автомобиль. Оказалось, этот белый ворон шестой год жил в долгах, как в шелках. Здесь его честность граничила с полнейшим идиотизмом.
Задним числом Н.Д. Мариец мог похвастаться дальновидностью и мастерством опытного стратега. А когда поручал В.П. Кирзакову в кратчайшие сроки провести расследование, уповал только на соблюдение строжайшей секретности и получение максимально полной информации от майора.
В том, что именно Кирзаков проводил расследование, виделся Марийцу перст божий.
Итак, компрометирующим материалам не суждено было долго пылиться в сейфе секретаря парткома. Пухлая папка дел о взяточниках лежала раскрытая перед майором Кирзаковым. Члены парткома повинные головы стыдливо отворачивали от секретаря. Скрипели стулья. Зам. секретаря Кричалина уже глазами, полными страстной преданности, заглядывала в лицо САМого и будто говорила:
- Ох, и паскуда этот покуда Мариец! На кого посмел тявкать?!
А Н.Д. Мариец, вконец обезумев, почему-то повторял одно слово с промежутками в пять секунд, «конпентентно», пока майор Кирзаков хладнокровно не произнёс:
- Я не вижу причин для того, чтобы заседание парткома считать завершённым.
Мощный приступ столбняка ударил всех разом. Некоторых - в самом неудобном положении. Они едва сумели оторваться от стульев и поэтому напоминали пловцов, стоявших на стартовых тумбах. Заплыть им В.П. Кирзаков возможности не дал:
- Какие бы погоны не были на воре, он, прежде всего, вор, а потом уж майор, полковник, генерал, если он заслуживает этого звания. Для того, чтобы выяснить, заслуживает ли САМ звания генерала, мы и собрали экстренное заседание парткома.
И далее, на одном дыхании Кирзаков стал обнародовать суммы взяток, полученные САМим через посредницу Куле-Мулепову. Квартирные махинации сменились банальными кражами кирпича, железобетонных плит из домостроительного комбината. Все кражи и списания санкционировались САМим. Майор доставал копии накладных и демонстрировал присутствующим. Членам парткома сложно было разглядеть документы, они так и продолжали находиться в стартовой позе.
Генерал, который сперва сидел бледный, словно придушенный, вдруг пожелтел. Мариец сообразил: «Это ему ударила моча в голову!»
Кирзаков тем временем высыпал на испуганных до смерти членов парткома новые факты. Две дачи, построенные для родственников третьей жены генерала шестью ротами военных строителей из материалов и средств Пылевого Столпа, обошлись советскому народу в сумму, превышающую стоимость девятиэтажного жилого дома.
В спортзале одной из школ – там одновременно со строительством дач проводился ремонт – упала балка, на которой стояла пометка «брак». В результате - искалечен ребёнок. Завершающие работы по строительству свинокомплекса закончились для отделочников уголовным делом. Из-за нехватки отделочных материалов рухнула стена, а следом и перекрытия.
Но во всех приведённых случаях истинный виновник выступал в роли судьи. Вот почему он остался безнаказанным. И вновь Кирзаков показывал приказы, распоряжения, демонстрировал и объяснял значение ловко подтасованных сумм и чисел.
Пожелтевший генерал неожиданно засуетился, стал дёргать ящики, шарить по столу, наконец нащупал иголку и успокоился. Он поковырял ею в зубах и махнул на В.П. Кирзакова:
- Довольно, молодой человек! Наверно, ночь не спал, строчил отчёт? Молодец! Старания твои незамеченными не остались! Теперь выслушай старика! И все остальные учтите на будущее! Это не ваше собачье дело, чем я занимаюсь! Достаточно того, что я вас кормлю с рук! У вас голова должна болеть о другом - о наглядной агитации, художественной самодеятельности, своевременных партвзносах. Я стал замечать, что партком не помогает мне, наоборот, всё больше и больше мешает. Партком у нас как-то обособился, тухлятинкой от него повеяло. Что же, недолго осталось ждать очередной отчётно-выборной конференции. Она расставит всё и всех по местам! Так, даю вам ещё пять минут на обсуждение вашего сраного доклада, на прочую трехамуть! Думаю, вам хватит. И закругляйтесь!
Выходя из кабинета, он не приказал, а спросил, или даже попросил секретаря парткома:
- Зайдёшь, как освободишься? Жду, – и мягко прикрыл за собой дверь.
Так стремительно выгодно для Н.Д. Марийца завершилось дело о взяточничестве или, как иногда вырывалось у САМого: «Выехал, парень, на вальтах!», - победоносно, что даже Кричалина растерялась.
Накопившееся в ней злорадство, хотя и выплеснулось по инерции на Кирзакова дружеским советом: «Не надо быть выскочкой. Вы думали, что партком не в курсе хояйственных дел Пылевого Столпа? Мы всё знаем! И генерал знает, что мы знаем. Надо учиться быть воспитанным! Каково будет, если рядовой вам выскажет неудовольствие за то, что вы ему забыли отдать честь? А?» - хотя и не удержалось, но глазки её уже наполнялись обидой.
Мариец знал, что Кричалина не терпела людей умнее её.
Однажды, проходя по коридору, из приоткрытой двери замсека он слышал её откровения с Залётным.
« Если Мариец что-то постановил, то нужно обязательно сделать наоборот,- учила она молодёжь,- мы должны быть умнее нашего секретаря, а значит, и не глупее трамвая.
Что ж, после того заседания трамвай переехал ей хвост. Хороший был ей урок на будущее.
Операцию же по восстановлению чести Н.Д. Марийца завершал сам САМ. Сделка состоялась на обоюдно-безобидных условиях.
Генерал алкал одного – скорейшей расправы над майором Кирзаковым. Для этого он требовал в кратчайшие сроки вывести майора из состава парткома с соответствующими рекомендациями.
