Б. - Владимир Иосифович, вы неправильно просверлили отверстия в дверях и стенах. Отсюда – «и мальчики кровавые в глазах»,
К. – Вы ночуете у Сони-идеолога?
Б. – Хорошо. Чтобы покончить с этим щекотливым вопросом, я признаюсь. Это правда. Я ночую. Но в вашей квартире, пока вы ведёте наблюдение через отверстия в дверях и стенах квартиры Софьи. Каждому - своё.
К. – Давно вы в связи с комсомольскими работниками?
Б. – В порочащих меня связях с комсомольскими работниками не был замечен.
К. – У меня есть показания соседей по площадке.
Б. – С соседями тоже в связи не вступаю. И вообще, надо сказать, я – человек без связей, без прошлого, настоящего и будущего. Я – гражданин мира.
К. – Они показывают, что по утрам скрипит входная дверь.
Б. – Ах, Владимир Иосифович! Что наша жизнь? Всего лишь скрип дверей.
К. - Вы давали читать Соне антисоветскую литературу?
Б. – Что значит – антисоветская литература?
К. – Написанная антисоветскими писателями.
Б. – Простите, не понимаю? Это которые эмигрировали? Горький, Куприн, Бунин, Толстой, Шмелёв?...
К.- Солженицин, ещё ряд писак-евреев.
Б. – Вы хотите предложить мне Солженицина? Я не откажусь. Он – антисоветский?
К. – Прежде всего, он вредный писатель. Вы это знаете не хуже меня. Так же и евреи Стругацкие со своими «Сказка о тройке» и «Гадкие лебеди», которые мы у вас изъяли.
Б. – Кому же он, и ещё ряд евреев так навредил? Неужели, нам с вами? Мы стали глупее после книг Солженицина или Стругацких? Заучиваем их биографии в школах, сдаём экзамены по их произведениям и на улицах размахиваем их цитатниками? Эти писатели отбили у вас желание мыслить самостоятельно? Я вам скажу по секрету, товарищ подполковник, хорошо, что конкретно вы не состоите постоянным членом в ООН, то вы бы навесили ряду писателей ярлыки всемирных клеветников. Слава богу, что вы не в силах остановить развитие мировой литературы! А то как-то не эстетично, когда на Дафнисе и Хлое пляшут в кирзовых сапогах. Согласитесь?
К. – Значит, распространяли вредную литературу?
Б. – Распространяют венерические заболевания, а литературе внимают. С нею советуются. Впрочем, всё равно для вас библиотека тождественна с вендиспансером.
Снова скрип дверей. Быстрые громкие шаги командированного пожарника:
- Да у него мозги вывернуты через задницу! Что вы с ним сюсюкаете? В подвал его, и там вправить мозги куда следует!
И по новому кругу! Допрос тогда вёлся до одиннадцати вечера. Результатов практически, никаких. Но Козявин настоял, чтобы секретарь парткома экстренно собрал на планёрку лучшие кадры Пылевого Столпа и сообщил следующее:
«Товарищи, открылись новые подробности по делу Брыковского. Во все детали я вас посвятить не могу, так как проводится расследование, но ясно одно: в нашем лагере объявился отщепенец, который хитрым обманом пытался дезорганизовать работу Пылевого Столпа, напугать всех нас и свести к нулю широкомасштабную деятельность парткома».
Звонить районному прокурору Н.Д. Мариец не стал, но зачитать обвинительный текст Козявина на планёрке согласился. Однако…
Утром следующего дня обнаружилась пропажа Инги Анатольены. В половине девятого уже бродил по коридорам растерянный муж и носил в руках свёрток с набором вещей первой необходимости. Потупив глаза, он, будто умоляя, спросил Можайского: «Вчера никаких мероприятий не было? Может, «День железобетонных конструкций» или «Праздник огнеупорного кирпича»? Нет?»
Можайский, первым встретивший в коридоре мужа незабвенной Инги Анатольевны, молча принял «передачку», похлопал того по плечу и умчался искать Н.Д. Марийца.
