всякое кофейное желание. Совсем разболтались, никакой дисциплины, нет от них житья!
Ладно, товарищи, перейдём к следующему вопросу. Прошу учесть, что время у нас строго за… - но тут второй секретарь осёкся и замолчал, не зная, как правильно сказать. Вернее, знать-то он знал, все слова были зазубрены за долгие годы работы в горкоме, обыкновенные, шаблонные слова и выражения. « Время строго за…» Если речь шла о времени, значит оно могло быть строго регламентировано или лимитировано. Но второй секретарь то ли замешкался, то ли очнулся на миг, и закончить предложение ему не дала его же совесть. Он с нарастающей тревогой вдруг стал сознавать, что несёт несусветную чушь. «Строго зарегламентированного» времени в данном случае быть не может, а «строго залимитированное время» – вообще противоречит элементарной грамотности. От наступившего прояснения в мозгах его даже начало подташнивать. Он поглядел на зампредисполкома, ища у того поддержки, но зампред предательски молчал и даже скуксил рожицу.
Молчание в аудитории длилось минуты три. Затем у второго секретаря резко отхлынуло это идиотское прояснение в мозгах, и он привычно закончил:
- … время у нас строго засечено по секундам. На следующий вопрос по регламенту лимитированного времени нам отпущено полчаса. Время я засекаю. Итак, по следующему вопросу нам нужно определиться: как нам завтра отнестись к религиозным настроениям у определённого круга жителей? Не принимать во внимание или отнестись с чуткостью? Слухи и сплетни о каких-то там трусах из бельтинга и последующих атрибутах народного опиума не на шутку взволновали среднего жителя нашего города. Прилагаются к данным сплетням и разговоры о нечистой силе и мифических личностях…
- Точно! Я слышал! Батько Махно, понимаешь ли, объявился! Изжить этих недобитышей надо!
- Махно?
- Натурально, Махно! За чистоту нашего круга выступает. Чистку собирается устраивать. У него и своя партия есть: партия зелёных!
- Фу, ты, напугал!- вздохнул с облегчением второй секретарь.- Это же неформалы! Они – борцы за чистоту окружающей среды.
- Я и говорю – чистку собираются в нашей партийной среде проводить.
- Нет же, нет! Они борются за чистоту природы! За чистый воздух, за нетронутые леса…
От досады главный прокурор хлопнул себя по коленям:
- Ах, ты, понимаешь ли, если б не ветры, я бы их всех прописал в нетронутых лесах. Воздуху им, понимаешь ли, чистого не хватает!
- Что вы, в самом деле, так взъелись? – Тут же не преминул вставить язвительное словцо запредисполкома:- Пусть себе борются. Они же никому не мешают.
- Как это не мешают? Порядочным гражданам всё, что идёт вразрез с намеченным курсом правительства и партии, должно мешать. Сперва, понимаешь ли, партия зелёных, потом – партия сиволапых, а там недалеко и до партии фашистов. Вот скажите, откуда взялись эти слухи про трусы и мистику всякую? Отвечаю: оттуда же! От расплодившейся неформальности! Поэтому моё мнение такое: во внимание не принимать, но осудить со всей строгостью закона! Второе: подключить общественное мнение, а трусы использовать, как вещественное доказательство антисоциальных акций всех неформалов. И последнее…
Однако последнее предложение главный прокурор внести не успел. В зал заседания вошли хозяева города Стерлядова. В настеж распахнутые двери в ритме марша Мендельсона, они ввели сухонького старичка с лицом, исполненным вельможного уважения к себе.
Председатель горисполкома бережно держал в ладонях локоть старичка, нёс его на вытянутых руках, будто боялся, что локоть расплескается по дороге, а первый секретарь, устроившись удобно слева, щекотал губами ухо вельможи, то и дело прыская от собственных шуток. На что старичок реагировал крайним изумлением: останавливался и оглядывал с головы до ног данный объект, точно заново знакомился с ним.
« Председатель из области»,- решили все заседавшие разом, глядя на танец хозяев города вокруг старичка, но спустя мгновение, уточнились: «Нет, представитель из центра!» - и начали лихорадочно сопоставлять лицо вельможи с лицами на фотоплакатах членов Политбюро. Облик старичка в глазах заседавших казался идентичен, по крайней мере, с шестью членами Политбюро, двумя замами Преседателя Совета Министров и одним замом Министра обороны.
Только двое имели отличную от большинства точку зрения. Это директор рынка, который распознал в старичке коррумпированный во времена застоя элемент, соответственно решив: «Так, значит, его освободили из ИТК? Значит, всё возвращается к старым режимам?», и директор треста столовых, принявший высокопоставленного гостя за рядового ветерана партии из союза потребителей.
- Высокой чести нас удостоил своим посещением дорогой и всеми уважаемый товарищ…
- Не надо,- перебил старичок первого секретаря горкома и игриво погрозил ему пальцем,- никаких уточнений. Я прибыл к вам инкогнито. Миссию мою прошу держать в строгой секретности.
- Как же, понимаем, понимаем,- подхватил тут же секретарь горкома. И все заседавшие, кроме двух, поддержали понимание должным образом и на должной высоте.
Только директор коопторга подумал: «В Кремле опять готовится переворот. Нам привезли новые инструкции!»
А директор треста столовых ударился в панику. Он ничего не понимал из того, что поняли все. Следовательно, поддерживать должным образом ему было нечего и некого. Он впервые почувствовал, как на глазах у всех присутствующих начинает происходить его стремительная измена народу, партии и четвёртому интернационалу.
