некая особа ругала последними словами Бундыка за то, что тот не высылает вовремя алименты на содержание сына. Их сына, который теперь подрос и всё чаще тянет свои детские ручонки и зовёт: «Папа, папа!»
Естественно, несчастный Бундык «налево» от жены никогда не ходил, на стороне детей не имел, и в Казани бывал лишь проездом - на привокзальном перроне покупал чак-чак.
Но зато месяц назад он позволил себе вольность – сказать при свидетелях, что на рожу машинистки редакции газеты он без смеха смотреть не может, и непонятно, как такая коротконогая конопатая дура ещё надеется подцепить жениха.
Несчастный Бундык не знал, что коротконогая дура имела длинные руки и «закрученные под пакости» извилины в голове, как забыл он и о своём давнем неосторожном высказывании при свидетелях. А потому долго ещё ему пришлось спать на общежитской койке, доказывать свою невиновность и примерным поведением заглаживать перед женой и тёщей грехи, которых никогда не было.
Цепкие мозги машинистки имели и генеральное направление – от руководства Пылевого Столпа она намеревалась получить двухкомнатную квартиру. Что бы она не предпринимала, как бы не строила глазки и не мечтала о женихах, все её действия были направлены на обретение благоустроенной, тихой и уютной обители. Она имела на это полное право, как мать-одиночка и как совслужащая в партийных кругах.
С присущей партийным кругам самокритикой о себе Кирякова говорила так:
« Я омордотворяю собою угнетённый класс женщин скотами мужской половины». Насколько известно, слово «лицо» она не произносила совсем с того времени, когда случайно вычитала в одной атеистической брошюре о Боге, что Тот имел три ипостаси одного лица. Вычитала и содрогнулась. Что значит «ипостаси», машинистка так и не поняла, но к слову «лицо» она стала испытывать глубокое уважение, насквозь пропитанное духом религиозности и интимности.
Чем-то очень знакомым обдало Виктора Петровича при появлении на сцене Киряковой, будто сквознячком провентилировало голову, и вновь стихло, заквасилось. Вполне вероятно, что он мог её видеть и раньше, только где, при каких обстоятельствах?
- Вы очень похожи на героиню фильма «Пейзаж после битвы»,- сделал комплимент Лыков.- Никогда не приходилось, случайно, сниматься у Анджея Вайды?
Киряковой не пришлось морщить полушария, тужиться, вспоминая: какое отношение Вайда имеет к судебному процессу? Сказались её уникальные цезаревские способности.
- Анджей Вайда был исключён из союза кинематографистов Польской ССР,- сразу отшила она немордоприятное для себя сравнение. Оценивала она себя выше какой-то польской актрисы.
- В таком случае, что вы можете сообщить суду по данному делу?
- То, что Фрудко врёт!
- Что именно, вы считаете?…
- А всё! Абсолютно всё – враньё! Я слышала, что он тебе, Витя, наплёл. Не верь ему! Во-первых, никто не покушался на честь твоей жены. Во-вторых: Фрудко ничего не знает. В третьих: начхать мне на всех на них с высокой колокольни. Я расскажу всю подноготную этой шестёрки. Мне нечего бояться.
Вы наблюдали, как общественный туалет стоит-стоит и вдруг разваливается? Вот так и мы: живём-живём и умираем.
Слушайте, эти подсудимые, шесть бывших начальников, давно развалили Пылевой Столп, а сами остались в нём!
- Как содержимое,..- уточнил Тимоня, покачивая головой в такт быстротекущей речи Киряковой.
- А может, как запах,- в свою очередь уточнила машинистка прокурорское уточнение, – вы не знаете, сколько вони бывало при делении квартир? А я знаю. Кричалина каждый год отрывает себе квартиры, и не в новых крупнопанельных домах – эти холодильники строятся для прорабов, начальников участков и молодых специалистов. Тебе, Витя, лучше знать, что рабочие на стройучастках редко получают квартиры, не отработав десяти лет.
