мужниной пятки вдоль спины - к затылку. Чем в несколько секунд и порешила его тоску. Вдобавок, она томно прошипела: «Взяточник. Хитрец. Всё претворяешься? Ну возьми меня, возьми. Вот я.».
Волнение пробежало по Марийцу киловольтами. Он буквально остекленел, иначе, заземлённый, просто сгорел бы от напряжения.
«Как он мог выпустить из виду дело о взяточничестве? Взяточники – это же так просто! Это отличный вариант в деле спасения чести секретаря парткома!»
Надо было основательно подумать и решить, под каким соусом преподнести САМому материалы по взяточникам Пылевого Столпа.
Стоматолог-интеллигентка, закрыв глаза и раскинув руки, сконцентрировалась на готовности №1 – отдать себя в жертву. Так и концентрировалась, пока не расслышала зверского урчания в изголовье. Открыв глаз, она с ужасом увидела висящую гильотиной над ней кастрюлю. Муж стремительно поедал вареники, вылавливая их горстями. Он продумывал варианты своего спасения. Секретарь парткома оживал.
«Жратву… употребляешь в пищу?! Ночью?! В алькове?! Охереть!»- разочарованно произнесла жена. Тот редкий случай, на который, раз в год, уповала стоматолог завяз в варениках и отложился на неопределённые сроки.
А Н.Д. Мариец почти знал, как он накажет САМого. «Действительно, довольно быть у генерала мальчиком на побегушках. Секретарь парткома – тоже номенклатурщик крупного масштаба, в чём-то не уступит, даже превзойдёт САМого»,- думал Николай Демьянович, и жевал, жевал. Вылавливал горстями и жевал.
В генерале укоренилась нехорошая привычка. Не взирая на занятость секретаря парткома и не учитывая того, что в кабинете Марийца могут находиться посетители, он кричал в переговорное устройство:
- Ну-ка, Николаша, быстро - ко мне! Щас я тебе «Кукин» на «Квакин» - за всё хорошее!
И приходилось срываться и нестись на два этажа вверх. Генерал обожал проверять готовность своих кадров к труду и обороне. Выключив секундомер он, довольный результатами Марийца, предлагал в награду возможность с ним отобедать.
Питался генерал вместе с народом в столовой Пылевого Столпа, но при строгом соблюдении субординации. Для этого в столовой построили отдельный кабинет. Через приоткрытую, иногда, дверь он изъявлял желание сближаться с массами. Более тесного сближения ему всё-таки не позволяли должность и звание, а так же излишнее волнение в народе при виде САМого. Если бы можно было, генерал дал бы такое название – субординативная демократия. Он её добросовестно выполнял.
Чего добивался САМ от Марийца, приглашая на обеды в свой народный кабинет, догадаться было нетрудно. Он желал, чтоб Мариец ему подносил.
Меню составлялось самим САМим довольно оригинально. Он не утруждал себя перечислением блюд на ломаном французском и итальянском языках и не тратил время на выдумывание того, на какой - красной или чёрной - икре замесить печень коралловой акулы. Он приносил журнал «Бурда моден», выдирал пару страниц с иллюстрациями кулинарных изделий, обнаглевших от фантазий немцев, и приказывал:
- Завтра, - чтоб так же, как в «Бурде морде»! И сверху – белое с красными шариками!
А что мог придумать повар, рассматривая капиталистические извращения, если сметана и клюква были верхом его познания. Белое с красными шариками! Всё равно САМ слаще морквы ничего не едал. Подумаешь!
Справедливости ради надо сказать, что генерал соображал в кулинарии не лучше повара, поэтому в их союзе царило полное единодушие.
Мариец поддавался унижениям легко. Тем более, что генерал просил подносить Марийца ненавязчиво, будто что-то там опять забыли официанты поставить на стол.
