Вопрос свидетельнице Мисюковой. Минуту, листок с вопросами потерял. А, вот он, внимание, зачитываю: «В1984 году вами из редакции была уволена корреспондентка газеты А. Демьянова? Расскажите подробно о причинах её увольнения?»
На обезьяней мордочке редактрисы просочились слёзы. Пещеры глазниц были такими глубокими, что легче можно было представить, как слёзы у неё проступают прями из пор кожи на щеках, чем вообразить, как долго и муторно проторяют они дорожки из упрятанных под тяжёлым навесом надбровных дуг глаз и стекают к подбородку.
Мисюкова больше рассказывала замсеку Кричалиной, чем суду, спрашивая постоянно у той одобрения.
- Так ведь было на самом деле, Ингочка Анатольевновичка? Алка плела интриги? Жалобы писала в комиссию по партконтролю, в литгазету, Ваксбергу, дрянь такая? Я ведь ничего не преувеличиваю, Ингочка Анатольевновичка?
- Верно, писала жалобы. Но после того, как вы уволил её?- встрял вдруг Гена, подсмотрев в шпаргалке у Лыкова следующий вопрос.
- А до увольнения она была уличена в аморальном поступке: её сын проходил свидетелем по уголовному делу об угоне велосипеда. Нам стало известно, что свидетелем он проходил только потому, что был несовершеннолетним.
- И что? Этот случай послужил причиной для совершения Демьяновой аморального поступка? Или она стала хуже работать?
- Это и было аморальным поступком. Разве мало? Подумайте сами: сын участвует в краже велосипеда? Какое пятно ложится на весь Пылевой Столп? Правильно, Ингочка Анатольевновичка?
- Правильно,- согласилась Кричалина,- эта Алка мордой не вышла!
- Да, лицо у неё было подозрительным, хитрое лицо интриганки.
- Неужели вы так ратуете за чистоту рядов Пылевого Столпа?
- Виктор, ты же знаешь: я жизни себе не представляю без треста. Скажи мне сейчас: Мисюкова, умри за Пылевой Столп! И я умру!
Лыков преглянулся с прокурором, посовещался с заседателями, немного помежевался, но всё же надумал и сказал:
- Мисюкова, умри за Пылевой Столп!
Тут же Мисюкова рухнула на пол.
Врач не обнаружил летального исхода, но зафиксировал глубокий обморок.
Свидетельницу унесли за кулисы, чтобы привести её там в чувство. В глубинке толпы взвыла протяжно собака, врач посмотрел вверх и произнёс неопределённое «м-да».
Следом Лыков глянул на небо. Там плавал обрезок луны, тоще излучаясь. Должно быть, шёл глубокий вечер. Виктор Петрович давно и прочно утерял ощущуние времени. «Юпитеры», дерзкой рукой направленные в сцену, слепили тугими столбами света.
За непроницаемой световой стеной происходили ощутимые изменения. Стерлядовцы бурлили, словно кипящая каша. Кого-то там подбадривали, подпинывали, и этот кто-то нёсся по волне пинков, пока его не выхлестнуло на сцену.
Он достал из внутреннего кармана пиджака бельевую щётку, очистил с плеч пыль, потом так же вдумчиво стал ширкать по брюкам, и вскоре вновь вернулся к рукавам костюма. Проведя процедуру очищения, он взял в руки микрофон и долгожданно огласил:
- Стриптизного сексу у нас стало много. Не жизнь, а сплошная порнография и ужасы. Проще выражаясь – комиксы. Там, здесь, всюду – комиксы. Молодёжь на центральных улицах уже не целуется, а, в прямом смысле, «сосётся». А во дворах и подворотнях молодёжное сосание переросло в недопустимый процесс детопроизводства. Жить стало невозможно. Куда не глянешь – везде зачинают. На фоне этого повального безобразия считаю суд над уважаемыми гражданами Пылевого Столпа города Прудовска и всей многомиллионной армией страны недопустимым и позорным.
