достоинства – разглядывать барахло.
У САМого будто вдруг разом осыпался остов. Он на глазах Марийца превратился в мякиш и плюхнулся в кресло. После долгого, траурного молчания, с неживыми глазами и опавшим на нижнюю губу языком, САМ спросил у самого себя:
- Неужели - всё? Сливайте воду – отсос пальца состоялся? Не верю!
Мариец ещё больше ничего не понимал, но ему очень хотелось понять. Ради этого он стал смотреть на генерала не моргая, пытаясь прострелить глазами мысли САМого. Конечно, как и положено, управляющий трестом должен знать и знал даже о нечистой силе много чего, но мыслями с партийными органами делиться не желал. Не по товарищески! А может быть старик и Василискин – это неудачная проделка генерала посредством того же «компьютера»? Понажимал на кнопочки и – шасть!- старик в зеркале! Смешно! Разыграли секретаря парткома. Напугали нечистой силой. А бога-то и нет! Секретарь парткома всего треста попался на удочку, в нечисть поверил, в предрассудки! Ладно. Доказали! Только какой предрассудок в ухо ему, живому, земному секретарю парткома напоследок вдарил? Не доказали!
- Вот что я тебе скажу,- оборвал мысли Марийца генерал,- давай-ка, придурок, напьёмся! Всё равно нам с тобой копец, амба, хана, крышка, полярный белый пушистый зверёк!
- Как? Почему?- заволновался Мариец и стал отползать обратно в угол.
САМ был совершенно спокоен.
«Нет, точно, он что-то такое знал, что внушало доверие».
Генерал начал произносить слова неторопливо и монотонно:
- Десять, пятнадцать минут от силы, и мы с тобой исчезнем, растворимся навсегда. Я тебе гарантию даю, придурок, даже с семьёй не успеешь попрощаться,- в доказательство генерал поднял телефонную трубку: - Убедись – ни одного гудка. Уже отключили. Вот, только внутренний и работает.
- Охрану! Немедленно охрану! – вдруг завопил секретарь парткома.- Нападение! Надо нажимать кнопку! Не позволим разгуляться бандитизму!
- Си-иди-и уж в углу! Охранника ему! Кнопку подавай!- Махнул на него рукой САМ. - Лучше не рыпайся! Помощи не жди! Я знаю эту контору: нашему Козявину учиться и учиться у этих ребят, и не выучиться… Когда-то давно у нас на тюрьме их звали дисперами. Как только появлялся слушок, что дисперы объявились, сразу во всех хатах переполох. А если в «обезьянке» увидел не своё рыло, то лучше, как по команде: «Ложись! Мордой в пол! Раздвинуть ноги! Получить удовольствие!» Отсев они производили отменно.
Из насиженного угла секретарь парткома подал голос:
- В смысле,… на какой тюрьме? Это зашифрованное производство, в смысле?
- Эх, ты, Коля, Коля-веник. Тюрьма, как её не шифруй,- всё равно тюрьма. Это – робот, малявы, терпилки, камазы, ка-абура, кирпичи, шмоны, кумы, подогревы… Четверть века назад я там год жизни оставил с зелёнкой на лбу в блоке смертников, на втором этаже. Я ведь в своё время был приговорён к «вышаку».
Привычно используя как подставку для выколачивания пыльных мешков, самым беспощадным образом добивая своими воспоминаниями и без того запуганного, отчасти придушенного Марийца, генералу казалось, что тем самым, он не только вносил ещё большую сумятицу в стройные мысли секретаря парткома, но и отводил себе душу, стараясь привести свои мысли в порядок.
Но Николай Демьянович был на столько переполнен страхом, что излишние запугивания генерала, наоборот, отрезвили, и поступки его, как в добрые старые времена, опять стали непредсказуемы.