Первым делом старичок решил ознакомиться с протоколом внеочередного экстренного совещания. Внимательно изучив десяток страниц текста под единодушное восторженное молчание, он свернул протокол в трубочку и постучал им по столу, точно проверял прочность захваченного трофейного оружия.
Мнения в зале сразу разделились. Первая половина подумала, что старичок собирается дубасить протоколом по физиономиям всех подряд, вторая – что будут бить только секретаря и председателя, а директор треста столовых был уверен, что достанется лишь ему - за непонимание и измену четвёртому интернационалу.
- Так, так,- прокомментировал старичок свою хулиганскую выходку, приставил протокол заседания к правому глазу и через трубочку начал поочерёдно изучать собравшихся.
В рядах появились признаки первого замешательства. Те, на кого через дуло протокола взирал вельможный глаз, растерянно оглядывались по сторонам и одёргивали галстуки. Команды никто не давал и было неизвестно, как вести себя в подобных случаях: встать и отрекомендоваться или ограничиться чуть заметной подобострастной улыбкой.
Старичок чувствовал себя среди городской элиты вольготно, и поведение его было вызывающим, точно у поднаторевшего рэкетира.
- Так, так,- проговорился он снова, когда осмотрел всех присутствующих,- ну, так что, строители светлого будущего, страшно?
И действительно, было страшно. Только не понятно – от чего страшно было? Но страшно. Значит причина для всеобщего страха имелась.
- То-то,- обрадовал членов экстренного совещания вельможа,- это вам не квартиры делить в элитном доме. У кого из вас вышло 60 кв. метров общей площади на человека? Поднимите руки?
Первым среагировал председатель горисполкома. Он изловчился и чуть ли не через подмышки старичка вполз лицом к лицу:
- Смею вас уверит, никто из числа подозреваемых в престижных домах не живёт. Сигналы, поступившие к вам, ложные. И не просто ложные, а очень даже ложные. Из 70 квартир в этом доме две занимают семьи рабочих, а в остальных – передовики соцсоревнования с городской Доски Почёта.
- С остальными – ясно! А вот что за рабочие такие занимают две квартиры? Они – токари, слесари?- не унимался дотошный вельможа.
- Они…вальцовщики.
- Даже? Это теперь так называется?- издевательски спросил старичок.
Председатель исполкома густо покраснел.
- Ну нет, я вас не хотел обидеть,- погладив протоколом совещания по голове председателя, успокоил вельможа,- я же не знал, что вы подняли их в квалификации из рубщиков мяса в вальцовщики. Рабочие рынка, в моём понимании, тоже – люди. Тем паче, что квалифицированные вальцовщики мяса стране очень нужны.
- Мы немедленно вынесем этот вопрос на очередное заседание Горкома,- не растерялся и отрапортовал старичку первый секретарь.
- А вы уверены, что в очередной раз засядете? Я, например, имею сомнения на ваш счёт.
Вельможа распалялся на глазах. Появились и конкретные причины для страха.
Совещавшиеся обречённо наблюдали, как вельможа из центра блистал своей информированностью.
Лишь управляющий дорожно-эксплутационного управления попытался вступиться за Первого секретаря Горкома. На фоне других его поступок был дерзкой попыткой заявить вельможе о демократии и полной гласности в стране. Он сказал так:
- Зря вы нас ругаете. Мы, в общем-то, люди неплохие и порядочные. А если случаются недоделки в работе по объективным причинам, то мы быстро реагируем и исправляем их.
Всё время экстренного совещания управляющий отсиживался в углу, за спинами коллег. Реплику эту он держал в резерве, на случай защиты собственного достоинства и профессиональной чести.
Но вышло на редкость удачно, что ею он сумел защитить всю городскую номенклатуру в лице секретаря Горкома.
Он высказался и сразу истощил весь словарный запас на вечер.
На выпад управляющего ДЭУ старичок отреагировал дружелюбной, лаконичной фразой:
- Лично вас я ругать не собираюсь. У вас родственник за границей имел большой вес в политических кругах.
И все в зале предательски, дружно заржали, угождая вельможе. Информированность его была, действительно, диких, неизмеримых масштабов. Откуда мог знать сановный вельможа, в возрасте закостенелого склеротика о богатом родственнике управляющего ДЭУ?
История эта за давностью лет потеряла остроту и популярность, хотя и десять лет назад о ней знали только в узких коридорах власти Дома Советов.
В то время жизнь текла легко и планомерно. В магазинах что-то ещё было, на базы обещали ещё что-то подвезти, вино-водочные изделия отпускались с 11, жалобы по инстанциям почти не расходились, и каждый был занят своим непосредственным делом. «Хозяева» легко уживались со слугами народа, а те, в свою очередь, легко прощали хозяевам их панибратский тон.
Впрочем, не всё-то было спокойно. Из Москвы, через Минкультуры, пришло указание о всемерном повышении культурного уровня населения и усилении военно-патриотического воспитания молодёжи путём массового разучивания песенного цикла из шести новых произведений по трём возрастным категориям. Исполнение песен входило в зачёт сдачи норм ГТО.
Из открытых окон школ и детских садов уже летели ребячьи оптимистические ритмизованные признания:
- Мы сча-а-стли-ивы тем,
Что-о в Москве-е родили-ись!
Их забивали студенческие баритоны и звонкая комсомольская благодарность:
- За то, что я живу на свете –
Спасибо, Генеральный Секретарь!
Но лирический голос старшего поколения оставался нем и безучастен к
