пожара – лишь от улыбки небольшой, невольной, может быть, неловкой, но милой, искренней, проворной, чудесной, милой, неземной...».
Ему не дали долго прожить. Его заставили не улыбаться, и он умер. Это часто так бывает, когда из человека вынимают то, чем он живёт.
Шут, Шут, где ты теперь? Откуда?
Девочка погладила Шута по седеющим волосам. Он ласково улыбнулся милому личику, и ему снова показалось, что не девочка перед ним, а юная девушка с глазами чистыми и царственными. Неужели это она – Настоящая Принцесса?! Вполне может быть. Ведь когда Колдунья Вельва-Стригойка сотворила из пузыря жёлтой субстанции Призрак Настоящей Принцессы, она для верности так загримировала её, что и сама не узнала среди толпы кричащих среди обозлённых взрослых детишек своё творение. Может, маленькая Подприслуга – Принцесса?.. Жаль, что это станет известно слишком поздно. И поцелуй любви...
– Я видела в саду сегодня Главных Претенденток, – сказала Девочка, и Шут вернулся к реальности. – Они говорили о любви. Ты знаешь, что такое любовь?
– Конечно, милая. Я знаю, что такое любовь. Я много могу рассказать тебе о любви, только...
– Только не в кухне, да? – догадалась Девочка.
– Да. Конечно.
- Тогда пойдём в мою башню. Я хочу знать, что это. Я сяду у окошка, а ты можешь прилечь на мой тюфяк, чтобы тебе было удобно. Ты будешь рассказывать, а я слушать. После обеда у меня есть целых два часа перед Учением. Я же учусь на Прислугу Придворных, представляешь? Ладно, пойдём, если ты наелся.
– Я наелся. Пойдём, Девочка.
Они оставили на столе грязную посуду, и вышли из кухни для подприслуги. Что ж, для подприслуговской кухни здесь кормят неплохо.
Окна в галерее были распахнуты, и послегрозовая свежесть наполняла каменные стены близостью лета. Да вот оно уже, лето, здесь, перешагивает порог. Разве есть граница, когда кончается весна и начинается лето? Её придумали люди для своего удобства. Смешные, они думают, что этим подчинили себе мироздание.
Возле одного окна скучали Великий Герой и его Флейтист и Факельщик. Флейтист наигрывал скучную мелодию, Факельщик разглядывал свой новый факел, проверяя ствол, чашку с круглыми краями и топливо. Узрев Шута и Девочку, все трое оживились.
– Вы за Сказкой? – с надеждой спросил Великий Герой.
– За ней, – признался Шут.
– Он расскажет мне о любви, - похвасталась Девочка.
– О любви?
Они переглянулись, пожали плечами.
– Что нового можно сказать о любви? – скептически поинтересовался Флейтист. – Это просто мелодия без слов, пауза и последний аккорд. Любовь – штука горькая, её за хвост из сердца не вытянешь и не выбросишь в середину солнца, чтобы она сгорела дотла.
Великий Герой вздохнул, что-то вспомнив такое, ради чего стоило вздохнуть.
– Да, – промолвил он. – Любящие беззащитны. Нелюбящий сильнее, ему нечего терять, тогда как у влюблённого есть сокровище настолько хрупкое, что его легко разбить чужим равнодушием. И осколки ранят достаточно больно. Чтобы стараться не вспоминать любовь-рану. И не вспоминать, если могут. Постамент любви – внутренний эгоизм. Именно ты хочешь, чтобы любимый был рядом с тобою каждую минуту своего времени, именно ты ждёшь от него проявлений его чувства. Неизвестно, истинная ли это любовь, и что такое вообще «истинность любви»? В общем, о любви я знаю достаточно, чтобы не слушать о ней других. Тем более Шута. Что ты знаешь о любви, Шут?
Поняв, что застрянет у этого окна надолго, Шут решил устроиться поудобнее. Он потеснил немного Великого Героя и забрался на широкий подоконник. Сильными руками он поднял Девочку и усадил её напротив, предупредив, чтобы не наклонялась наружу.
– Я могу только то вам поведать, что уяснил себе за много лет жизни и странствий, – начал он, – и, возможно, мои рассуждения покажутся вам примитивными...
– Ничего, болтай, – махнул Факельщик, – всё равно делать больше нечего, так хоть под нудность твоих повествований заснуть.
