разучиванию классических произведений и сдаче норм ГТО. Отцы увиливали от хорового пения, не то чтобы игнорируя указания сверху, но как-то несерьёзно подходя к ним. Ситуация могла вполне перерасти в критическую.
И тогда на объединённом заседании Горкома и Горисполкома было принято единственное правильное и спасительное решение. Помимо коммунистов, которых обязали разучить песню «Малая Земля», остальному беспартийному блоку города, имеющему личный транспорт, решено было поставить условие: незнание текста песни данной возрастной категорией приравнять к незнанию правил дорожного движения. В случае же незнания шести песен
всех 3-х возрастных групп, личный транспорт этих политических саботажников «техосмотр не проходит» и «бензином на городских АЗС не заправляется».
И вот, в самый разгар политико-воспитательной кампании, когда все руководители предприятий и организаций, партийные и общественные инстанции взяли верный курс на форсирование указа, вдруг взбунтовался управляющий ДЭУ. Проявилось его явное отклонение от заданного партией и народом курса.
В массах появились возмущённые голоса: почему-де в городе нарушены принципы равноправия, почему-де простой трудовой и крестьянский народ участвует в хоровом пении, а кое-кто уклоняется, игнорируя, тем самым, массы и пробуждая в них антиобщественное настроение?
Дело дошло до того, что вопрос о поведении управляющего ДЭУ пришлось вынести на очередное заседание Горкома.
Вот что было установлено парткомиссией в ходе расспросов и исследования поведения управляющего ДЭУ:
« Виновный, просматривая как-то подшивку газеты «Правда», в частности – третью полосу, раскрывавшую во всём гнусном величии мир прогнившего капитализма, наткнулся на карикатуру художника Бутусова В.Н. На ней был изображён пожилой мужчина с редкой бородёнкой, в звёздно-полосатой шляпе и удобряющий долларами почву, из которой пробивались хилые ростки с табличками: «клевета», «утка», «антисоветчина» и т.д.
Управляющий ДЭУ сразу и безошибочно признал в пожилом мужчине своего двюродного деда Семёна.
Каково же было удивление, когда он под карикатурой прочёл надпись: «Щедрый сеятель дядюшка Сэм». Это обстоятельство ещё больше укрепило управляющего во мнении, что центральная газета поместила портрет его родственника.
Дед Семён, или как его теперь называла газета «Правда», « Дядюшка Сэм», славился деловой хваткой всегда. В бытность ещё бесштанным ребёнком управляющий хорошо помнил, чтил и любил двоюродного деда, и тот отвечал любовью внучатому племяннику, называя его единственным наследником.
Что правда, то правда! По прямой линии двоюродного деда было засилие наследниц, и ни одного мужика!
В 32-ом году деда срочно послали в бессрочную командировку по обмену опытом в деловой хватке за границу Родины. След его там и растворился, родственники о нём забыли.
Поэтому объяснимо было волнение внучатого племянника, отыскавшего богатого родственника в полном здравии через 45 лет. Дед Семён эмигрировал в Америку, и нечего было разыскивать его среди без вести пропавших.
Полный родственных чувств, управляющий ДЭУ написал заявление на имя Президента Соединённых Штатов с просьбой о воссоединении семей и передачи состояния деда Семёна, или Дядюшки Сэма, по наследству.
Копии писем и заявлений управляющий предоставил парткомиссии при Стерлядовском Горкоме, что послужило веским оправдательным аргументом. Всем сразу стало ясно, что управляющий не игнорировал массы и курс политический держал верно. Ему было просто не до песен и стихов, когда такая фортуна подвалила.
Между тем, на заседаниях высказывались сомнения по поводу реального лица дяди Сэма, в частности, начальником Гороно была выдвинута версия о «дяюшке Сэме, как символе США!» На что управляющий ДЭУ ответил резким выпадом в сторону оппозиции, и со словами: «Вы меня ещё в школе вашими символами достали!» - скандально покинул Дом Советов.
Развязку в кульминации с богатым родственником казалось было нашёл второй секретарь Горкома через пару дней. Просматривая очредную экспортную корреспонденцию, он наткнулся на высокий слог управляющего ДЭУ. Тот подавал исковое заявление на взыскание международных алиментов с дядюшки Сэма, будучи доведённым молчанием богатого родственника до отчаянного состояния.
Сориентировавшись на месте, второй секретарь взял на себя смелость сообщить исцу о скоропостижной кончине дяди Сэма на островах Фиджи, где он, якобы, проживал последние 30 лет в долговой яме.
Предусмотрительно покрутив на конверте печатями, с целью размазать до неузнаваемости буквы и цифры заграничного почтамта, он отослал ответ управляющему ДЭУ. Таким образом, инцидент с фортунным родственником был погашен.
Но так казалось лишь второму секретарю, поскольку на следующий день управляющий явился с просьбой отпустить его на острова Фиджи для присутствия там с советской родственной стороны в похоронной церемонии незабвенного Семёна-Сэма. Просьба была мотивирована тем самым письмом, над которым поработал второй секретарь.
Здравомыслящий человек не мог предположить, что дикие нравы аборигенов с острова Фиджи не только ни отпугнут цивилизованного управляющего, но и с ещё большим рвением привлекут к себе. «И это несмотря на то, что последние 40 лет жить становилось всё лучше, жить становилось всё веселее!»
Загнанный в угол второй секретарь, дабы избежать дальнейшего развития скандала, отослал заявление управляющего ДЭУ по инстанции с резолюцией: « Чёрта ему лысого, а не заграницу!» О том, что заявление отправлено в Москву, «куда следует и кому следует», истец был уведомлен в ту же минуту.
