ритуалу, то есть сжёг и пепел по морю развеял. Главное, не придерёшься. Действовал в рамках закона, криминала за ним не было. Попробуй докажи, кого там без башки вместо сынка сожгли и развеяли?
Задним числом принялись искать башку. Какой там! Всё покрыто мраком, как клад РСХА.
Одно утешение было Тийому – трусы от Базиилова сынка остались – та самая тряпка, которой срамное место было прикрыто. И то – утешение ненадёжное. Анализ на запах, вкус и на ощупь показал, что трусы действительно находились на теле чёртого сына, но когда и на протяжении какого времени – установить невозможно.
Таких «но» с каждым вопросом становилось всё больше. И тем больше бесился Тийом. Опасения же Верховного были не беспочвенны. Дело в том, что в ведомстве Верховного всё распланировано на тысячелетия вперёд. Там где-то должно, например, превалировать зло, здесь – добро, но сбалансированно, то есть одно уравновешено другим.
Теперь представим ситуацию: сынок Базиилла, если он жив, но с потерянным статусом официального злодея, уходит в подполье на «нелегалку». Потом, воспользовавшись каналами своего отца, не информируя ведомство Верховного и в силу своей природы творить зло, начинает действовать – наносить значительный ущерб планам работ ведомства.
Скажем, по плану на текущий месяц намечен один региональный конфликт и два случая межнациональной розни. Ан, нет! Вдруг откуда ни возьмись появился в рот мочись – ещё и правительственный переворот. Ладно, предположим, к концу второго месяца можно это дело уравнять резким увеличением поголовья скота в одной из африканских стран. Но ведь это всего лишь полумера!
А предположим, сынок, чтобы нанести серъёзнейший урон всей экономико-политической деятельности ведомства, начнёт вытворять и добрые дела? Каково? Чем компенсировать? Землетрясением? Наводнением? Цунами? Начнутся в ведомстве Верховного не только постоянные сбои в работе, но и полная неразбериха. Главное – виноватых не найти. Не сваливать же всё на сыночка, смерть которого официально констатировали и под трупом подписались.
Вот почему Верховный взбесился. Он, как дальновидный политик, предвидел появление дисперов.
Здесь-то и начинается самое интересное.
Договоры в ведомствах заключались регулярно, как с Тийомом, так и с Базиилом напрямую, из-за отсутствия их убиенных наместников. Кто желал райской жизни, тот подписывался у Тийома и шёл отъедаться в моностырь, кто жаждал денег и славы – у Базиила. Помимо договора, составлялись положение о деятельности аскета или вредителя, и вытекающий из положения устав. Так велось издревле, положения и уставы разработаны были ещё задолго до Ветхого Завета – книга такая толстая, Библией её ещё зовут.
В уставе всё конкретно: от каждого - по способностям, каждому – под зад. Всё, как у нас с тобой. Ну, то есть, на что способен работник? Пятью хлебами он, конечно, толпу не накормит, и не уничтожит виноградники на земле за один час. В его распоряжении – крупица добра и малая толика злодеяний.
И вдруг не в ведомстве Верховного, а у Сатаны появляется тот, кто обладает сверхспособностями, сверхсилой. Её дать и научить этому мог только наместник, иначе говоря, один из сыночков Верховного или Сатаны. Пока идут разборки – откуда он, да кто его наградил знаниями – он втихую подписывает договор с Сатаной и, тем самым, обеспечивает свою неприкосновенность со стороны ведомств. А в соответствии с положением и Уставом расторгнуть договор представляется возможным только в случае кончины одной из сторон. Что, собственно говоря, не реально.
Это самый долговечный и самый неуправляемый ведомством Верховного договор. Всесилие и всемогущество Тийома он (договор) неизбежно, в конце концов, сведёт на нет. И вообще, религиозные фанатики скоро просто-напросто разочаруются в Верховном и перестанут верить в него.