– Ладно.
Шут устремил взгляд на облака, уходящие за горизонт.
– Любовь – то ли сердцевина магнита, то ли прихоть сердец? Может, их храбрость? Это врастание друг в друга. Каждый из нас будет счастлив, если мы будем любить друг друга, как трава любит воду, как вода любит землю, как земля любит космос, как космос влюблён в россыпи звёздных галактик и хвосты одиноких комет. Одиночество же – неприятная штука, если, впрочем, ты не воплощённое одиночество. Трудно уходить от любви. Она имеет свойство начинаться с лёгкостью и красотой обещаний чего-то прекрасного, а потом разрывает на куски от разочарований; а может, просто рассеивается в пространстве из-за того, что не хватило сил или желания её охранить. В каком бы мире и времени ты ни помнил о прошлом, ты не можешь изменить его события. Но, даже зная об этом, ты так же знаешь, что память уроков беспомощна перед силой любви. И во взгляде твоём появляется снова надежда. Как сказал однажды Опальный Поэт... «Я увижу в заре пространство вечерней зари. Я узнаю тебя, если раньше тебя не умру».
– Стихи... – скривился Факельщик.
– Молчи, если не понимаешь, – цыкнул на него Главный Герой и кивнул Шуту. – Читай стихи, если ты их знаешь. Когда-то я любил стихи и всегда слушал бродячих морескьеров. Даже сочинял, – он горько усмехнулся. – И вот до чего я добрался – до дурацкого Великого Подвига, который ни к чему не привёл ни в моей судьбе, ни в судьбе моего народа!
– Хватит тебе канючить и стонать, – недовольно фыркнул Флейтист. – Нам тоже, между прочим, несладко приходится: ты же у нас один, а так было много, по очереди.
– Пожалуйста, – попросила Девочка, – давайте послушаем Шута. Шут…
– Да, милая, – сказал Шут и начал читать стихи.
Красотою ты не блещешь
И одета хуже других.
Ты всё время чего-то ищешь,
Избегая взглядов моих.
Может, ищешь ты формулу света,
Может, формулу вечной тьмы...
Ну, а мне сейчас не до этого:
Для меня ты – робость весны,
Нежность, скрытая в маске презрения,
Верность, искренность в глубине.
Что играешь ты в лицемерие?
Что боишься сгореть в огне?
Ты не бойся. Пройдёт ненастье,
Зацветёт, обновится душа.
Пусть ненадолго встретится счастье,
Некрасивая нежность моя...
И ещё одно.
Милая моя, звёздная...
В зимнем полусне
Однажды ты пришла.
Звёздная купель
Тебя ласкала.
Звёзды говорили мне:
"Она твоя".
Милая моя, звёздная...
Ты годами ждёшь,
Я знаю, лишь меня...
Я приду к тебе
В любое царство,
Ведь звезда шепнула мне:
"Она твоя".
Милая моя, звёздная...
Солнце глаз твоих
Растопит боль мою.
Светлой тишины
Союз с тобою
Знаком звёздным будет мне:
"Она твоя".
Милая моя, звёздная...
Поведу тебя
Дорогой долгою...
Странная звезда –
Она смолчала,
Что твоя звезда –
Не я.
Девочка вздохнула безрадостно: – «Бедный юноша... Он так надеялся.... А той девушке так хорошо – её любят... А она полюбит обязательно! Правда же, Шут? Правда».
А Шут прочитал третье стихотворение, странное и непонятное:
Без сердца и без крыш,
Без глаз и без стыда
Придёшь ко мне, о, ангел мой,
И выпьешь всё до дна.
Зовёт глухая ночь,
Поёт немая тишь.
Идёт трамвай без проводов
И ты за мной летишь.
Бежит чужая кровь.
Из цирка нет следа.
И под камнями островов
Раскрыта нагота.
Завяз большой рыбак,
И крабы на песке
Играют утром в чехарду,
И солнечно везде...
И мы с тобой бредём
Без страха – может быть.
Но осторожности лицо
Нам всё ж не повредит.
С тобой мы всё пройдём.
С тобой нам два пути:
И горный солнечный подъём,
И церковь впереди.
Ковыль цветёт. Ковыль –
Серебряная нить.
Мы доживём до седины
И сможем всё забыть,
И заново начнём
Мир добрый и живой,
И вновь завертится содом,
И вспыхнет мордобой.
