковой нет ни слова о моём зачатии…
К. – И куда вы спрятали труп Фрудко?
Молчание. Очень долгое. Неожиданным поворотом Козявин в ходе допроса профессионально загнал Виктора Петровича в угол. Потом опять - выдох, а может и не выдох, а может и не ртом?
К. – Что же вы расслабились, гражданин Брыковский? Если признаваться чистосердечно, то – до конца!
Б. – Я думаю. (Не в укор вам будет сказано!) Я думаю: можно ли мне сослаться на вас, когда я буду выражать своё соболезнование политотделу Пылевого Столпа в связи с внезапной кончиной Фрудко?
К. – А вы надеетесь вернуться в Пылевой Столп?
Б. – Надеюсь. Как дисциплинированный работник этого учреждения, я обязан выразить соболезнование.
«Надо было Козявину надавить, добить вопросом: «Куда же Брыковский спрятал труп?», а Козявин дал слабинку и возможность вывернуться» - размышлял Н.Д. Мариец.
Он представил себя на месте Козявина: быстро, профессионально, конкретными вопросами секретарь парткома загоняет в угол корреспондента и добивается от него полного признания. Делает он это играючи, будто с рождения только тем и занимался, что допрашивал.
У начальника Трио НеБЗДИТЕ где-то на середине второй бобины был разыгран спектакль. Это когда в кабинет врывается переодетый работником гос. безопасности офицер-строитель, командированный из Москвы для проверки пожарной безопасности в Пылевом столпе. Мариец видел однажды командированного. Мерзкая личность. С глазами убитого лося. Вот то место: «Дверь скрипнула, резкие короткие шаги, голос командированного пожарного, срывающийся на крик:
- Что у вас?!
Шелестит бумага. Он просматривает протокол допроса:
- Так, ясно! Почему вы миндальничаете с этим? Развели соплизм! Довольно поголовного либерализма! Есть разрешение применить крайние меры к этому отщепенцу! В наручники его и вниз! В будущем будет знать, с кем имеет дело! Здесь – не общество милосердия! Он тут, понимаете, вздумал издеваться над заслуженными работниками нашей фирмы! Будешь давать показания?! Будешь?! Так! Я сейчас же звоню в Москву и сообщаю обстановку!
Б. – Погодите! Я вас прошу – минуту! Дайте прийти в себя!
Командировочный пожарник: - Это уже по-мужски. Слушаем вас.
Б. – У меня тоже есть один московский номер телефона. Когда вы будете звонить, заодно по моему номеру предупредите, чтобы там срочно сжигали типографию, закапывали шрифты, раздавали оружие населению и уходили в Брянские леса. Скажете пароль, что Виктор Петрович засыпался на мокрухе. Там поймут. Не откажите в любезности?
К.П. – В-выродок! Уничтожать таких из брандспойта надо!
Б. – Кишка тонка.
К.П. – Что-о?!
К. – Что такое?
Б. – Кишка, говорю, тонка для вашего брандспойта, а толще кишок у нас промышленность не выпускает. По ГОСТу не проходят.
У кого угодно нервы не выдержат допрашивать таких вот корреспондентов.
«Беда в том, что Брыковский не был достаточно напуган, - рассуждал в тот вечер секретарь парткома,- когда люди не боятся потерять репутацию – они ничего не боятся. У таких Брыковских душа даже за близких родственников не болит. Козявин рассказал ему о том, что Кричалина поставила одну из задач-максимумов перед начальником НеБЗДИТЕ – узнать досконально всё о сожительстве корреспондента с Соней-идеологом. Замсеку, дуре такой, необходимо было, что бы корреспондент «сконпронментировал» Соньку. «Сонькие»,.. тьфу, оговорился - тонкие подробности легли бы неизгладимым (или неизводимым?) пятном на репутацию комсомола. Хитрая баба! Она рассчитывала, что Софья – единственная кандидатка на место Кричалиной? Нет. Николай Демьянович так примитивно смену не готовит. Подготовка эта сродни космическому экипажу: есть основной состав, и есть дублирующий».
Он отыскал нужное место в записи допроса:
К. – Вы давно не ночуете в общежитии?
Б. – Я давно ночую не в общежитии.
К. – Где вы проводите ночное время? Согласно прописке вы должны находиться в общежитии.
Б.- Интересное замечание! В таком случае, согласно КЗОТу, вы должны находиться на пенсии?
К. – Вы проводите время у Софьи?