- Чаще умирают, не хотят дожидаться,- продолжал качать головой Тимоня.
- Да, чаще. А вот Кричалина выбирает себе дома сталинской эпохи: воздуху много, площади огромные. И вроде законно получает квартиры: трёхкомнатные освобождает, а въезжает тоже в трёхкомнатную. Только я-то знаю, что квадратных метров в новой квартире больше вдвое, а то и втрое. У неё мечта-фикус – достичь 100 квадратных метров жилой площади. И чтоб квартира была с этими самыми штучками, кнопочки ещё у них и вода снизу фонтанчиком – беде или бидэ называется. А это бидэ или беде ей совсем не нужно. Оно у неё засорится. Мне сантехники рассказывали, как однажды чистили у Кричалиной унитаз. Так чего она туда только не бросает: варенье всякое, огрызки яблок, даже проложки.
- Суд в настоящий момент эти детали не интересуют. Постарайтесь короче и конкретней изъясняться по данному факту,- Виктору Петровичу и в самом деле не только неинтересно, но и непрятно было слушать, как копаются в чужом унитазе.
- Для тебя, Витя, неинтересно, а люди пришли сюда послушать о жизни начальства.
Тимоня тоже придал бодрости и уверенности свидетельнице неожиданным предположением:
- А что, разумное зерно в этом есть. Пусть народ узнает и убедится, за счёт чьих показателей создаётся в стране среднестатистический уровень постоянно растущего благосостояния народа? Одна семья из пяти человек ютится на 16 кв. метрах общей площади, а другая, из трёх, на 100 квадратах жилой. Складываем площади двух квартир, делим на восемь человек и получаем 14,5 квадратных метров на человека. Разве эти две семьи не обеспечены нормальным метражом жилья? Нет, разумное зерно в этом есть.
- Я протестую, товарищ судья!- закричал Василискин. – Товарищ обвинитель собирает зёрна, а, между прочим, у нас здесь не зернохранилище, а суд. И не на кого-то, а конкретно – суд.
Лыков посмотрел с презрением на Василискина, почесал нос, затылок, пнул под столом дремавшего заседателя Гену и протест принял.
Кирякова продолжила, но сделала «финт ушами» - чтобы Василискин больше не смел протестовать:
- Возьмём остальных пятерых начальников. Те же самые среднестатистические 14,5 кв. метров на каждого из 40 человек, но у них, начальников, ко всему прочему, квартиры находятся в центре Прудовска, и у всех близких и дальних родственников – тоже в центре. Короче, вони от начальников в центре Прудовска – ну, пролетарию просто продохнуть нечем!
В центре города все магазины, где ещё можно купить что-нибудь съедобное после работы, народу – как людей, буквально толпы толп. А они только смотрят из окон и удивляются, - хотя бы тот же Мариец, - как народ звереет на глазах из-за каких-то бараньих рёбер для бульона?
- Зато народ и партия едины! Народ – на улице, партия – за окном, на той же улице!- выкрикнул тот же неугомонный полупридавленный тип из первых рядов.
- Следом за партийными начальниками подрастают комсомольские начальники. Они ещё так не воняют, но квартиры уже имеют все. Среди них нет матерей-одиночек, среди них есть просто одиночки, обеспеченные квартирами. Я говорю о Соне. Она – девушка неплохая, и возраст у неё комсомольский – 30 лет. Но ведь она уже имеет свою жилплощадь! Законно, я спрашиваю? Можно в её возрасте и при её семейном положении было получить квартиру? Давайте разберёмся.
Все списки новосёлов утверждает в тресте генерал. Он так же имеет право зачёркивать одних и вносить других - тех, кто у него в почёте. Змечаю: не на Доске, а у него в почёте. Это традиция. К этому все привыкли, все согласны и довольны.