К девяти часам в Пылевом Столпе об исчезновении замсека знали даже уборщицы. Срочно вызвали шофёра, последнего свидетеля, видевшего Кричалину. На вызов он откликнулся не сразу, а проявил незаурядные способности притворщика. У него открылась язва двенадцатиперстной кишки, быстро переходящая в перитонит. Люди изТрио НеБЗДИТЕ настигли шофёра уже в приёмном покое госпиталя. Госпиталь находился за 12 км от здания Пылевого Столпа. Каким образом он успел преодолеть такое расстояние за несколько минут, осталось невыясненным? Вопрос этот был мелким и выглядел куце, в сравнение с пластическими изменениями самого шофёра.
Первое, что бросилось в глаза и на ум людям из Трио при виде последнего свидетеля: он явно пытался уклониться от показаний. Для чего прошедшую ночь и утро занимался членовредительством. Лица у шофёра не было. Его можно было только предположить по больничной шапочке, надетой на тёмно-пурпурный пузырь, на котором изредка вспыхивал живой отблеск глаза.
- Ничего не знаю, - тут же заявил шофёр голосом невменяемого грузчика, и глаз сверкнул,- я в декретном отпуске. Действую точно по инструкции.
Работники Трио, не давая опомниться, быстро спросили:
- Чьей? Кто давал инструкцию?
- Кто давал, перед тем и отчитаюсь, - уклончиво сказал шофёр.
- Куда ты вчера вечером отвёз Ингу Анатольевну? Быстро, не задерживай!
- Куда просила, туда и отвёз, - нагло выплеснул им свою горечь свидетель.
- Придётся пройти с нами.
- Не придётся, я не транспортабелен,- и вдруг, схватившись за живот, он выругался и нанёс оскорбление работникам здоровым физиологическим звуком, о котором ещё Авиценна говорил, что сдерживать его не следует. Из чего люди Трио сделали вывод, что на такую мощь поступка больной человек не способен.
Через полчаса шофёра уже вносили в кабинет Н.Д. Марийца. Впечатлительный секретарь парткома при виде незнакомца сразу понял, что мясо в любом виде он не сможет есть весь месяц. Шофёр же отреагировал своеобразно на секретаря. Он закрылся ладонью, вернее, прикрыл ладонью свой лиловый шар и предупредил:
- Только не надо вашего выражения на лице, Николай Демьянович. Ненароком я и вас могу оскорбить.
- Покуда, валяй, не стесняйся. Мы, покуда, свои люди,- как обычно, доброжелательно отнёсся к посетителю Мариец. Опыт подсказывал: ничто так не сближает слои, как либерально- демократичный подход начальника к подчинённому:
- Как мужик мужику, константируй мне – куда ты вытряхнул нашу подругу?- Марийцу, всё же трудно было вести допрос. Он никак не мог привыкнуть к новому обличию личного шофёра парткома и ориентировался только на знакомый голос.
По идее он должен был с последними словами подойти к свидетелю и как-нибудь подбодрить, похлопав дружески того по плечу. Но Мариец одновременно сознавал, что, похлопав шофёра по плечу, он не сможет употреблять мясо в пищу в течение полугода.
Две силы боролись в нём: гуманизм и гастрономия. Наконец мясо победило! Он сжал кулак и тряхнул им в воздухе, добив свой вопрос знаком испанских республиканцев:
-« Рот в рот, товарищ шофёр! Они не пройдут!»
Водитель, в свою очередь решил, что ему угрожают.
- Мордобитие запрещено законом,- сказал он и, понурив тёмно-лиловый пузырь, негромко соврал,- вашу замсеку я отвёз на вокзал.
- Покуда интересно, что там делала Инга Анатольевна? – Н.Д. Мариец нажал кнопку на пульте вызовов и срочно пригласил к себе Козявина.
- Мы здесь все очень серьёзные люди, вопросов у нас, покуда, много, и ответить ты должен на все,- уведомил он свидетеля.
