ПЕХОТА

новенького? -- поинтересовался, не спеша опорожнив .наполовину ковш с терпким и освежающим.
-- А все по-старенькому.
-- Как Иванов?
-- Икру мечет. Суетится. Будто вошь на гребешке.
-- Негоже.
-- И я ему: какого, мол, лешего нервами дребезжишь?
-- А он?
-- Дребезжит.
-- Негоже.
-- И я ему то же: прижми, мол, задницу и потихонечку командуй, пока у Авенальевича аппендицит срастется.
-- А он?
-- Рвет и мечет да дыбится.
-- И чего надыбил?
-- Начальника разведотдела полка в траншею сослал... Тех, кому в разведку боем, до отвала водкой поит, чтобы, дескать, им «море по колено». Наобещал наград вплоть до «Героя Советского Союза»... Поит-поит, а атаку почти на час просрочил. Цирк какой-то без арены. Суетится. Склизкий какой-то да юркий.
-- Эт ты то-о-очно(!) -- почему-то вспоминая недавний сон, в коем Иванов фигурировал в качестве руководителя советско-фашистской расстрельной команды, соглашается генерал, -- Склизкий да юркий. Какой-то неблагонадежный. А как ты, Олежек, думаешь, мог бы он командира предать и Родине изменить?
-- Как еще посмотре-е-еть, -- колеблющимся голосом произносит адъютант, -- Не зарекался бы, но и не утвержда-ал бы. Бабка надвое гадала.
-- А командовать расстрелом(?), например,.. хотя бы моим.
-- Тимофей Матвеич, ну чего вы в самом деле? -- умоляет Олежка, -- Вас-то за что? Да и откуда мне знать насчет «смог -- не смог»? Я что, сквозь душу зрячий?
-- Где он?
-- Да тут. Вокруг да около пританцовывает.
-- Зови.
-- Сей момент, -- Олежка опрометью выскакивает из блиндажа. Генерал же тем временем, сбросив с лежанки кошку, до подмышек аккуратно укрывается одеялом. Дабы, надо полагать, солидней выглядеть в глазах подчиненного...
-- Здравия желаю, товарищ генерал-майор! -- браво приложив кончики пальцев к лаковому козырьку фуражки, рапортует ВрИО Иванов, -- По вашему приказанию прибыл!
-- И тебе не хворать, -- комдив с прищуром взирает на непосредственно подчиненного, -- И чего ж ты, Феденька, пока я тут стратегической думой маялся, натворил-набедокурил?
-- Нич-чего-о, -- растерянно вытаращив глаза, напрягается телом подполковник.
-- Совсем-совсем ничего? -- с еле уловимой издевкой допытывается на данный момент лежачий вышестоящий начальник.
-- Совсем-совсем. Ничего.
-- Бездельничал?
-- Никак нет, Тимофей Матвеич. Подготавливал разведку боем.
-- И как? Успешно?
-- Так точно! -- лицо ВрИО становится благостней.
-- Почему не провел?
-- Ждал вашего пробуждения.
-- А я что, по-твоему, спал?
-- Никак нет.
-- Ага. И откуда такие сведения?
-- Ниоткуда.
-- Ага. А ты мог бы собственноручно расстрелять врага народа?
-- Так точно!
-- Приходилось?
-- Никак нет!
-- А если меня к стеночке прислонят, способен ликвидировать?
-- Никак нет!
-- А если хорошенько подумать? -- генеральский взгляд впивается в растерянную подполковничью физиономию.
-- Да вы что, в сам деле, Тимофей Матвеич, чепухою маете?! -- по-детски обиженно моргает ВрИО, -- Я вам кто?!
-- Э-э-эх-х, Федя-Федя, съел медведя, -- мягчает голосом комдив. Спустя же мгновение-иное, вспоминая расстрельный сон, он внезапно разражается неудержимым хохотом. ВрИО подхихикивает за компанию. В дверь просовывается простоволосая голова адъютанта.
-- Вы чего это тут? -- Олежек перебрасывает изумленный взгляд с генерала на вздыбивающийся загорбок подполковника и обратно.
-- Да н-насмешил меня Ф-федор Никит-тич, -- генерал озорно зыркает на адъютанта, -- Говорит: напьюсь, мол, сейчас в стельку до соплей зеленых да и самолично поведу бойцов в разведку боем!.. О-ох-хо-хо!
Адъютант недоуменным взглядом елозит по спине ВрИО, тот же взглядом остекленевшим упирается в вынырнувшую из-под одеяла маломерную генеральскую ступню, коя от избытка чувств дробно подергивается и энергично маячит большим пальцем.
-- Ты чего это, Никитич? -- чешет за ухом ошарашенный адъютант, -- Ты чего это?.. Портянками объелся?.. Ты же не взводный, а натуральный комполка! Хотя и ВрИО...
