«маститым реформаторам» и довелось сеять же семена всех тех сплошь до чего наскоро надуманных в угаре винных паров и спертого воздуха чисто анархических идей.
Причем все те до чего безнадежно же мечтательные радетели грядущих несметных благ были и впрямь донельзя так расхристанны и разношерстны во всей своей, пожалуй, что именно как есть чисто скоморошьей красе.
Ну, а также и сколь без конца и края были они до чего взбаламошенно чертовски разнообразны во всей своей довольно-то многоплановой цветовой гамме.
Причем в том самом чисто российском нисколько никак не черновом варианте событий все те былые тени французской революции только лишь поболее весьма ведь основательнее разом сгустились…
Все-таки якобинцы, при всем своем моральном уродстве и безнадежно фанатичном изуверстве, желали одного лишь очищения, света вместо вековой тьмы, а вовсе-то совсем не разрушения всех до единого устоев всего того совсем же разве что ненароком единовременно с ними существовавшего общества.
Ну, а большевики смотрели на весь окружающий их мир в некотором смысле, совершенно полностью до чего безупречно во всем явно иначе.
Поскольку, им ведь как есть только и надо было все, то прежнее полностью так в единый миг раз и навсегда до чего безоговорочно полностью сокрушить.
Деникин в его книге «Очерки русской смуты» пишет об этом так:
«Этот упрощенный большевизм - с типичными чертами русского бунта - проводить было тем легче, что он отрешился от всяких сдерживающих моральных начал, поставив целью первоначальной своей деятельности одно чистое разрушение, не останавливаясь при этом перед угрозой военного разгрома и разорения страны».
И главное все это лишь оттого, что, они себя на место Господа Бога вовсе ведь не единожды уж разом тогда прямиком и поставили, поскольку Его по их на редкость передовым представлениям никогда и не существовало в той еще до чего как есть самой изначальной природе вещей.
Ну, а более ранние пташки «народной воли» были во всей основной своей массе явными сторонниками деизма - учения считавшего, что Бог - Он, конечно, есть, да только никак не вмешивается Он в управление этим миром, а сидит уж тот сколь недалекий создатель всего сущего где-либо в сторонке, попросту на завалинке.
Ну, а что касаемо тех, кто стал на путь отъявленного обличения рабского и господского быта, который между тем так и покрылся копотью из-за до чего вовсе вот незапамятного от глубины веков фактически чисто разве что всегдашнего своего существования…
То уж как-никак, а эти люди были со всею отчаянной целеустремленностью разом готовы совсем беззастенчиво драться за свою голую правду уничтожая при этом сами основы всего того минувшего, а не только преобразуя его несколько так значит до чего еще явно по своему.
И главное буквально всем им была свойственна святая вера в блаженное бытие, полностью уж заранее до чего надежно гарантированное абсолютно каждому после донельзя славной победы их идей…
Ну, разве что кроме, быть может, лишь тех до чего загодя отпетых кровопийц и подлых душителей свободы.
И совсем это никак не в ту загробную светлую жизнь они ведь до чего немедля более чем беспечно всею душою разом уверовали…
Нет, уж в ней они полностью вот окончательно раз и навсегда совершенно разуверились.
Вовсе и близко совсем не осталось в них веры в чудесное бытие, что в том самом навеки былом и ушедшем сколь сладострастно и было им всем некогда как есть всерьез явно же наобещано сладкоречивым поповским речитативом.
Поскольку теперича им всем был нужен один лишь тот ее вполне полностью земной, как есть чисто уж «по воде вилами писаный» аналог.
Ну, а во имя самого последовательного затем воплощения в жизнь данного великого всеобщего блага всего-то только и надо было буквально уж все полностью заново перекроить, безусловно, переделав все в этом мире разве что лишь всецело по-своему, ну а затем и великое счастье само к нам тогда всенепременно разом нагрянет.
Ну а сколь весьма своевременному и насущному его приходу в наш век образования и культуры, безусловно, уж разве что только и препятствует одно вот засилье стародавнего рабства и замшелого варварства всевозможных унижений и лакейского лизоблюдства.
ДА только как бы, не так!
И дело тут было совсем не в самом по себе атеизме как таковом, а именно в чьей-либо абсолютно слепой убежденности, что весь этот мир скроен очень даже неказисто и плохо, а потому его и надо бы на самую скорую руку полностью ведь всеми силами более чем незамедлительно разом же переиначить.
В абсолютной и впрямь-то на редкость до чего еще совсем вот более чем незатейливой схожести именно с тем, как то ему и самому явно затем всецело пойдет, безусловно, на одну разве что самую великую пользу.
А между тем никак нельзя было бы это, собственно, окрестить хоть сколько-то иначе, нежели чем и впрямь сколь пустоголовым и совсем на редкость пространно же суровым мудрствованием.
А все потому, что в чем-либо подобном и близко так никогда не было хоть сколько-то поболее истинно настоящего здравого смысла, нежели чем в любой народной сказке с тем самым совсем на редкость бесподобно счастливым концом.
И ведь главное, во всех тех до чего давно назревших книжных реалиях все было на редкость просто и ясно, как впрочем, и то самое немыслимо радикальное и донельзя скоротечное лечение мигрени, путем самого безоговорочного усекновения чьей-либо еще изначально довольно-таки непутевой головы.