Кого здесь судят? Здесь судят ум, честь, совесть, гордость и другие положительные качества нашей эпохи! Судят рачительных хозяев, деловых экономистов и прочно подкованных идеологов в одном лице, без коих социализм, коммунизм и другой такой же «изм» погибнет, как несостоятельная общественная формация. Со своей стороны, официально, я..
- Кто вы, официально с вашей стороны?- успел перебить Лыков оратора.
- Я – общественный защитник! Со своей стороны я…
- С вашей стороны я бы назвал свою фамилию, имя и отчество,- тут же вмешался Тимоня и подал знак охранникам.
- Со своей стороны суд вам слова не давал, с вашей стороны вы взяли его добровольно и силой. Вам придётся дожидаться на площади, пока вас не вызовут,- при поддержке Тимони разрешил недоразумение Виктор Петрович.
Два кроваво-молочных брата стерлядовской Козы Ностры по знаку Тимони, не дав одуматься общественному защитнику, схватили его за шиворот, и без раскачки кинули тело в толпу. Процедуру они провели с завидной для вышибал предприимчивостью. Ноги сверкнули в лучах «юпитеров» и нырнули во мрак, сопровождаемые криком хозяина: «Посторонись, ушибу!»
В шпаргалке Лыкова выступление общественного защитника не значилось совсем, вот в чём дело. Значит – самозванец! Экий нахрапистый мужичок! Интересно, по инициативе «шестёрки» или всего Пылевого Столпа он приехал из Прудовска отстаивать права ярких представителей развитого социализма?
Оперативно брошенного в народ общественного защитника Лыков в глубине души пожалел. У того могли быть жена и дети, родители и престарелые тесть с тёщей. Вероятно, что они всем выводком прибыли на площадь, дабы взволноваться зажигательной речью своего кормильца и ощутить гордость за близкородственную причастность к оратору. Не так часто в последнее время выпадала удача похвалиться родственникам перед знакомыми талантливым мужем, сыном, отцом и зятем. Чаще – вот так брали за шиворот и на глазах толпы позорно его швыряли со сцены головой вперёд. Какой удар! Его физическое падение на горожан в глазах родственников видилось, как окончательное падение несостоявшегося таланта, бездарного кормильца. А душевные синяки и ушибы заживают в душе медленнее, чем, ну, скажем, на голове. Если они вообще заживут когда-нибудь!
Так в мозгу Виктора Петровича и зафиксировалась картинка улетающих ног общественного защитника, самозванца, отца, сына, мужа и зятя. Сочувствовал Виктор Петрович, переживал, но изменить ничего не мог. Оставалось уповать на то, что самозванец – мужчина не глупый, поймёт, что душевность и судопроизводство – понятия диаметрально противоположные. Совместить их на крохотном пятачке зала судебного заседания – немыслимо. Таковы исторически сложившиеся принципы самого гуманного суда в мире, независимо от того, что ведёт процесс тройка, заседает профессор юриспруденции с выдвиженцами из народа, или Верховный счастливчик в трусах из бельтинга отыгрывает спектакль строго по сценарию, начертанному заранее шайкой проходимцев.
Суд один и суть одна: чем меньше душевности и сердоболия, тем объективнее и неизбежнее ждёт наказание обвиняемого.
Идеальный вариант, конечно, когда судебный процесс вели бы машины, компьютеры. Синхрофазотроны, чтоб их, категорически! Числа, голые факты, статьи уголовного, процессуального кодексов – не придерёшься.
Дело попало в суд – человек должен быть судим. Если обвиняемый в процессе следствия и судебного разбирательства отыскивает веские доказательства своей невиновности, а на стройки народного хозяйства требуются рабочие руки, то у судьи-компьютера автоматически включается второй, а может, пятый, седьмой уровни профессиональной настройки. И компьютер находит множество оснований для того, чтобы воткнуть подсудимого в рамки уголовной статьи и выпроводить без лишних задержек его под стражей из зала суда. Этапированный подсудимый успеет набраться ума в тюрьме и пожалеть о том, что пытался косвенными уликами обвести вокруг пальца компьютер. «Компьютер-судья» – идеальный вариант.