Но, ангел мой, не трусь:
Вся жизнь – собом и рай.
И даже старости мотив
Бери – не выбирай.
Любовь, открой глаза,
Раздвинь тарелки крыш,
И сердце вынь из тормоза...
Ну, что же ты молчишь?..
Нет, ну это вообще странное какое-то стихотворение. Про что это оно? О какой-такой любви, когда тут только о рыбах, цирках и трам...ваях каких-то, ковылях... что это всё такое значит? Хоть бы перевёл свой тарабарский язык. Так размышляли Флейтист и Факельщик, недовольно поглядывая на мечтательно-грустного Шута. Да, лучше бы он болтал прозой, это у него приличнее получается. Вот так.
А Шут подумал немного и добавил вообще что-то несуразное и адресованное неясно кому:
– Целуй мою тень на мокрой дождинке... Целую тебя, как после долгой разлуки целуются звёзды.
Девочка вздохнула, прикрыв глаза. Шут посмотрел на неё. Ну вот, сейчас ей опять не восемь лет... Что же она такое? Как она хороша... Ничуть не хуже Главных Претенденток, даже лучше, потому что в ней главное – открытость и простота, а это такие редкие качества. Всё-то мы играем, играем перед другими, когда повзрослеем и перестанем пыжиться, доказывая всему миру, как мы хороши – не хороши на самом-то деле.
Чьи-то уверенные шаги зарычали на мысли Шута, прогоняя их прочь. Кто это там идёт так уверенно? Так уверенно, будто это сам Коридорный Курьер. Ух, ты, а ведь это и есть Коридорный Курьер! А мы на подоконнике сидим.
Коридорный Курьер прищурился на славную компанию, оккупировавшую окно галереи.
– Ну, что мы тут замышляем? – ехидно спросил он.
– Ничего, – сказал Шут.
– Совсем ничего, Коридорный Курьер! – с жаром подтвердила Девочка, соскакивая с подоконника. – Мы просто слушали Шута.
– А что он тут делает? – подозрительно вгляделся в того Коридорный Курьер. – Кто пустил его в Замок?
– Он пришёл вчера, – вступил в разборки Главный Герой. – Он сказки рассказывает.
– Сказки! Ха! – презрительно подбоченился Коридорный Курьер. – А Король знает про его сказки?
– Я прибыл для доклада Королю, – тихо вымолвил Шут. – У меня вчера была аудиенция.
– У Короля? – усомнился Коридорный Курьер.
– Ты можешь спросить у Слуги Дворцовых Дверей, – безбоязненно предложил Шут, не покидая удобного подоконника.
– Если он запомнил тебя, – фыркнул Коридорный Курьер. – Ладно, марш на работу. Ты, Великий Герой, забирай Флейтиста и Факельщика и ступай в корпус военных лицеистов. Подавай пример геройства молодым воинам. Тебе, Флейтист, не мешало бы сегодня разучить пару обязательных альб, а тебе, Факельщик, подготовить для огня десяток факелов для завтрашнего шествия морескьеров: Король решил в честь Главных Претенденток устроить театральный багатель... или монплезир, на любой вкус. Серебряной нравится багатель, а Золотой и Серо-Атласной – монплезир. А по мне – обычный увеселительный павильон без печей и холодильника. Так. Ты, Девочка, ступай в пятую комнату для прислуги. Хозяйка жалуется на пыль в оконной нише. Приберись и помоги на кухне к ужину. Да, я знаю, что ты не кухонная подприслуга, но людей не хватает. А после ужина тебя затребовал на Учение Главный Садовник. И чем это ты ему приглянулась, пигалица?
– Я внимательно слушала его, – призналась Девочка, но Коридорному Курьер было наплевать, что она делала, главное – что будет делать.
– Ну, а ты, любезнейший, пойдёшь со мной. Я проверю, каков ты из себя мастерок.
– Пока, Улыбалка, – сказал Шут уходящей Девочке. – Не уставай слишком сильно, а то не сможешь вечером волейболировать.
– Чего? – услыхал Коридорный Курьер.
– Я хочу научить её координации движений, – не моргнув глазом, вывернулся Шут.
– Ну и словечко замудрил, – хмыкнул Коридорный Курьер. – Ну что, слезать не