Как известно в провинции, Москва является центральным кладбищем деловых бумаг любого рода. Там не вдаются в подробности, как, впрочем, и содержания заявлений не читают. Там другой ритм жизни, там слезам не верят и хоронят бумагу сразу, без проволочек и головных болей. В больших, средних, маленьких и беспредельно маленьких кабинетах ожидают чиновники прихода очередной партии Всесоюзной макулатуры. Это так называемые сортировщики, главная обязанность которых – отстёгивание деловых бумаг от красивых упаковок, с кожаными в позолоте переплётами, замшевыми, плюшевыми, лайковыми обложками.
Любой магазин канцтоваров и, тем более, база снабжения воспылала бы ярой завистью при виде изобилия и разнообразия этих папок, этих ярких, умопомрачительных обложек.
В них вложен весь талант провинциальных дизайнеров, тонкий ум и чутьё художников, стремившихся не только угодить заказчикам, но и ловко упрятать под форзац своего творения жалкую колонку цифр и хилый отчёт о проделанной работе перед московскими товарищами.
То, что в Москве никогда не просматривали и никогда не просмотрят подотчётных сведений и цифр, знают все - от Балтийского моря, до Берингова пролива.
Но не хуже этого знают, что едва стоит отослать деловую бумагу без соответствующей упаковки, как товарищи из центра, круто обиженные невниманием и неуважением к себе, начнут творить расправу над насмешниками.
В колонках цифр обнаружатся неточности, и эти неточности расценятся как халатность и преступление, которое должно быть срочно наказано в административном или уголовном порядке, так как именно эти цифры сыграли важную роль в провале экономики нашей любимой Родины.
Вероятно, гнилой Запад перенял у нас всё-таки опыт – оборачивать дрянной товар в красочную упаковку, с той разницей, что у них он внедрён во всех отраслях экономики.
Что ж, Западу простительно. Здесь ученик превзошёл своего учителя.
Второй секретарь, как никто другой, был знаком с методикой работы московских учреждений. Он и сам требовал от ходатаев и «подотчётников» той же аккуратности в оформлении деловых бумаг, просьб и заявлений.
На глазах умилённого управляющего ДЭУ он вложил заявление в лучший экземпляр «папкового дизайна» и вызвал фельдегеря.
Документ был отправлен в Москву. А по мнению второго секретаря – в чёрную бюрократическую дыру. Похороны удачно состоялись. Удовлетворению управляющего не было предела. Он приободрился, дисциплинировался и через неделю-другую даже наизусть стал насвистывать мотивчик «Малой Земли», стилизовав его под аргентинское танго. Стороны остались обоюдно довольными проделанной операцией.
Однако через месяц, вопреки всякой убеждённости второго секретаря, из Москвы пришёл ответ-вызов на имя управляющего ДЭУ. Заявление его было рассмотрено столицей, о чём и уведомлялся новоявленный Стерлядовский эмигрант.
В Горкоме начался переполох. Откуда? Как? Каким образом? Перепрыгнув Городской комитет партии? Самодеятельность развёл? Наказать!
«За что? - спросил управляющий. – Заявление-то подписано работником Горкома, так что перед партией чист и безгрешен».
Время, которое ушло у внучатого племянника дядюшки Сэма на поездку в Москву, вторым секретарём было потрачено на объяснения своей выходки перед членами Горкома.
Провинциальный мусор был вынесен из избы – виновные должны быть наказаны. Все ждали только указаний сверху и были на готове, точно войска быстрого реагирования.
Отпечатали два протокола (по одному – на каждый конкретный случай) об исключении из партии провинившихся и санкции на арест – до кучи.
Первые известия из Москвы привёз сам Управляющий, и эти известия внесли в ряды Горкома ещё большую сумятицу.
Оказалось, что там, в принципе, были не против тёплых родственных чувств внучатого племянника, но одновременно указали на ошибки в оформлении заявления.
Высокопоставленное лицо требовало от управляющего ДЭУ рецензию на данное заявление, а не резолюцию, и главное – от лица полномочного в данной области. « В свете последних решений рецензия, как ничто другое, даёт объективную, бескорыстную оценку. Резолюция же ничего не даёт, кроме личностного отношения к данному документу!»
Дальше: ссылаясь на новые указания приёма заявлений от советских граждан в пунктах 2-2; 2-3; 2-5 настоящего Указа, сказано, что «каждое заявляющее лицо в целях ускоренного изучения документа компетентными органами обязано вместе с заявлением представить краткое содержание данного документа, а согласно пунктам 6-2; 6-5, разбить содержание заявления на несколько частей, каждую из которых разделить на главы и кратко изложить резюме всех последующих глав. Наиболее важным в приложении к заявлению является эпилог, иначе говоря, вывод просьбы, прошения и т.д. заявляющего лица, который согласуется с вышестоящими инстанциями и заверяется нотариусом. В соответствие с пунктом 8-8, заявление не публикуется и не возвращается. Сохранность документа гарантирована. Срок гарантии - 75 лет». ( В сравнении с японцами, у которых гарантия даётся на четверть века, мы далеко убежали вперёд).
Сперва, изучив памятку и копию Указа, привезённые управляющим ДЭУ из Москвы, члены Горкома впали в затяжное уныние, поскольку восприняли их как руководство к дальнейшему совершенствованию работы, а может, даже – и как программу для работы с населением в текущую пятилетку. После предварительных обсуждений