-- А я чег-го? -- мямлит Никитич, -- Я ничег-го. Не ел я еще. С самого утра.
-- Погуляй-ка Олежка, -- советует подуставший от хохота комдив, -- Да предупреди заодно, что через полчасика отъезжаем.
-- Ага, -- доносится из-за закрываемой двери, -- Буд сделано...
-- Никитич, а ты присядь, -- комдив кивает на грубо сколоченную лавку, -- Я тебе, конечно, по мелочам не указ... Но все же... Ты на хрена начальника полковой разведки отправляешь в разведку боем? А?
-- Так ничего у него о противнике не добыто, -- нервно шлифуя седалищем лавку, трепетным голосом оправдывается по-школьному потупившийся ВрИО, -- Совсем ничего.
-- Да-а-а, -- задумчиво тянет комдив, -- Ничего-ничего-о-ошеньки... Чего-то спина раззуделась. Не почешешь?
-- Будет исполнено! -- с этими словами комполка вскакивает и устремляется к комдиву.
-- Никитич, это обыкновенная просьба, -- поворачиваясь на живот и задирая исподнюю рубаху, бормочет генерал, -- Видишь ли, мне обычно Олежка чешет, а он, сам в курсе, временно отсутствует. Но если не хочешь, то и не надо.
-- Да хочу я, Тимофей Матвеевич! -- заверяет ВрИО, -- Еще ка-ак(!) хочу.
-- Ногти покажи, -- требует комдив.
-- Чего?
-- Ногти к осмотру! -- голос комдива становится жестче.
-- А-а-а! -- комполка радуется внезапно прорезавшемуся собственному пониманию воли начальника и тут же подсовывает к его лицу холеные пальцы, увенчанные аккуратными ногтями.
-- Ты смотри-ка(!) -- поражается генерал, -- Не замеча-а-ал. Да с этакими ногтями тебе не полком командовать, а у меня адъютантить(!) Видна-а-а порода.
-- Какая(!) порода? -- похоже, что нервное напряжение частично отняло у подполковника способность к светломыслию.
-- Какая порода? -- переспрашивает генерал, -- Да уж не пролетарская и не колхозно-крестьянская!.. Из эксплуататоров?
-- Д-да вы что-о-о(?!) -- оцепеневает кандидат в спиночесы, -- Из-з... эт-тих... Из трудящихся(!).. масс.
-- Да ты чего это вместо того, чтобы мой зуд снимать, мне ручонками в морду тычешь?! -- озорно улыбаясь подушке, артистично негодует генерал.
-- Виноват! -- рьяно принявшись за волосатую спину, оправдывается ВрИО, -- Не сообразил...
-- Ну-ну, -- блаженно бубнит от зуда избавляемый, -- Левее, Никитич, и чуть выше... Вот-вот-вот. Тут-тут. А-а-ах-х(!).. А все-таки, из каковских же ты кровей? А?
-- Да из этих же! -- усердно двигая руками, затрудняется в поиске ответа комполка, -- Не из эксплуататоров.
-- Эт хорошо-о-о(!) А теперь правую лопатку почеши... Ой! Да не так шибко. Всю шкуру сдерешь... И чем же родители занимались.
-- П-пахали. Весной. Сеяли. Бывало. Строили. Потом это... Пряли... Валенки катали... Иногда... Шерсть чесали.
-- Заме-е-етно.
-- Что заметно?
-- Что шерсть чесали. Ма-астерски чешешь. Весь в родителей. Стара-ательный, -- от собственного трепа генерал готов расхохотаться во всю глотку, но сдерживается, -- Живы родители-то?
-- Не-е-е, -- с дребезгом в голосе отвечает избавитель от спинного зуда, -- Нету.
-- Давно почили?
-- Давно-о-о. С-сирота я. Круглый.
-- Беляки загубили?
-- Он-ни-они... самые... А кто ж еще... кр-роме них?
-- А ты чем это мне на спину капаешь?
-- Из-звиняюсь. Со лба это. Взопрел.
-- Так прервись же да утрись. Мне твой пот вонючий не по вкусу.
-- С-сейчас, -- ВрИО машинально тянет руки к ниспадающему от потолка Боевому Знамени полка. Но... Моментально осознав кощунство сего действия и нешуточность кары за него, он отпрыгивает от топчана и яростно сушит пот обшлагами гимнастерки.
-- Все? -- справляется генерал, -- Готов?
-- Ага, -- вновь приступая к делу, подтверждает ВрИО.
-- О-о-ох-х(!) Молоде-ец... А у нас в Гражданскую войну, -- делится воспоминаниями комдив, -- комиссаром полка был один этакий... Из бывших фельдфебелей... Ну, я тебе скажу, из мордоворотов мордоворот. Лапищи с лопату. Пальцы мосластые. Крупнокалиберные. Хоть в пушку заряжай. Ногти никогда не подстригал... Кстати, а ты прически подстригать не мастак?