- Сходи-ка, Николаша, принеси соус «Ткемали»
Секретарь парткома бежал на кухню, а там обнаруживал «заговор» в виде подноса, уставленного блюдами в два этажа и салфетками на стуле. Приходилось перекидывать салфетки через руку, чтоб не запачкаться, и подносить деликатесные сооружения САМому, главному инженеру Богатенькому и третьему, обычно - гостю из московского Главка.
Генерал подзуживал:
- Какая жалость, Николаша, что ты ни черта не умеешь рассказывать анекдоты. То бы парочку «сальных» для услады естества выдал? А?
Впрочем, нет, незнанием анекдотов генерал обычно упрекал Марийца не в столовой, а в сауне. Где однажды и навсегда секретарь парткома отхватил себе кличку «Коля-веник» за то, что попытался подвергнуть русификации финскую баню. Генерал ржал до икоты, разглядев сквозь сухой пар пастозную фигуру партийного лидера, стыдливо прикрывавшего средостение берёзовым букетом.
Но Мариец проявлял завидное упорство. На зло генералу он продолжал таскать в сауну веник и обхлёстывал себя там до изнеможения.
Есть баня, должен быть и веник! Линию свою он держал твёрдо.
- Сухого пара не бывает,- говорил при этом Мариец,- сухим бывает только дым!
Спину тёр он САМому с чувством брезгливости. От шеи до крестца гнал волну одряхлевшей генеральской кожи, огибая выпуклые островки родимых пятен. Шерсть на спине САМого была жёсткая и седая, и росла клочьями. Нити мочалки застревали в ней, и поэтому, после процедур, приходилось ещё долго выщипывать из генеральской спины инородные тела, как это делают в обезьяньем питомнике особи, приближённые к вожаку стаи.
От чего удалось увильнуть Марийцу, так это от генеральской прихоти – носить ему на охоте ружьё. Оруженосца из секретаря парткома не получилось. В первый же день охоты на косачей генеральское ружьё, приставленное бережно Марийцем к стволу дерева, упало и выпустило заряд дроби в землю. Был маленький привал. Едва успели перекусить канапе и печёным мясом, едва САМ встал и отошёл «до ветру», как и случился выстрел в то самое место, где несколько секунд назад подминал траву хозяин двустволки.
«А если бы не нужда?- оторопело спрашивал САМ, и сам отвечал: - Не ходить бы мне тогда вообще по нужде. Оруженосец, охотничек, твою так, разтак и разэдак!»
Больше Мариец приглашений на охоту не получал. САМ и без того находил массу возможностей унизить секретаря парткома при свидетелях. Но свидетели были свои люди, привилегированные, они тоже без едкого внимания генерала не оставались. В своём узком кругу не принято было выносить на публику всех прихотливых изощрений САМого. Им казалось, что все унижения,сотворённые над ними генералом содержатся в глубокой тайне.
Факт – Мариец не желал никому публичного позора. Делу о взяточничестве он дал ход с утра следующего дня, а к полудню собрал всех членов парткома и пригласил САМого:
- Дело не требует отлагательств, покуда, дело может коснуться и Вас,- заинтриговал он генерала.
Во всеуслышание по переговорному же САМ ответил:
- Брось-ка ты, Николаша, это дело в помойное ведро! Не гунди, мне некогда!
- Я Вас вызываю от лица коммунистов всего треста!
- Да?- удивился генерал,- Что у вас там за сборище в рабочее время? Все по местам!
- Сидеть!- приказал коммунистам Мариец. - Будем отстаивать наше мероприятие до победного!
- Через десять минут с неохотой спустился в парткабинет генерал. Он откровенно зевал и высказывал презрение к данному мероприятию. Потом уставился на кресло, в котором сидел секретарь парткома. Мариец нутром сознавал, что кресло – это его законное место. Однако, почему-то смалодушничал и пригласил генерала присаживаться в центре, под сенью чеканного вождя. Только тогда приступил к основному.
