может подскочить вверх, и её показатели. Областное руководство по головке не погладит. Спросит:
что вы там за самодеятельность развели?
- Я тоже единогласен с прокурором,- вмешался начальник управления базы Стерляснаб,- трудовой почин должен исходить из Москвы, из депо Москва-Сортировочная. А мы уж тут всем миром и одобрим! Может, телефонограмму им послать: «Срочно объявляйте почин, тчк, есть необходимость его поддержать, тчк»?
Второй секретарь горкома явно изнервничался, он принялся крутить и хрустеть суставами пальцев:
- Время, товарищи, вре-мя! Нас сроки поджимают. Если сегодня не придём к окончательному решению, то завтра такое начнётся, та-ко-ое!
- Время и ветры опять же, понимаешь ли. Сразу и не разберёшь, что важнее,- уточнил главный прокурор.
- Пока ваши ветры дуют, столько времени пройдёт, что на пенсию будет пора отправляться,- не без ехидства подметил заместитель председателя горисполкома.
- Почему мои? Возьмите их себе, пусть вас сдувает с кресла, понимаешь ли.
- Сам вы ветродуй!
- А вы – козёл пернатый.
- Я вас за такие оскорбления упрячу куда подальше,- обиделся зампредисполкома,- все слышали? Все свидетели, как административное лицо обругали жестоко?
- Упрячешь? Дулю вам! Санкцию-то на арест ко мне придёшь просить!
- Товарищи, заканчиваем прения! Предлагаю поэтапно голосовать. Кто за постепенный переход завтрашнего торжества в городской коммунистический субботник – прошу поднять руки!- второй секретарь умело перехватил инициативу и повернул заседание в нужное русло.
- Вот это я понимаю, вот это деловой подход. Кто же откажется руку поднять? Нет уж, мой хлеб никто у меня не отберёт,- обрадовался директор жилсоцбанка.
В течение всего совещания он травил и заражал людей позевотой. Рот он открывал шумно и резко, так, что на лице, кроме провала в утробу, оставались только щелки глаз.
Присутствующих охватывала цепная реакция.
Следом, тут же, захрумкали челюсти и забряцали зубы, будто началась беспорядочная перестрелка. Присутствующие рвали себе рты. А председатель совпрофа при очередном приступе прятал голову под стол и успевал там незаметно перекрестить рот. Подлец!
- На втором этапе мы проголосуем за то, чтобы инициаторами городского субботника была обувная фабрика.
Все единогласно стукнули локтями по столу. Второй секретарь почувствовал вновь бразды правления в своих, натруженных голосованием, руках. Под первым пунктом экстренного вечернего совещания можно было подводить черту. Но тут опять встрепенулся и встал поперёк горла председатель совпрофа:
- А усиленный наряд милиции? Забыли?
- Куда его, по заводам, что ли, расформировывать?
- Не-ет! Его - вокруг Дома Советов, и в полной боевой готовности! То вдруг чего? Потом хлопот не оберёшься! Знаем, бывало уже. В городе экстремист на экстремисте сидит и экстремистом погоняет, а мы – нате вам!- без охраны. Легко же вы разбрасывайтесь Советской Властью!
- А с ветрами, опять же, как быть, понимаешь ли?
- Для того и народ, что бы от ветра защитил!
Мирно задремавший директор жилсоцбанка широко зевнул и на удивление присутствующих до предела открытым ртом, чётко произнося каждый звук, сказал:
- Ерунда! Никаких нарядов не надо. У нас местный житель по природе своей очень глупо-ой. Он ведь всё наоборот воспринимает. Ему только поставь где-нибудь, хоть за городом, пикет милиции, сразу сбежится полюбопытствовать – кого там охраняют? В два счёта толпа соберётся, потом и палками не разгонишь. Глупой житель, и только!- он клацкнул зубами и стал ждать следующего приступа зевоты.
