ПЕХОТА

начинает похихикивать, -- Пошоркает, пошоркает по темечку, высморкается, потом снова да опять шоркает. Будто пот со своего «глобуса» вытирает. Хи-и-и. Вс-ся-я-я(!) мак-кушка в сопля-я-ях. А чего с него возьмешь? Как-никак за со-отню(!) лет перевалило.
-- Ты нам лучше расскажи, как на фронт попал! -- смеется оттаявший лицом ротный.
-- А оттуда сразу и загремел, -- Сережа дружески, но легонечко хлопает его по предплечью, -- Растолковали нам про германское наступление -- страху нагнали, а потом орут суматошно: мол, кто жить хочет, айда по избам врассыпную за барахлом первой необходимости!.. Наши-то заменжевались: дескать, на кого скотину оставлять? А они (военные-то) и давай пофамильно парней из списка выкрикивать да из толпы отдельно кучковать: они, дескать, пока фашиста через неделю не отобьем, за порядком и скотиною приглядят. А вам -- объясняют -- всего-то и делов -- это время в Энгельсе в доме колхозника перекантоваться... С грехом пополам к утру всех с узлами да чемоданами вывезли. А когда управились, давай нас (парней-то) в полуторку грузить... Поехали мы, а.., -- рассказчик хмурится словно от головной боли, -- А деревня-то совсем пустая, а в нее уже солдаты со всех сторон заходят (и по дорогам, и с выпасов, и через огороды). Много. Уймища!.. А нас прямым ходом в военкомат, а потом поодиночке раздробили: по инструкции, мол, немцам не положено кучами воевать!.. Вот так я и попал... на фронт... Но пока еще ни разу не воевал...
-- Как так не воевал?! -- удивляется ротный, -- Вас же, если не ошибаюсь, еще по осени сорок первого выселили. И где ты все эти... чуть не два года болтался?
-- А нигде я и не болтался, -- хлопает веками Сережа, -- Где мне болтаться-то? Хозяйством занимался. Сначала свиней на Урале откармливал, после за коровами ухаживал, а потом и к лошадям был допущен.
-- Ничего не понимаю, -- пожимает плечами ротный, -- То тебя военкомат на войну сгреб, то ты в тылу при свиньях оказываешься...
-- Так свиньи-то вое-енные(!) -- с важностью заявляет Сережа.
-- Чего-о-о(!), в погонах что ли твои свиньи да при пулеметах? -- строит удивленные глаза Шишкин, -- Ага, ври да не завирайся. Еще скажи, что твои хрюшки строем маршировали.
-- Да не-ет, -- улыбается Сережа, -- Свинарник там при штабе дивизии был, и коровник был, и конюшня... Мне ж на фронт спервоначально было запрещено, вот и... назначили к скотине.
-- А потом? -- интересуется ротный.
-- А потом сказали, что можно. Ну и к вам сюда и прислали.
-- С родичами-то переписываешься? -- с неким сочувствием произносит ротный.
-- Ага, -- светлеет лицом Сережа, -- Сначала -- нет, а потом случайно Вовку Шаафа повстречал. Он и адресок подкинул. Он же из нашенских, и его родичи там же -- с моими.
-- И где? -- интересуется ротный.
-- Да в Сибири -- сразу за Уралом. Деревня там такая есть со смешным названием -- Шутиха.
-- Хе-е-е(!) -- радуется Колюня, -- Иш-ще один мой земъячок нагисоваъса! О как в жизни-то быват(!) Хоть и немец, а земъя-як(!)..
-- И чем они, твои-то, там занимаются? -- любопытствует ротный.
-- Колхозничают, -- теребя себя за гимнастерную пуговичку, выкладывает Сережа, -- Папка-то с мамкою. Да и сеструхи с дедкой, с бабкою. Все колхозничают...
-- Земъячо-ок(!) -- встревает Колюня, -- Пуговку-то не кгути. Отогвешь еш-ще ненагоком -- пгишивать пгидетса, -- Сережа тут же оставляет пуговичку в покое.
-- А пулеметом-то вражеским как обзавелся? -- неутомим в расспросах ротный.
-- Совсем просто, -- на лице Сережи всполохи неподдельной радости, -- Ребята его, когда сюда маршировали, у какого-то деда в деревне на тушёнку выменяли. А потом-то, когда узнали, что у меня День рождения, говорят: «У нас в батальоне один немец и один немецкий пулемет... Здо-орово совпало!.. Бери на память в подарок в честь Дня рождения!» Ну я й взял... А чего, не надо было? -- именинник с оттенком виноватости смотрит на ротного.