Суть дела была такова: в последнее время участились жалобы рабочих на личного секретаря-машинистку САМого Зинаиду Валентиновну Куле-Мулепову. Обвиняли в том, что она берёт взятки. Так же во взяточничестве были заподозрены зам. председателя профкома В.Д. Гурома и зам.председателя комиссии жилфонда А.А. Чекморенко. Все подозреваемые были женского пола. Долгое время партком отстранял жалобы как беспочвенные наветы на лучших работников аппарата, и за неимением веских улик. Это занесено в протоколы прежних совещаний.
Но жалобы продолжали поступать не только в партком Пылевого Столпа, но и в обком партии, облсовпроф, Москву - на имя председателя комиссии по партийному контролю.
Все вышеупомянутые жалобы в количестве 64 экземпляров имелись в наличии и прилагались к протоколу совещания.
Партком, во избежание выхода скандала на всесоюзную орбиту, решил сам создать комиссию и исследовать действительное положение взяточных дел. Возглавили комиссию майор Ю.Ф. Можайский и майор В.П. Кирзаков.
В результате расследования выяснено, что взяточничество ещё имеет место в нашем аппарате. Причём Куле-Мулепова, Гурома, Чекморенко выступали лишь как посредники в получении взяток, о чём свидетельствовали их показания. Для более подробного отчёта слово было предоставлено В.П. Кирзакову.
Майор Кирзаков только было хотел ознакомить присутствующих с вопиющими фактами, как генерал предупредительным ударом кулака по столу остановил это безобразие.
« Так, значит?- сказал он и оглядел членов парткома, словно библейский Иосиф своих братьев, когда те пришли к нему вымаливать хлеб: - Значит, втихаря, за моей спиной замышлялась контрреволюция? Подобрались уже к Куле-Мулеповой? А я и не подозревал, что у Николашки прорежется голосок. Не ты ли захотел меня судить? Если так, то давай уж всю правду руби с плеча! Но сперва я поведаю о твоих делишках, товарищ Мариец Н.Д! Свидетелей сейчас же вызовем и пощиплем пушок на твоём рыльце!
Короче, этот спектакль не стоит выеденного яйца, как бы глубоко вы его не укутывали! Все расходитесь по рабочим местам, а Мариец живо ко мне в кабинет!»
Слов нет, Мариец тогда очень испугался гнева САМого, как ни готовился всё утро вескими доводами парировать удары генерала. И если бы он рассчитывал только на то, что забьёт САМого свои буйным интеллектом, то потерпел бы полное фиаско.
САМ крепко держал в кулаке всех работников Пылевого Столпа. Почти на каждого члена парткома у него был заготовлен компромат. Но, почти…
Точно так же, как в любом устоявшемся и дружном коллективе всегда находилась белая ворона, которая непредсказуемыми порывами летит наперекор общему мнению и вводит всех в состояние анемии. Чёрт знает, откуда они берутся? Воспитывают их, что ли, в строгой изоляции от общества? Или хвост хромосомы у них загнут в обратную сторону?
Такой белой вороной в парткоме треста был майор В.П. Кирзаков.
Когда Н.Д. Мариец лелеял тайно в себе надежду – собрать компромат на генерала, он не сомневался, что более тщательно расследование никто другой не проведёт. В личном деле В.П. Кирзакова стояли пометки: «патологически честен, безгранично верен последним постановлениям партии и правительства, становится по стойке смирно при первых звуках гимна СССР, рассудителен сам с собою, при нажиме склонен говорить правду в глаза». Короче, не от мира сего.
Н.Д. Мариец лично проверял майора. В магазинчике Пылевого Столпа тот не появлялся, поскольку к привилегированным продуктам питания испытывал классовую ненависть, от земельного участка для дачи отказался, т. к. она требовала дефицитных стройматериалов, и гараж для автомобиля «Москвич-412» приобрёл в общей очереди.
Секретарь парткома на всякий случай проверил, каким образом В.П. Кирзаков приобрёл