А между тем именно подобными делами всякая революция, собственно, и занимается, причем с самым что ни на есть небывалым размахом, до чего судорожно при всем том отчаянно благословляя и боготворя всех своих ничтожных вождей, так как это они и наделили ее подобным великим, можно даже сказать эпохально же суверенным правом.
Хотя что, правда, то, правда, жизнь, она сколь неизменно тяжка под сущим гнетом зловредных народных эксплуататоров!
Да, так оно и есть, а потому и говоря, обо всем том до чего откровенно а, кстати, еще и безо всякого никому уж совсем вот ненужного пафоса, капиталистическое, а некогда ранее феодальное угнетение действительно во всем являло собой дикий мрак, да и вообще имело образ самого явного врага буквально-то всякого духовного прогресса.
Однако надо бы хоть как-либо намекнуть и на то, что крайне жестокое подавление воли и закабаление человека человеком столь всевластною рукой и до того невообразимо давно пришло со всем исподним в человеческой натуре в те незыблемые, можно сказать, закостенелые формы, что какие-либо существенные изменения тому и близко никак не предвидятся.
И можно и о том, в сущности, разом уж, собственно, высказаться, что попросту и впрямь именно что сжилось оно с нами… словно те кандалы, что некогда ведь влитую срастались с несчастными узниками старинных подземелий.
И от всего этого никаким необычайно суровым насилием было и близко-то вовсе ни в жизнь никак не избавиться!
А также вполне еще следует уж держать строго в уме, что всякое, то чисто внешнее, лютое и вызывающее сильнейшее чувственное отторжение недобро закабаления одних людей другими, безусловно-то никак не проистекает от самой сути чисто животного происхождения человека.
Института рабства, в самом доподлинно теперешнем его понимании некогда, в том до чего отдаленном от нас первобытном прошлом вовсе и не существовало даже в помине.
Жестокая эксплуатация человека человеком – это сколь явное суровое новообретение современной зрелой цивилизации, а потому ничто подобное попросту и близко никак не являлось вполне уж естественным и первородным олицетворением того-то самого первоначального человека-зверя.
И это разве что со всеми теми наиболее животными проявлениями всей той до чего многоликой человеческой сущности можно и нужно бороться при помощи и вправду так самого сурового и беспощадного насилия.
А вот с сущими огрехами недостаточной цивилизованности нужно бы разбираться медленно и культурно, а главное, очень ведь даже предельно во всем крайне осторожно.
Причем всякое гиблое угнетение, и вовсе не только в его современной интерпретации, - это куда вернее явный продукт самой так конкретной надстройки над всею той еще самой примитивной и убогой дикостью.
Ну, а как раз, потому это и есть, до самого конца наиболее естественное следствие иерархически довольно во многом на редкость весьма же многослойно обустроенного цивилизованного бытия.
А из всего того вполне однозначно само собой разом и следует, что это – всего-то навсего наиболее темная сторона общечеловеческой культурной действительности.
Ну, а потому и представляет оно из себя явный же шлак всего того возвышенного величия, каковое можно подчас лицезреть воочию, посещая великие исторические места.
При этом ведь нет совсем ничего, что было бы яснее и безукоризненно проще…
Несомненно, данное сколь донельзя прискорбное положение вещей, действительно, более чем недвусмысленно во всем до конца противоречит, тем самым истинно наилучшим человеческим чувствам, ну а посему всякому тому достойному сердцу от всего того явно уж бывает нестерпимо подчас вовсе вот исключительно больно.
И кстати, именно в связи с этим разум культурных и просвещенных людей и впрямь-то до чего агрессивно и донельзя воинственно противопоставил все свои на редкость возвышенные принципы тому до чего крайне плачевному, однако, при всем том на целые века весьма уж ныне прочно так до конца устоявшемуся, социальному положению общества.
Однако нашлись же умники, что безо всяких долгих и совершенно излишних прений, наспех вооружившись до самых зубов тяжеленым, что твой булыжник «Капиталом», и впрямь вознамерились привести весь тот многоликий, никак не бесплотно окружающий нас мир во вполне надлежаще полностью должное соответствие чьему-либо столь лучезарно сияющему необычайно возвышенному облику и подобию.
А между тем этакому социальному эксперименту, попросту уж беззастенчиво взявшему на щит совершенно бесплотные надежды на самые скорые и многозначительные перемены, попросту как есть, заранее была уготована та самая кромешная тьма всех полностью беспочвенных, однако вполне в принципе еще изначально до чего истинно всеблагих (на одну великую людскую беду) начинаний.
Попросту никак ничего хорошего вовсе-то пока не выходило из всех тех совсем вот наспех, бездумно и скороспело осуществленных прожектов.
А все это потому, что они только ведь и основаны на одних лишь тех многозначительно наилучших славных и абстрактно здравых намерениях.
Безо всяческой соответствующей сметки, да и весьма и весьма многолетней обкатки на сколь суровой практике бытия, такие вещи до добра вовсе так никого и никак явно не доведут, даже если бы речь пошла только лишь о создании некой той весьма доморощенной артели на каких-либо никогда ранее никем пока не испытанных, экспериментальных принципах производства.
И этакому величайше великому (от всех радужных иллюзий) почину уж на роду, видать, было написано взять, да более чем наскоро возродить некогда повсеместно же процветавшее в той еще седой древности идолопоклонство, да и со всеми его внешними атрибутами и прежде всего