- А я и так не верю в бога!- весело объявил Мариец. – И в чёрта не верю!
- Энтузиаст! Тебя никто не заставляет верить! Твоя вера – это синяк на копчике! Я просто пересказываю сказочку того старика «на тюрьме». Конечно, это не из тех фундаментальных легенд, которые выдумываются для воспитания молодёжи. Лёни Голиковы да Павлики Морозовы. И всё же, судя по твоему упадническому настроению, ты имел дело с Василевским или Васильковым - одним из ярких представителей дисперов. И он успел оставить автограф на твоём огромном, как вселенная, полужопии.
- Василискин. Его фамилия Василискин, а не Василевский, - поправил генерала Мариец.
- Какое имеет значение: Василискин, Василашвили, Вазилио, Возилов? Факт тот, что дисперы здесь. Не исключено, что сейчас нас они слушают. Подползай сюда, я тебе кое-что покажу,- при этих словах САМ откатил тумбочку на колёсах. За ней прятался электрообогреватель, а дальше припадал к стене огромный шмотень асбестоцементной плиты. Генерал отодвинул и его.
То, что увидел секретарь парткома, сильно впечатлило и требовало новых разъяснений.
Бесхозным пятном на совести Пылевого Столпа открылась перед ним большая трещина. Даже не трещина, а расщелина шириной в ладонь. Она раздвинула в стороны ровные ряды кирпичей, раскрошила штукатурку и представила Марийцу кусок неба, пробитый снизу остриём антенны. Так же через расщелину виднелся угол крыши соседского дома. В дыре урчал ветер, а то и присвистывал.
- Полюбуйся,- представил САМ,- этой штучки ты ещё не видел. А я годы, как с нею по соседству живу. Общаюсь, словно с живой. Капризная, скажу тебе, бестия. Хочешь, можешь с дырищей этой поговорить? Спроси у неё, как жизнь? Ну, давай, спрашивай, и не смотри на меня, точно на собственное отражение, я ещё в здравом рассудке.
- Как жизнь?- спросил Мариец, но скорее у генерала, чем у трещины.
И вдруг, к удивлению секретаря парткома, трещина выдохнула на него весенними запахами улицы несколько музыкальных фраз из «Въезда в Богатырские ворота» «Картинок с вытавки» Мусоргского.
- Бодрое настроение,- перевёл музыкальное приветствие САМ.- Ещё бы, не бодриться! Последние минуты меня терпит. Подожди, моя хорошая, немного осталось. Скоро исчезну. Совсем.
Мариец воспринял ситуацию сдержанно, его не удивили откровения генерала с одушевлённой им расщелиной. Он только трезво поинтересовался:
- Почему бы не заделать расщелину?
- Потому что!- тут же последовал исчерпывающий ответ.- Может, ты желаешь? В углу, за шторкой, лежат кирпичи, цемент, песок, мастерок,- генерал оглядел голову Марийца и поправился,- впрочем, последний тебе не пригодится.
- Но я ведь, покуда, не строитель.
- А кто же ты? Если работаешь в строительной организации, значит – строитель. Подарки ко дню строителя получаешь? Премии за рационализацию, за ввод объектов, за экономию и перевыполнение? Вот бери инструмент, хватайся за голову и перевыполняй, голубчик.
Генерал нехорошо распалился. Говорил громко, ехидно, выговаривая каждое слово:
- Таких хреновых строителей у меня только в Пылевом Столпе около тысячи наберётся, да на строительных объектах – ещё четыре раза по столько. Всех кормлю с рук, всех одеваю, содержу, как паразитов, на своём теле. А вам, паразитам, ведь всё равно, что САМ, что зам., лишь бы имелось тело, в которое можно было бы впиться, всосаться и грызть его, набивать собственное чрево. Я ведь для всех вас – кусок пирога. Пока от меня отламывается, вы довольны, рукоплещете мне. С жиру и спеси появилась возможность заниматься мелкими интрижками, спрятаться за партию и прикрывать партийным билетом срамное место, я имею в виду – голову. Не забываете впутывать и подтасовывать имя генерала в свои гнусные делишки. Браво, ребятня, здорово у вас получается! Ничем не гнушаетесь! Вы одного не учли: я знаю про каждый ваш шаг, читаю любую вашу мысль, всех, без исключения. И про твои мемуары, (читал и ржал до коликов), и про Кричалинские пьянки, и про пошлые анекдоты Фрудко я знаю решительно всё.