Генерал в трудную для них обоих минуту искал поддержки подчинённого, он даже намеревался смягчить тон и снизойти временно до дружбы с Марийцем. Но у него на глазах уже вызрел не друг, не товарищ по партии, а простой обиженный, который думал про САМого:
«И этот прыщ, приговорённый к высшей мере наказания, всё время был Хозяином Пылевого Столпа? Самым почётным и уважаемым гражданином Прудовска, вне подозрений и критики? Позор! Страшно представить, что он, Мариец, наместник партии, сносил от уголовника оскорбления, терпел издевательства от пройдохи с подмоченной репутацией. Позор джунглям!»
Одновременно секретарь парткома отнимал в уме от сего года двадцать пять лет и в знаменателе получалась ХХ пятилетка. За что могли приговорить Севидова к «вышке» в период «потепления»? Только за что-нибудь из ряда вон выходящее!
Для подтверждения своих догадок он подыграл генералу полным сочувствием:
- Конечно, при Сталине много людей мучилось. Покуда и честные попадались. Понимаю, - сказал, вздохнул и ещё раз вздохнул Николай Демьянович.
- Это случилось при Хрущёве. Впрочем, тоже – враг народа, волюнтарист. У нас кто везёт, на том и клеймо врага.
- И Горбачёв?… - то ли хитро спросил, то ли дальновидно резюмировал Мариец.
- Торопишься, Коля, торопишься. Что бы клемить, надо сперва воспылать любовью, стать безгранично преданным и послушным. Это придаст больше злобы, когда выяснится, что тебя просто-напросто околпачили, опять обвели вокруг пальца. И окажется, что не того надо было любить, а следующего, или через одного. Всё равно кого. Того, кто тебя в очередной раз околпачит.
Вот и у меня так: воспылал любовью к дисперам, теперь пришла пора их ненавидеть. Околпачили, не дали пожить, отпустили мне срок мизерный. И тебе – тоже. Жаль, ты толком пожить не успел,- и как мягко не старался говорить с Марийцем, всё же, не сдержавшись, добавил,- придурок! – Обращение требовало логического завершения.
Страшным обещаниям генерала Мариец верить не хотел. Человек сугубо материалистический, придавленный гнётом социалистического реализма, он был убеждён, что в нашем гуманном обществе люди бесследно не исчезают. Но противовесом его убеждённости оставались боли в области копчика. Приступы болей точали живым напоминанием о хулиганствующих элементах, которых генерал называл дисперами.
- Почему дисперы? Покуда, кто они такие-сякие?
САМ не терял надежды склонить на свою сторону секретаря парткома. Поэтому, превозмогая неохоту, решил немного порассуждать.
- Мне так кажется: это что-то между диспетчерами и дисперсией. Вроде они есть, а на самом деле их нет, или наоборот. Скажем, снежный человек есть? Вроде есть, а никто за руку его не держал. А вот кости динозавра есть, хотя животных самих нет, и мощи Иоанна-Крестителя хранятся, и плащенница Туринская этого, Иисуса Христа, нашлась, но самого-то Христа никогда и не было. Кому как ни нам, прогрессивной части человечества, это знать?
Дальше… трусы из бельтинга есть? Я, например, их не видел, ты – тем более. Но слухи о них ходят.
Помню, на тюрьме был у нас старик – дошлый хохмач, мелкий пакостник и в карты играл так, что всех голяком оставлял, без «ларьков». Ни одну колоду в пыль стёр. У него ходок было 25-27, всю жизнь – на зоне. Говорят, умер в девяносто лет, да и то из-за того, что на воле задержался. Решил по-человечески старость провести, без диеты. Ну и умер. «Вы,- говорил,- тут на воле жируете, печенье с маргарином хаваете».
Вот он рассказывал, что трусы из бельтинга – эта та же самая плащеница, только у нечистой силы из третьего или даже второго уровней. Подробностей не помню, но суть примерно такова.
У Базиила, (для тебя уточняю, что Базиил – это Сатана. Помнишь, «Сатана там правит бал, там правит бал»?), вот, у него был сын. Одногодка с Иисусом Христом. Древние, предки наши, во что только не верили, каким только опиумом для народа башка была не забита! Гипотеза у них была в то время такая популярная, что мир держится на борьбе добра и зла, седьмого уровня с первым, но на четвёртом, человеческом. Пока борьба идёт, значит и существует мир во всём мире.