Взамен Н.Д. Мариец просил статуса политической неприкосновенности для секретаря парткома и более уважительного тона к нему при народе. Собственно, Мариец, выдвигая свою просьбу, уповал на больно задетое самолюбие генерала. И не просчитался.
В знак договорённости они поменялись досье. Получая из рук генерала дело на секретаря парткома, Мариец до конца не был уверен, что САМ у себя не оставил копии. Со своей же стороны он поступил честно, по партийному, и остался безоружным.
Напоследок Н.Д. Мариец спросил, не из любопытства, конечно, а ради лишнего подтверждения своей готовности и дальше служить на благо Родины:
- Далеко вы собираетесь забросить Кирзакова? Покуда, в леса, в тайгу?
- Не-е-ет,- со сладостным предвкушением ответил генерал,- он останется здесь, под рукой, туалетной бумажкой. В дерьме. Он у меня будет работать мастером на стройке. Мастер майор Кирзаков, красиво звучит!
В тот же день на втором заседании парткома Марийцу представился случай восстановить свой авторитет и утвердиться в Пылевом Столпе в качестве оракула. Исключая Дрынщикова из партии, как скомпрометировавшего себя в глазах рабочего класса, он попросил майора Кирзакова высказать своё мнение.
Кирзаков призвал всех членов парткома к объективности. Он также выразил желание заниматься политическими делами, а не скатываться парткому до разбора пьянок и семейных неурядиц. Наконец, он настырно предложил ограничиться выговором без занесения в личное дело Дрынщикова.
Секретарь парткома облегчённо вздохнул и предсказал:
- Значит, ты против нашего общего мнения? Смотри, Кирзаков, пройдёшь мимо жизни.
Марийцу понравилась и реакция майора на пророчество. Тот ответил:
- В таком случае снимите с меня ответственность за подготовку доклада, так как я считаю доклад издевательством над рабочими всех производственных подразделений Пылевого Столпа.
Кирзаков полез на рожон, посягнув на святое. Подготовка к докладу было поручением серьёзнейшим и ответственнейшим. Срыв написания доклада приравнивался к ЧП межведомственного масштаба. Он был посвящён третьей годовщине со дня заключительного слова САМого на торжественном собрании при вручении переходящего Красного Знамени победителям соц.соревнования Главка.
Всё-таки, как просто и радостно работать с кадрами, которые, не задумываясь, подписывают себе приговоры.
Жена тоже выискала одну закономерность среди своих больных: чем беззащитнее пациент, тем сильнее у него кариес. «Обычно у слабых и недалёких приходиться удалять за раз по 3-4 зуба. И факт! - что они терпеливо сносят боль, а с зубами прощаются без сожаления, как должно, и безоговорочно верят врачу».
Она – фанатик своего дела, а между тем, ненавидит профессию стоматолога. У неё большая душевная вместимость для любви и ненависти. И всё это вариться в одном котле. Иногда закипает и выплёскивается на Марийца идиотскими вопросами:
- Коля, а ты веришь в то, за что борешься?
- За что, это, я борюсь?
- Ну, как у вас её называют?... За победу социализма.
- Ты чего это, покуда, с полки упала? Здравствуй, проснулась: мы давно уже его победили.
Частной собственности нет, с религией покончили, куда ни глянь – кругом равенство. Всё выполняется чётко, по программе съезда.
Но жене, если что-то в голову втемяшится, она так просто не отстанет:
- Мне пациент сегодня такую антисоветчину толкнул, что я до вечера не смогла работать. Руки тряслись. Я даже записала, вот, он сказал, что равенства можно достигнуть только путём подавления индивидуальности. Вот ещё: забота о каждом конкретном человеке – это уже не социализм. Социализм – это толпа, безропотно подчиняющаяся приказам верхнего эшелона.
- Смотри, не скажи кому-нибудь ещё! Покуда, дурость-то какая! Социализм – это сила! И мы, партия, управляем этой силой!
Девки тоже – туда же. Когда выросли? И не заметил. Старшая ещё ничего, в благоприятное время взрослела. А младшая где-то успела нахвататься враждебной идеологии. Хиппи какие-то, панки – сплошная заграница. Включит магнитофон – гром сплошной, и этот хрипач Высоцкий, а нет, не он, Роземблюм какой-то? Банда истеричных глашатаев. Жена не уследила, а он не успел дать младшей дочери знания по музыкальному искусству. Кому же ещё, как не ему давать знания?
Не без гордости может сказать, что Пылевой Столп занимает по Главку первые места в конкурсах художественной самодеятельности благодаря Николаю Демьяновичу. Он просматривает программы выступлений, и за ним последнее слово: быть или отказать! Только дилетанты думают, что программу одобрить - пара пустяков.
Художественная самодеятельность – это политический акт. Составленная умно, по партийному программа – залог успеха, демонстрация величия верного курса политики Пылевого Столпа.
Директор Д/К Жирмунский без секретаря парткома – червяк. Он не знает элементарных вещей. После выступления духового оркестра норовит поставить хор ветеранов, когда лучше всего смотрится танец народов Севера «Лезгинка», или песня «Зелёный огонёк». Как её наяривает на баяне парткомовский шофёр, дух захватывает! Мехи растянет на полсцены и носочком такт отстукивает. Приятно!
«Он даже тогда настукивал, при допросе,- отметил Мариец,- «Зелёный огонёк» он, что ли, настукивал. По тёмно-пурпурному пузырю, вместо лица, не определишь».
Правда, постукивания шофера несколько раздражали секретаря парткома. И ещё – этот нахальный тон! Перед ним сидели два подполковника, люди серьёзные, продуманные, а он вроде как и чихать не хотел. Главно дело – на секретаря