-- Да не-ет.., -- бормочет тот, -- Взял и взял. Дали -- взял. Подарок же. Но-о... Волей-неволей придется сдать трофейщикам. А своим автоматом зря-я-я разбрасываешься! Негоже(!) Так и до наказания по законам военного времени рукой подать! Если в атаке утратил -- одно, если в тылу да без боя -- другое... Халатность. Чуешь разницу?
-- Чую, -- шмыгнув носом и виновато потупив взгляд, Сережа нервно подергивает холками.
-- Иди уж, горе луковое, -- со вздохом произносит ротный, -- Своих ищи, автомат ищи. Да не заблудись по-новой, а то еще к немцам... Тьфу ты(!) А то еще к фашистам(!) угодишь.
-- Слушаюсь! -- откозыряв левой рукой, Сережа неуклюже разворачивается и, подхватив пулемет, с размаху закидывает его на плечо (будто хмельной лесоруб жердину). Патронная лента, разогнавшись по дуге, шлепает Колюню Беспалова по щеке.
-- Ёксеъь-моксеъь, -- прытко пригнувшись, тот потирает место ушиба.
-- Спасибо за компанию! -- благодарит ковыляющий прочь Эйхман Сережа, -- Не хворайте!
-- И те не хвогать, не спотыкатца, вояка, -- под хохоток присутствующих ворчливо напутствует Колюня, -- Сам себя, гастяпа, съучайно не убей.
Вскоре продвижение Сережи обмаячивается лишь оголовком пулеметного ствола, в такт шагов наклонно раскачивающимся над ведущим в тыл ходом сообщения.

Блиндаж полкового командного пункта. Прохлада, сумрак и покой. На до блеска утрамбованном земляном полу (в квадратике основания наклонного солнечного столбика, упирающегося вершиной в мелкое оконце) дремлет тигрополосочная серая кошка. На топчане в «Красном углу» под окантованным бахрамой кумачовым полковым знаменем укрытый алым ватным одеялом разоблачившийся до белоснежного шелкового исподнего командир дивизии. Тоже дремлет, иной раз вспучивая гладь безмятежного посапывания раскатистым тигрохрапом. Кошка, поднявшись, грациозно следует к топчану. Усевшись, она вопросительно вглядывается в генерал-майора: дескать, а не прочь ли, ты, насчет того, чтобы я к тебе морфейно притулилась?.. Не дождавшись знака согласия, она все же решается присоседиться: крадучись пробирается к комдивовским щиколоткам и, нежно прижавшись к ним через одеяло, обретает желанное ложе. Ан совсем ненадолго. Вскоре генерал, сквозь сон, по-видимому, ощутив контакт с инородным телом животного происхождения, пинком скидывает на пол пришелицу. Приземлившись (как обычно у кошачьих) на четырехлапие, незванная понуро бредет обратно -- на покинутый греемый солнечно квадрат, где и вскоре обретает прерванный сон.
Снаружи вход в блиндаж стережет пара опрятных и по-гренадерски выправкой отменных автоматчиков. Страхуют благополучие КП и четыре пулеметных гнезда, ощерившихся по сторонам Света рупороподобными набалдашниками «дегтяревских» стволов. Более того, задачу безопасности решают дежурные смены дорожных контрольно-пропускных пунктов, боевой расчет четырехствольной зенитной спарки на базе пулеметов «Максим», рассеянные по окрестностям секретные дозоры и патрули. На периферии довершают комплект взвод мотоциклистов, бронетранспортер и пушечная зенитная батарея.
ВрИО комполка, томимый то выглядывающим сквозь тучевые прорехи Солнцем, то дождевыми вспрысками, то взбодренным свежей влагой комарьем, озабоченно вышагивает у входа в блиндаж. Всякий раз бросив взгляд на циферблат наручных часов, он выказывает явное беспокойство: назначенное время начала разведки боем просрочено, а командир дивизии почивает! А когда он изволит подняться?!.. Неведомо. Начни же боевое действие по своей инициативе -- чревато, промедли -- то же самое. «Хер ему, таракану усатому, угодишь!., -- терзается мыслями подполковник, -- Как баба беременная: то не так, это не сяк!.. Корчит из себя Главнокомандующего. Чумной свиньи подсвинок!» ВрИО выстреливает вслух длинную очередь отборного, но и безадресного мата. Для душевного расслабления. Придверные часовые лукаво переглядываются и вновь каменеют.