Сын этот рос и чинил всякие пакости юродивому Христу. Там тысячи различных пакостей и приключений старик нам пересказывал. Христос, как всякий юродивый, терпеливо сносил хитроумные проделки сатанинского сынка и молился. До 33 лет домолился, время подошло, его и распяли. А сынок Базиила, чёрт, забыл, как его звали, не то Мамула, не то Кагулла, так и продолжал жить. Ну там, трёшь-мнёшь, в рот компот, ещё месяц протянул до конца весны. Вроде всё, миссия выполнена, с мессией разделались и сынок преспокойно народ еврейский развращает.
Не тут-то было. Первым опомнился отец, духовный наставник Христа, Тийом. А по ранжиру он место занимал, как я, а Базиил – как ты. Вызвал он к себе Базиила и говорит: «Что, мол, ты хитрее всех, что ли? Мой, говорит, промучился там, внизу, даря моё слово людским сердцам, в пустыне сорок дней шастал, кузнечиков жрал, клизмой из тыквы в себя тыкал, в муках же и испустил дух. А твой - до сих пор молчит, ухмыляется, пальцем из носа - в рот, из уха – в рот, чистится, и девок портит.
Короче, есть мнение, что с этим безобразием-безарбузием пора кончать, и чем бестрее, тем лучше. Согласно существующему мнению восстанавливай равновесие сил!»
Против мнения не попрёшь. Порыдал, поогорчался Базиил, но согласие на «криндец» сына дал. В тот же вечер сочинили в ведомстве Базиила сценарий и спустили его вниз.
По сценарию сынок должен был проникнуть в дом к порядочным людям, зарезать родителей, а дочь изнасиловать. Затем пойти к источнику и отравить его кровью, которой были замараны его руки. В этот момент, когда он склонится над водой, умывая руки, изнасилованная жертва и всадит ему в спину нож.
Сперва вроде шло по сценарию: нашёл порядочную семью, проник, родители спали. А сынок Базиила вместо того, чтобы исполосовать их древнееврейским ножом, тихо придушил, тихо изнасиловал и тихо ушёл, но не к источнику, что возле дома, а к заливу.
Жертва схватила нож, стала бегать вокруг дома и никого не нашла. Послали архангела, чтобы он ей «наколку» дал, рекогнасцировку, куда отправился сынок Базиила. А та, как жертва, видимо, в такой депрессии была, что сдуру давай полосовать архангела! Он от неё тикать, она – за ним. Ладно, умный архангел попался – додумался бежать следом за сынком к морю. Добежал и сразу – в воду. В это самое время выходит из моря искупавшийся Базиилов сынок, ну, она его, до кучи, и резанула по горлу, да так мощно, что у того башка отлетела и канула в заливе. Осталось на берегу только обнажённое тело. Тут девка и опомнилась. Оглядела безголовый труп и стыдно ей, что ли, стало за размер проделанного. Нашла на берегу тряпку, или домой сходила ( не помню, как старик рассказывал) и обмотала срамное место сынка. Так вот и появились на свет трусы из бельтинга.
Следом, в соответствии со сценарием, снизошёл отец во главе комиссии. Как полагается, окропил безголовое тело. Комиссия осмотрела труп, засвидетельствовала позорную кончину, подготовила отчёт для Верховного и умотала обратно.
И что характерно, Верховный, заслушав отчёт комиссии, вникнув в детали, не поверил ведь в смерть Базиилова сынка. Не потому, что действие выплеснулось за рамки сценария, но потому, что труп был осмотрен не очень тщательно членами комиссии.
Ладно, головы нет, ночью в море её искать не весело, но ведь на теле-то сынка должна была остаться сатанинская метка, чёртов коготь, в общем, родимое пятно в форме вселенной. Комиссия побрезговала провести основательный досмотр. А когда кинулась исправлять погрешности – было поздно, трупа, конечно, давно нет. Верховный учинил допрос Базиилу. Тот говорит, что сынка своего схоронил согласно