Мастер индивидуальных, перекрёстных, а так же доскональных допросов В.И. Козявин сочинил и выписал на листке столбик из 12 основных и 30 вспомогательных вопросов.
Расследование находилось в тупике. Оно не могло продолжаться без партийного контроля и чуткого руководства Марийца. Экстренное вмешательство парткома предполагало вывести из тупика расследование в кратчайшие сроки. Практика неоднократно демонстрировала эффективность такого вмешательства.
Помнится, на одном из крупных производственных объединений Прудовска, в отсутствие генерального директора, все полномочия, как в годы войны, переходили в руки не главного инженера, а секретаря парткома. Только он в силах решить все сложные экономические задачи. Просто не родились ещё такие производственные проблемы, которые были бы не по плечу партии.
Зная по наслышке о неких корнях, уходящих далеко в энтузиазм 30-х годов, секретарь тут же приказывал ударить! по инертности рабочих, избалованных либерализмом генерального директора.
Над проходной первым предупредительным сигналом вывешивался транспарант: «Товарищ, помни! Каждый рабочий день – частица пятилетки! Пятилетку – в три года!»
И дураку ясно, что в три года пятилетку можно завершить, только работая без выходных и праздников. Секретарь парткома объединения, как и должно, был и тонким психологом. Поэтому вторым непременным условием, в отсутствие генерального директора, было – работать с песней! «Нам песня строить и жить помогает!»
Создавалась особая песенная комиссия, которая ходила по цехам с проверкой, записывала молчунов и лишала их премий на 50%.
Последним этапом в условиях успешного выполнения плана, при наличии отсутствия ген. директора, значилось ежедневное проведение коммунистических линеек, где победителей соц.соревнования награждали правом на внеочередную покупку мясных изделий в заводском гастрономе, и публичное покаяние отстающих - с непременным обещанием исправиться в трёхдневный срок. Система секретаря парткома действовала безотказно. План иногда выполнялся даже в отсутствие генерального директора.
Козявин положил на стол Марийцу список вопросов, а Николай Демьянович одобрил в целом, но внёс и значительные коррективы.
Например, вопрос Козявина: «В разговоре не упоминала ли Инга Анатольевна имени корреспондента Брыковского?», секретарь парткома мудро и дальновидно изменил на: «Не упоминала ли Кричалина в разговоре, или как ещё, фамилию корреспондента нашей газеты Брыковского?»
Предположительный ответ у Козявина был такой: «Да, упоминала!»
Мариец счёл ответ не полным и добавил: «Да, упоминала не один раз! Два, три, пять, сто!»
Шофёр врал охотно, но кратко. Через полчаса все предполагаемые ответы вспомогательного порядка подтвердились, но основные вопросы навеяли ещё больше тумана в ход расследования.
- Кричалина уехала в Москву, в Главк подписывать какие-то документы,- говорил шофёр и глаз его сверкал, болезненно отражаясь от разгулявшихся лучей солнца.
- Поэтому она захватила с собой продовольственные товары? – давил на свидетеля неугомонный Козявин.
- Нет, товары она просила отвезти к ней домой. Но в силу того, что на меня напали хулиганы, избили и ограбили, я не смог довести их до конечного пункта.
- Почему в милицию не заявил? Почему скрыл от нас факт нападения? Это ведь дело политическое!
- Испугался, что уволите с работы из-за этого политического дела.
- Приметы хулиганов?
- Основные приметы – били сзади по голове.
- Невероятно, - по-человечески возмутился секретарь парткома, - и это творится, покуда, в то время, когда преступность у нас в стране с каждым годом снижается на два процента.
- Виноват, согласен, не знал, что хулиганы ждать будут, пока показатели преступности упадут до нуля. Воспользовались моментом, сволочи!
- Так вот, по-мужицки, скажи нам откровенно: покуда, что у вас в гараже говорят об исчезновении В.В.Фрудко? – спросил Мариец и от напряжения не