Но есть своя прелесть и в судах народных. Суд народа судит народ – разве не умно? Змея, пожирающая себя с хвоста. Прелесть в том, чтобы очутиться в голове змеи, пройдя курсы, обрести мудрость заглатывания. А где больше народа и достовернее народность – в хвосте или голове – эта проблема будущих поколений. Наше же дело маленькое, наше дело правое – лишних хватать за шиворот и швырять обратно в народ, ближе к хвосту.
- У меня в руках находится документ, противоречащий высказываниям и убеждениям некоторых свидетелей. Были, оказывается, и есть в Пылевом Столпе люди, которые люто ненавидели и ненавидят заместителя секретаря парткома Кричалину. Они не боялись высказать свою неприязнь публично,- так начал, издалека да окольно, Тимоня: - Верховный и присяжные могут убедиться в подлинности документа,- продолжал плавно Тимоня: – Перед вами обыкновенное объявление, которое следственная группа обнаружила на дверях Пылестолповской столовой. Текст его гласит: «Потерялась болонка, длинношёрстная, белая, сучка, стерва, гадина, тварь, как я ненавижу эту Кричалину!» Как видите, и в период безмолвия люди умудрялись выговориться. Меня интересует, что сталось с автором данного объявления? Вопрос обращён к Инге Анатольевне.
- Не волнуйтесь. Всё в порядке, автор нашёлся,- усмехнулась замсека, - как мне известно, он сейчас подал документы на комиссию по условно-досрочному освобождению.
- За что же он отбывает наказание? За клевету на советский строй?
- За хищение государственного имущества. А именно, за хищение со стройплощадки пиломатериалов на сумму 50 рублей 02 копейки,- и предворяя следующий вопрос обвинителя, замсека с издевательской весёлостью ошарашила стерлядовцев,- да, да, две обычные половые доски, «сороковки», которые он взял из кучи строительного мусора!
Тот архипелаг городского майдана, что вобрал в себя стерлядовцев, наряженных в форму палачей, взорвался жадным возгласом мщения: «Не медля! Расправу - за расправы! Продать всех подсудимых, как братья – Иосифа, а на вырученные деньги купить татарские галоши, начертать на подошвах их имена и стоптать до основания тринадцатое израильское колено!»
Неимоверная злость кишащей на площади массы кипела и алкала расправы за то, что не попала в число угодных. Их (времён застоя-застолья) законный кусок, может статься - филейной части социализма ушёл к другим, более удачливым, более угодному, чем они. «Алкаем!» в унисон провозглашали палачи.
«Поддерживаем и одобряем!»- вторили граждане Стерлядова, одетые в форму директоров магазинов, профессоров, просто в гражданке, со значками депутатов на лацканах пиджаков.
Часть стерлядовской инженерно-технической интеллигенции в костюмах-тройках, обвешанная визитками: «Заслуженный менеджер РСФСР», «Бизнесмен от природы», «Главный конструктор совместного предприятия «Панасоник»-«Лесгазнефтьпромсбыт», дипломатично сохраняла молчание, но кивками своих умных производственных голов «поддакивала» большинству. Чему они поддакивали – не совсем было понятно, не состыковывалось с запросами людей, приученных влачить полусуществование, полукультурность, полумировозрение за 120 рублей в месяц. Может, они требовали вернуть им разом всё, что они не доели, не допили, не увидели, не насладились, не накопили, не докупили?
Но народный суд не для того, чтобы всему народному скопу, по отдельности, возместить убытки. Он для того, чтобы наказать. Хотите? – с конфискацией имущества в пользу государства, можно – с отчислением из зарплаты 20% в пользу, опять же,