Просрочка операционного времени накапливается. ВрИО на грани решения постучать в дверь. Рука уже тянется к ней. Часовые напрягаются (им ведь в случае чего тоже не сдобровать), но ладонь, легшая на подполковничий погон, пресекает намерение. Резко сбросив руку и обернувшись, ВрИО Иванов сменяет озабоченную мину на благодушную:
-- Опа. Олеженька(!) -- елейно молвит он щеголеватому и обликом пацанистому брюнету-капитану -- адъютанту комдива.
-- Не на-а-адо трево-ожить(!) -- с фальшивым добродушием советует тот, -- Насчет побудки указаний не поступа-ало.
-- Так... Это ж.., -- мямлит подполковник, -- Операция-то по срокам считай что сорвана. Приказ ж комдива был.., -- приобняв ВрИО, адъютант увлекает его к особняком произрастающей пышной дичке-яблоньке (от ушей подчиненных подале). По пути же шепотно нравоучает:
-- Не суетился б Феденька. По приключениям соскучился? Ищешь?.. Часом раньше твоя разведка боем, часом позже. Да какая кому к лешему разница?.. Пусть еще малость поживут твои солдатики: выпьют, закусят, покурят, вздремнут, опохмелятся, языками пошлепают... Скажешь, не прав я? -- ведомый в тенек под древесную крону ВрИО меланхолично кивает:
-- Да я не против... Пусть так... Как лучше, так и хорошее...
-- Вот и ладушки, -- лукаво подмигивает адъютант. Похоже, превосходство над на две ступени старшим по званию ему любо, -- Отоспится Тимофей Матвеевич, и тогда поиграешь в солдатиков. Он же мне как сказал?..
-- Как? -- взгляд ВрИО по-детски любознателен.
-- Так и сказал: «Ты, Олеженька, пригляди, пока я почивать изволю, за этим долбоебом Ивановым. А то сучий потрох еще каких-нибудь дров наломает... Отосплюсь чуток, тогда и за дела ратные примемся. На свежую головушку. А пока ни-ни...» Вот и приглядываю за тобой, как и велено, -- после сих слов адъютант самодовольно хохочет. ВрИО Иванов же пританцовывает, угодливо похихикивая. «Придурок! Болван прибабахнутый!», -- по-приятельски лаская взглядом собеседника, мыслит капитан. «Лакей! -- кривляясь перед ним, думает задетый за живое подполковник, -- Соплежуй! «Тимофей Матве-евич!» ему, видите ли, сказал... Мозготряс и лизоблюд! Блядина подзаборная...»
-- И что, так все-превсе так и сказал? -- дурашливо пытливый взор подполковника блуждает по капитану.
-- Так все-превсе так и сказал.
-- О-о-ого-го-го! -- приседая от избытка чувств, закатывается ВрИО, -- Ма-а-амочки мо-ои-и-и!..
-- Хэ-эхе-хе-хе-е-е(!) -- похлопывая его по плечу, похохатывает адъютант.
Генерал тем временем уже отпочивавши: полеживает, поглаживая все-таки добившуюся доступа к телу кошку и пережидая приступ медленно угасающей спросонной головной боли. Веки смежены (так стукаток молоточков в висках приглушенней). «Надо бы показаться врачу, -- думается комдиву, -- Со здоровьем шутки плохи. Так и сдохнуть не мудрено... Не пить чай?.. Можно... Бросить курить?.. Не смогу... Надо б к врачу. К хорошему...» Рука тянется к внутреннему карману кителя, висящего на спинке колченогого стула. Жестяная табакерка, приспособленная для хранения лекарств, опустошается на пару серых в крапинку пилюль, кои тут же ловко проглатываются безо всякого запивания. Теперь следует смирно полежать в ожидании неминуемого облегчения...
Боль притупляется. Не помешал бы стопарь сосудорасширяющего коньяка, но подниматься за ним абсолютно не хочется. И позвать кого-нибудь для «налить и поднести» никакого желания. И без того уже почти отпустило... Заныла пупочная грыжа… Давно пора оперироваться, но все недосуг. Когда-нибудь прихватит...
Хочется покурить, хотя и не до «невтерпеж». Можно и попозже. «Старею, -- с