Когда появилась трещина в здании, казалось бы, более крепком и монолитном, чем египетские пирамиды, я догадался, что пришло время насторожиться. Трещина – не просто брак в работе. Это предвестник кончины, нашей, общей трестовской кончины.
Надо было начать защищаться. Но прежде найти – от кого? Я бросился искать. Я долго искал. И нашёл благодаря этой штуковине,- он щёлкнул клавиатурой «компьютера» и принялся сверлить взглядом секретаря парткома.
Марийцем давно было подготовлено оправдание:
- Я принимал его по рекомендации.
- Естественно. Правда, ты её не видел и не подозревал, что эта рекомендация самого Мастемы, а прячется она у него чёртовой меткой на теле. У меня ведь было достаточно времени внимательно разглядеть родимое пятно пока – однажды - он шуршал бумагой и гнездился на унитазе.
« Родимое пятно не на голове, что ли?»- догадался Мариец.
- А обнаружив, сперва я утвердился в мысли, что этот молодой человек – официальный представитель того ведомства и подпортит мою империю в незначительной степени. Ну, там – два-три грубых нарушения по ТБ со смертельным исходом, лестничный проём обрушится, машина с бетоном перевернётся. Обычные рабочие моменты.
Но когда произошло исчезновение Фрудко из Пылевого Столпа, я догадался, что силы у нас в тресте действуют мощнее, чем рядового командировочного Ведомства. Я сразу вспомнил сказочку старика о трусах из бельтинга. А трещина подсказала, что я на верном пути: в тот же день у нас состоялся первый диалог на музыкальном языке. Она насвистывала, а я переводил и мотал на ус. Не скажу, что о Брыковском я владел исчерпывающей информацией, но кое-что знал и уже готовился к переговорам, к взаимовыгодному и мирному сосуществованию. Как вдруг обнаружились записи этого чокнутого балабола Фрудко. Такого, гад, наворотил. Да ещё и Кричалина подсобила – хоть выгребай всем военным гарнизоном! За год не выгребешь! Качественно наворотили, с вонью – до соседней области. Мне осталось лишь развести руками и взирать беспомощно на стремительные события.
Николай Демьянович сохранял наигранное внимание и покорную молчаливость, хотя уже догадался, что генерал только что, на глазах, придумал эту сногосшибательную версию. Он подогнал события последнего месяца под удобную, портативную концепцию. Выставил себя перед Марийцем прозорливым политиком и тонким стратегом.
На самом деле никакой исчерпывающей информацией о Брыковском он не владел. Он даже внешность корреспондента описать не сможет, спроси его, потому что никогда его не видел, а если видел случайно, среди толпы, то не запомнил. Не царское это дело – запоминать лица плебеев.
«Если пошевелился, значит для окружающих пока ещё представляешь интерес, хотя бы, как продукт питания». Так, кажется, Брыковский любил выражаться?
Не из желания спровоцировать генерала, а токмо потому, что у секретаря парткома с новой лихорадочной силой заработала сигнальная система защиты, он спросил:
- Значит, покуда, есть мнение, что против дисплебеев, или как их там, диспербеев, наш многонациональный народ ничего не может и ничего не значит? Они, то есть, вроде масонской ложи? Хотят – свергнут, хотят – помилуют?
- Масонская ложа? В этом что-то есть. Но нужно представить их власть на порядок выше.
- Ага,- подвёл