- Мы милицию в гражданскую форму оденем, и она сольётся с общей массой прохожих,- предложил председатель совпрофа.
- Тем более не поможет. Подумает наш житель, что посол из Нигерии или Непала к нам пожаловал. Вот тогда держись, жди натиска! Я же говорю, наши горожане – темнота неотесанная, они так себя странно ведут, будто негров никогда живьём не видели. Каждому потрогать хочется, домой к себе затащить, накормить до рвоты негра и побрататься с ним. Ой, глупой житель! Ой, глупой! Если по правде, кому надо, тот давно бы в Москву съездил и набратался бы с неграми, хоть до почернения! Нет, к неграм нашего жителя допускать нельзя! Дикий житель, глупой! Так и норовит без мыла в друзья пролезть!
- Тогда мы сделаем так: сперва спецавтобусами на рабочие места привезём чернокожих друзей нашей страны, а затем запустим рейсовые маршруты, во избежание международных конфликтов,- вмешался директор головного автопарка.- Правда, у нас ещё опыта маловато, но я думаю, мы справимся.
Говорил он быстро, но каждое слово рубил с плеча.
Оскорблённый прокурорской безнаказанностью, и затихший на время зампредисполкома, вдруг словно зарвался:
- Нет уж, позвольте! Я не позволю вам разжигать межнациональную рознь! Мы должны быть все вместе, в одном ряду, что белый, что синий, что голубой!
- Тут я только что слышал: кто-то имел неосторожность высказаться о голубых?
- В принципе, в принципе говорю!
- Знаем мы ваши принципы!
- А я предлагаю, опять же, негров никуда не выпускать, закрыть в своих квартирах под предлогом, понимаешь ли, общегородского учения по гражданской обороне, и не выпускать!
- Вам бы только всех позакрывать!
- Нет, с неграми надо решать конкретно: быть им на субботнике, или в какой другой день отработать?
- Не надо нам ихних отработок. Пускай кофэм за субботник расплачиваются. Или, в качестве обмена, они нам – кофэ, мы им – субботник, – предложил директор треста столовых. – И чтобы был растворимый, в банках, за шесть рублей, а лучше – со скидкой.
- А я, опять же, настаиваю, чтоб цветное население нашего города, в связи с крепнущей на глазах интернациональной дружбой, на субботник не пущать!
- Вы меня с вашими запретами скоро по миру пустите,- возмутился директор треста столовых, махнул на прокурора рукой, но тут же нашёл компромиссное решение.- Хорошо, пусть – не растворимый и без банок, пусть будет зерновой, но со скидкой.
Однако прокурор упрямо стоял на своём:
- Зерном – тоже, понимаешь ли, нельзя. Тут дело валютное, государственное. Вот если б смешанными кормами, куда бы ни шло.
- Да вы что, очумели? Кто же будет пить такую бурду? Любой цивилизованный негр и скотину поить не станет этой гадостью! Не те времена!
- Вот именно, не те времена, понимаешь ли. Раньше наши коровы бежали без оглядки от чайных плантаций, как от чумы, и чай городской житель пил неохотно, а теперь коровы стали жрать чай – и пойди, найди его на прилавках? Хрена с два! Деликатесь, понимаешь ли. Коровы – умный народ, знают, что им жрать и пить.
- Не знаю, не знаю. Мне кажется, ваши запреты только накалят международную обстановку. У нас и без того торговые отношения в общем и целом не на высшем уровне, а с негритянскими странами – и того хуже.
- Товарищи,- сумел ввернуть слово зампредисполкома,- это всё слова. Слова, слова. У нас до сих пор нет конкретного решения. Что же мы будем делать с неграми? Не оставлять же их бесхозными? Следует их кому-то поручить? Кому? Кто возьмётся шефствовать завтра над неграми? Ну, смелее?
Наступили длительные, печальные минуты молчания. Все затаились, подыскивая веские причины для отказа.