О чём это я? Ах, да, значит, так: когда генерал решил подарить четыре квартиры комсомольцам, Мариец упёрся и был против. Весь трест об этом знал. А почему против? Потому что, говорил, что комсомольцам ещё рано забивать головы благоустроенным бытом, им строить коммунизм, пусть ещё поживут в общежитиях, дружнее будут. Логично, блин!
Они поговорили-поговорили, а потом генерал решил подарить ещё одну квартиру воспитателям деткомбината. Тогда Мариец, от физиономии всего парткома накатал САМому просьбу: «Соне-идеологу квартиру не давать в экспериментальных целях до тех пор, пока она не сформируется в фанатку комсомольской работы».
Генерал согласился на эксперимент, и через неделю Соня вдруг получила ордер на квартиру. Вот что сбило с толку подсудимого Фрудко. Логично, блин? Нет. Он думал, что Соне подарил квартиру генерал. Почти все так думали, кроме меня и генерала. Генерал вообще не думал, потому что собственноручно вычеркнул её из списка новосёлов, а его прочерк – Конституция Пылевого Столпа. А я знала, кто именно втихую вписал снова её в новосёлы, а потом довёл хитро-хитро дело до конца. Хороший был человек, отец подруги Сони. Довёл дело до ордера и умер. Вот как надо совершать хорошие поступки, чтобы потом тебе не были обязаны. Жил-жил, вдруг взял и умер. И никто ему не обязан.
А Фрудко-то, а Мариец, а Кричалина, а Богатенький-то думали, что САМ положил глаз на члена комитета комсомола. Продвигали, дураки, её, избирали, принимали в партию, всякие грамоты ей, значки, памятные подарки вручали, бани, экскурсии по охотничьим угодьям. Сколько средств угрохали? А на самом деле – генерал другую тёлку имел ввиду. Эта дама работает в редакции газеты Пылевого Столпа.
- Секретарём-машинисткой?- съехидничал Василискин.
- Нет, я блюду свою честь. У меня сын растёт. Я бы, может быть, его отшила. Не сразу.
Это – Валя корреспондентка. Стерва, каких свет не видывал. Глупая, но замужем, и украинка по паспорту. Её родной дядя и устроил в редакцию моей газеты, по знакомству, через Кричалину.
Я без посторонней помощи, своей логикой её высчитала. Корреспондентки из неё не могло получиться, а держать её – держали, и содержали. Косметика у неё часто менялась, тряпки, что ни день – новые. А муж – алкоголик, деньги пропивает все, что попадутся. Откуда у неё средства к существованию? Средства могли быть только от сосуществования. Так вот. Логично, блин!
Виктор Петрович давно изнемогал от желания спросить, и спросил у Киряковой:
- А вы, гражданка, не боитесь очернить невинного человека?
- Я никого не боюсь. Чего мне бояться? Они, начальство, за перегородкой сидят под конвоем. Пусть теперь они боятся меня. Я про них столько знаю, что другой-какой на моём месте умер бы, как общественный туалет.
- Имеются ввиду не подсудимые?
- Ты меня удивляешь, Витя. Думаешь, что начальство, ворующее вагонами, цистернами, виновато, а кто красит губы, носит на ногах, шее, пальцах всякие золотые украшения – тот не виновен? Фига с два! Газеты я читаю, знаю, что почём. Мне можно верить. У меня в характеристике чёткински написано: политически грамотна, морально устойчива, Научный коммунизм сдала - могу управлять стройкой и государством.
Присяжный заседатель Гена неожиданно лягнул под столом Виктора Петровича и пробудился от судейской дрёмы:
- Кто сказал «характеристика»?- полюбопытствовал он голосом, переполненным отчаянным ужасом. Перед магическим словом «характеристика» он приучился стоять во фрунт и превращаться в заторможенного и полностью подвластного фаталиста. С характеристиками Гена жил не в ладах.
- Более шизофренического измывательства над личностью, чем характеристика, я не знаю,- высказал он свои соображения Лыкову.
- Ну почему же? В характеристике имеется человеческая логика и объективный