-- Не-е-ет, Тимофей Матвеевич, -- утирая рукавом вновь повлажневший лоб, морщится ВрИО, -- Даже и не пробовал.
-- А зряшно. Дело-то стоящее. Особенно на фронте. Где тут парикмахершу сыщешь?.. Ну вот, слушай дальше... У этого комиссара мордоворотистого под ногтями, если он их вовремя не откусывал, сто-олько(!) грязи накапливалось... Хоть помидоры или кукурузу туда высаживай. Хе-хе. Хы... Видал кукурузу-то?
-- Не-е-ет.
-- Мно-огое потерял. Верзи-илистая, я тебе скажу, культура. Румыны ее любят. Конник вершний, случается, из нее совсем не торчит... Но не о том разговор. О другом... Бывало, наберем пленных беляков, а комиссар-то их в шеренгу выстроит и командует: «Руки вверх ладошками к осмотру! Живо!»... Пройдется вдоль строя, изучит и некоторых из шеренги повыдергивает. Потом по-новой гаркает: «Руки к осмотру вниз ладошками! Живо!»... Опять прогуляется и опять строй проредит. После этого отсортированных в сторонке выстроит и вкрадчиво этак им говорит: «Ну чего, контрики, не ожидали, что вас высчитать дело плевое? Думали, все шито-крыто?.. А вот хренушки-то вам! Белая-то кость сквозь ваши ладошки барские да ноготочки дамские просвечивает!»... Никитич, что-то ты меня излишне отчесал. Давай-ка, свертывай работу... Никитич.
-- Да, Тимофей Матвеевич, -- откликается устало выпрямляющийся в полный рост ВрИО.
-- Спина-то у меня сильно красная?
-- Си-ильно.
-- Никитич.
-- А?
-- Ты уж не серчай. Но сдается мне, судя по твоим ногтям, что ты, дружище, фашистский шпион.
-- Тимофе-ей Матвеевич! -- зажав уши ладонями, по-звериному воет ВрИО, -- Ско-олько мо-ожно?!
-- Никитич, -- спуская ноги на пол, лукаво улыбается комдив, -- Ты учти, я ведь почти никогда не ошибаюсь. А вот в твоем случае ошибки вообще быть не может(!) Исключено.
-- Ти-имофе-е-ей(!) Мат-веевич...

В траншее тишь да гладь. Страсти, притомив бойцов, улеглись. Солнце, наливаясь багрянцем, медленно скатывается к горизонту. Кажется, что все сегодняшние события позади, что впереди лишь покой. Несмотря на участившиеся к вечеру пулеметные очереди с «той» стороны.
Пашка Музей с Шишкиным плечом к плечу млеют, развалясь на примитивной лавке.
-- Музей, -- лениво глядя на небесную малооблачность, шепчет разомлевший Шишкин, -- Музей, ответь.
-- Отвечаю, -- вяло ворочает языком тот.
-- А от чего это Солнце, когда на закате, крупнее, чем, когда рядышком -- над нами?
-- Не зна-аю, -- зашторив веками глаза, бурчит Павлик.
-- Зна-аешь.
-- Н-не зна-аю.
-- Зна-аешь.
-- Да пошел-ка со своим Солнцем в пим дырявый.
-- Ну скажи.
-- Не зна-ю.
-- Знаешь. Скажи.
-- Не хочется.
-- Лень?
-- Лень.
-- Ну скажи-и-и.
-- Оптический обман.
-- А это как?
-- Преломление световых лучей в атмосферных слоях.
-- Брешешь.
-- С чего мне брехать-то?
-- Но свет-то -- не спичка и-и-и... не девка. Не ломается.
-- Да пошел-ка ты в пим дырявый.
-- Сам пошел, оболтус.
-- От оболтуса слышу...
По траншее шарашится шатаемый без ветра юнец Цыгин. Автомат, связанный ремнем с висящей плетью рукой, бороздит прикладом по высохшей до трещин глине. Похоже, бойцу тошнехонько-претошнехонько.
-- Братаны, опохмелиться бы, -- бубнит «сын мильтона и обкомовской подстилки». Тут же к нему протягиваются фляжки со спиртным.
-- Цы-ыгин, -- сквозь полудрему вяло окликает младший сержант Анохин.
-- А? -- отхлебнув из горлышка, реагирует мучимый послепьянством.
-- Цыгин, а как тебя звать-то?
-- Вал-летом, -- выдавливает парень.
-- Эт по-каковски? -- поднимает брови с веками заодно Анохин, -- Ты чего, нерусь?
-- Приблатненный(!) я, -- тряхнув головенкой, поясняет Цыгин.
-- Имя-то какое-то странное -- картежное, -- щиплет себя за ушную мочку Анохин.
-- А я