И снова спасительным знамением взметнулся над членами экстренного совещания прозорливый ум второго секретаря горкома. Он вопросом разрубил гордиев узел, безнадёжно затянутый чернокожими друзьями. Второй секретарь спросил:
- Товарищи! О чём у нас речь? Откуда в нашем городе взяться неграм, если последний иностранец у нас был три года назад? И тот – из Японии, по контракту.
- Это который у нас в ювелирном магазине все уральские самоцветы скупил? Как же, помню. Маленький такой, сморщенный, будто новорождённый. Вот негодяй! Но – не негр, нет, точно, не негр, - решила помочь второму секретарю развеять всякие сомнения начальник Гороно.
Она была женщиной решительной и ярой противницей любого размежевания в административно-командных кругах.
Особенно рьяной стороницей тесного сплочения управленческих рядов она сделалась после того, как из центра пришло указание об упразднении Гороно. Ей оставалось два года до пенсии. Всего два года до персональной пенсии. В Москве этого не хотели понимать и усиленно вынуждали её отказаться от звания неподкупного борца за перестройку.
- Постойте, товарищи! Какой-такой японец? Нет уж, умерла – так умерла! А с кофэм как быть? Я уже распланировал по столовым и кафэтериям кофэ разбросать. Вы как хотите, а без негров нельзя! У меня лежалого продуктового товара только на сумму – порядка 2 миллиона. Если не в нагрузку продавать, то его никто и жрать не станет. Городской наш житель с голодухи начнёт пухнуть. Это катастрофа, товарищи! В общем, где хотите, там негров и доставайте!
- Обратитесь к директору Коопторга. У него на рынке кофе всегда есть в запасе,- ткнул пальцем зампредисполкома в сторону усатого гражданина с осоловелыми глазами.
По возможности директор старался не отвечать, а если говорил, то отворачивал лицо в сторону и большими глотками сосал воздух. Он болел необъяснимой медициной болезнью. Что-то странное: то ли с печенью, то ли с желудком. Изо рта у него нестерпимо пахло. Запах был густо намешан: не то армянский коньяк с кетовой икрой, не то посольская водка с вялеными бананами, не то виски с квашеной капустой. Обильные запахи вызывали у некоторых, из числа заседавших, сомнения и даже усмешки по поводу его болезни. Но сам директор документально мог опровергнуть любые подозрения. На этот счёт у него имелась выписка врача в лечебной карте и справка, где было сказано, что, да, действительно, от директора коопторга пахнет. И пахнет не только очень сильно подозрительно, но и очень подозрительно давно. С детства. Источники запахов до конца не изучены. Исследования очень важного для медицины объекта ведутся. Подпись – неразборчиво и печать городского вендиспансера. А печать эта лишний раз указывала, что вонючая болезнь директора была наследственной.
Усатый гражданин с удивительно прочной наследственностью никогда никому не отказывал, поэтому крайне редко выполнял свои обещания.
- У меня есть ребята, нитрат твою за ногу, я им дам команду, пестицид твою в корень, и они завтра доставят,- громыхнул он куда-то в сторону.
Ребят у него, конечно, не было, как и не было места, из которого можно бы было доставить кофе. Из всего названного у директора в наличии имелись только нитраты и пестициды.
- Но при этом, прошу учесть, что наш житель кофэ потребляет очень много, в смысле не мало! И снабдить его надо соответственно потребностям!- не унимался директор треста столовых.
- Уж бросьте вы фантазировать: наш житель, наш житель! – второму секретарю горкома надоело перемалывать одни и те же вопросы. Он начал нервничать и подёргивать плечом: – Наш житель не пьёт кофе, к вашему сведению! Его пьёт вшивая интеллигенция! А рабочему классу некогда хлебать всякую гадость и попусту тратить время. Наш житель по сознанию стоит много выше чашки кофе. И вообще, я думаю, давно пора нам напустить гегемона на всю эту нечисть – интеллигенцию, неформалов и других наркоманов и пьяниц- чтобы отбить
